— Туда, — выразительно закатила к потолку глаза девица. — Это все из-за Сереги, из-за дружка ее. Сто раз ей говорила, держись от него подальше, и вот пожалуйста. Серега сгинул, и Натаха с ним.
— Что значит сгинул? — насторожилась я.
— А то и значит: все его ищут, и никто найти не может.
— Выходит, в милиции правы, и она с этим Серегой сбежала?
— В милиции одни придурки, им бы только ничего не делать. Болтались здесь полдня, и что? Вот рабочие говорят, что никуда не отлучались, а я их во дворе видела, в соседнем. А что им там делать?
— В каком дворе? — История становилась все запутаннее.
— Вот в этом. — Девушка подтащила меня к окну и ткнула пальцем. — Тебя как звать-то? — спросила она хмуро.
— Лариса.
— А меня Евгения. Видишь двор соседский? Моя комната раньше рядом была, такое же окно, вот я глянула и этих там как раз и увидела.
— Ты в милиции рассказала?
— Ага, нашла дуру. Короче, так, Наташку искать дело пустое, где-нибудь в сырой земле зарыта. И никому до этого никакого дела, вот сволочи.
— Подожди, ты считаешь, ее убили в этой комнате?
— Ну, может, и не здесь, может, в другом месте, но раз одежду ее не прихватили, значит, решили, что она ей не понадобится, усекла?
— Усекла, только не все. Ты вот говоришь, что покинуть ресторан Наташа не могла, а как же труп? Если ее убили, труп должны были вывезти…
— Может, вынесли, а может, и нет. Я бы как следует в этом кабаке пошарила, например, в подвале. Там слона спрячешь, а у меня третий день видения, вроде кто-то за спиной раз — и прошмыгнет или шепчет. Мне эта комната хуже горькой редьки. Ни в жизнь бы сюда не сунулась после та кого-то, а эта стерва Жанка звезду из себя корчит, ей, видишь ли, со мной в одной комнате тесно, сама бы сюда и переселялась, а я… — В этом месте она сердито плюнула и отвернулась, а я еще немного посмотрела в окно и попробовала рассуждать здраво.
— Ты не злись, — сказала я тихо, радуясь, что девица мне попалась на редкость разговорчивая. — Но если кто-то мог вынести труп, то Наташа тем более могла…
— А одежда? — нетерпеливо напомнила Женя.
— А одежду ей принес тот же Сергей, специально.
Девушка поморщилась.
— Ты так говоришь, потому что ничего не знаешь. Не выходила она из ресторана, и не спорь. Где-нибудь в стенке замуровали.
Я заподозрила, что девица чрезмерно увлекается страшилками, и обреченно вздохнула, вряд ли я смогу узнать что-нибудь путное. Но разговорчивая Евгения остановиться уже не могла, схватила меня за руку, подтащила к потрепанному дивану и зашептала:
— Я, когда она еще с дачи вернулась, сразу поняла, что-то не то.
— С какой дачи? — Я максимально округлила глаза.
— Этот ее Серега парень непутевый, я имею в виду, с таким только свяжись — и обязательно вляпаешься в историю. А Натаха в него влюбилась, ну не дура ли? Говорила я ей, говорила, а как об стенку горох. Сначала этот гад ей в любви клялся, на Канары возил, купил квартиру в хорошем районе, Наташка думала, может, женится на ней, но меня-то не проведешь, я-то сразу поняла, с таким кашу не сваришь. Мы с ней даже разругались, она решила, что я на ее Таболина зря наговариваю, потому что завидую. Очень надо, да если бы я захотела… Ладно, это тебя не касается. Короче, мы с ней поссорились. И кто, думаешь, прав оказался? Месяца как люди не пожили, а он бабу завел. Вот скажи, чего мужикам не хватает? Все как на подбор кобели. Наташка девка красивая, а этот гад… ладно, слушай дальше. Она его с этой стервой застукала, то есть фотографию нашла, он ее в медальоне носил, прикинь? Точно рыцарь, еще бы клок волос положил, но про волосы я это так, не было волос, а фотографию Наташка самолично обнаружила и закатила ему скандал. А он дверцей хлопнул — и адью, носа не кажет. Наташка нервничала, ну и сказала пару раз, что, мол, рыжей стерве глаза выцарапает, и говорила-то нашим девкам, вроде все свои, но нашелся паразит, донес Таболину, он прилетел, глаза вытараща, и на Наташку с кулаками, мол, я тебе твой поганый язык вырву, и вырвал бы, ей-богу, с него станется, он ведь чокнутый. Слава богу, ребята его оттащили, ну, из охраны, и кое-как утихомирили. А Наташке обидно, два дня ревела, даже утопиться хотела, ну это она, конечно, так… И что ты думаешь, этот гад, Таболин, является сюда как ни в чем не бывало. Наврал с три короба, мол, никакой рыжей и медальон не его. Наташка ни словечку не поверила, но все равно этого гада простила, сердцу-то не прикажешь. Черт его знает, зачем он к Натахе вернулся, но точно не по любви. Разве женщину обманешь? Медальон он снял, но Наташка не дура, чувствовала, все между ними наперекос пошло. У нас тут такой народ, ни с кем поговорить нельзя, а мы с Натахой сдружились, и она мне все рассказывала. Дня за три до того, как ей пропасть, здесь мужик объявился, пришел с Сашкой Юматовым, Жанкиным хахалем, тоже непутевый, женат, двое детей, а ни одной бабы не пропустит. А дружок у него симпатичный, все анекдоты рассказывал, Наташка ему понравилась, и он весь вечер к ней подмазывался. Ну Наташка и решила, пусть Таболин малость побесится, и уехала с этим, как его… Максим. Точно. На следующий вечер он опять к ней, Максим, я имею в виду, здесь вот на диванчике устроились, а на двери даже задвижки нет… Тут Таболин и явился. Хорошо, что я видела, как он по лестнице поднимался, стучу Наташке, чтоб предупредить. А у нее как раз номер, она из комнаты выпорхнула, Серегу поцеловала и вниз, а он ее здесь дожидался, я-то вся извелась, думаю, ну как он Максима в комнате обнаружит, но тот, видно, в шкафу спрятался. Я у себя дверь неплотно прикрыла и прислушивалась, потому что за Наташку переживала. Гляжу, идет девица и тоже в Наташкину комнату, минут через десять вышла, шмыг — и нет ее. Подумай, какой гад, со своей рыжей стервой у Наташки в гримуборной трахается.
— За десять-то минут? — нахмурилась я.
— Может, не трахается, но все равно обидно.
— Так это рыжая приходила?
— Черт знает. На ней вроде парик был… а может, не парик. Волосы длинные, каштановые, очки классные такие, и одета с иголочки. Конечно, Наташка девка хоть куда, но от таких, как та, что приходила, мужики обычно с катушек съезжают. В общем, ушла она, и Таболин в зал спустился, а я за Максимом пошла, но его в комнате не было. Наверное, в окно вылез, у нас тут рядом лестница пожарная, спуститься можно.
Я подошла к окну и смогла убедиться, что это в самом деле нетрудно. Лестница в двух шагах от окна, и, пристроившись на ней, можно было отлично слышать, о чем говорят в комнате.
— А как выглядел этот Максим? — забыв про осторожность, спросила я.
— Обыкновенно, — пожала плечами Женя. — Симпатичный парень… Глаза у него запоминающиеся, очень светлые, но он почти всегда в очках.
— Очень светлые? Голубые, что ли?
— Ага. Ну вот, Наташка номер закончила, вернулась к себе, а я ей рассказала про этого гада Таболина, она здорово разозлилась — и правильно. Устроил здесь дом свиданий… Наташка виду показывать не стала, в ресторан к нему отправилась, а мне говорит: я этого гада выслежу и мымру его тоже. Я, говорит, узнаю, кто она такая, не зря, говорит, Таболин боится, наверняка чья-то жена, вот я и расскажу мужу про ее шашни, пусть он ей мозги-то вправит.
— Хорошая идея, — согласилась я, думая при этом, от каких нелепых случайностей порой зависит наша жизнь.
Женька между тем увлеченно продолжала рассказывать:
— На другой день она пораньше отпросилась. Я сразу поняла: за Серегой следит, и точно. Вернулась уже на следующий вечер, часам к семи, я уж беспокоиться стала, мы в семь начинаем, а она всегда пораньше приходила. Спрашиваю: «Где была?», она мне: «На даче у Таболина», и вроде как испугана очень. Я к ней с расспросами, а она молчит как рыба. Ничегошеньки мне не сказала, как я с ней ни билась. И в тот же вечер исчезла. Теперь ясно?
— Не очень, — призналась я.
— А мне вот сразу все ясно стало. Выследила она подлеца Таболина, а он ее за это убил. Один тип, в нашем городе хорошо известный, ему двоюродным братом приходится, оттого Серега ничего не опасался, а менты не шибко напрягались. Натаха где-то здесь, бродит душа ее неприкаянно… А мне одно беспокойство в этой комнате, — совершенно неожиданно закончила Женька.
— А этот Максим, он раньше здесь появлялся? — спросила я, совершенно не заботясь о конспирации.
— Нет. Никогда. Я бы запомнила. Я тут с открытия. Вот Сашка часто заглядывал, он нашей стервы Жанки хахаль, она его лет на десять старше, просто смешно…
— Да неужели? — услышали мы за спиной женский голос, обернулись и увидели в дверях ту самую певичку бальзаковского возраста, она стояла, сложив руки на груди, привалившись к косяку, и насмешливо нас разглядывала.
— Ну и чего ты приперлась? — спросила Женька, поднимаясь.
— Язык у тебя точно помело, — презрительно бросила женщина. — Смотри, доболтаешься.
— А ты мне не грози. Очень я тебя испугалась. — Судя по гневно сверкающим глазам, дело шло к потасовке, я засеменила к двери и, воспользовавшись тем, что обе дамы заняты, выскользнула в коридор.
