Участковый приблизился. Тело как раз перевернулось на спину, открылось лицо. Несмотря на воздействие воды и повреждения, он сразу опознал в убитой пропавшую почтальоншу.
– Ну вот мы дело и раскрыли, – произнес Царев немного растерянно и как-то неуклюже.
Было видно, что он, как и все остальные, чувствует себя не в своей тарелке.
– Да уж, раскрыли, – пробормотал Конопаткин.
С наступлением ночи в Голоштанном светились окна не более чем в десятке домов. Обитатели всех остальных жилищ уже легли спать либо, как девяностодвухлетняя Мария Петровна Зеленова, экономя электричество, передвигались по дому в темноте, со свечой или с фонариком, заряженным днем. Никто не обратил внимания на то, что собаки в селе вели себя куда беспокойнее, чем обычно.
Кавказская овчарка Егора Кузьмича Опарина сразу почувствовала присутствие чужаков. Пес встал, звеня цепью, понюхал воздух и зарычал, готовясь облаять нарушителей. Вдруг из-за забора что-то вылетело и шлепнулось в траву перед ним. Кавказец двинулся к неизвестному предмету, ощущая восхитительный аромат свежего мяса, исходящий от него. Пес не мог поверить, что ему привалило такое счастье. Яд не имел вкуса и запаха.
От дома Опарина злоумышленники двинулись дальше. Их было двое, оба в масках. У дома Березенцевых они решили разделиться. Один пошел вдоль дороги, а второй стал собирать осколки кирпича, разбросанные у дома.
Выждав десять минут, он перемахнул через ограду и приступил к погрому. Зазвенели разбитые стекла. Люди внутри отозвались хриплыми воплями. Затем уже залаяли собаки по всему селу.
Диверсант не спеша обошел дом по кругу, выбил все окна и лишь после этого ретировался через двор соседей. В домах вокруг начал загораться свет. Люди выходили на улицу, не понимая, что происходит.
Затем кто-то увидел вдалеке языки пламени.
– Пожар!
Слово разлетелось во тьме, раздуваемое страхом. Жители села засуетились. Они мгновенно определили, что горит амбар у Никитиных. Люди хватали ведра, лопаты, вилы и бежали к зареву. Все понимали, что, пока приедут пожарные, может выгореть половина села.
Иван и его отец были в первых рядах. Они организовали подачу воды к месту тушения пожара. Пламя заливали из наращенных шлангов и ведрами. Люди рубили траву и копали землю, чтобы поставить заслон распространяющемуся огню. Головешки падали вокруг, образовывая новые очаги пожара, которые тут же тушились. В горячем воздухе пахло гарью.
Следом пришла весть, что горят колхозный гараж и склады. Часть людей побежала туда, чтобы втащить технику, но с одного взгляда на постройки, объятые пламенем, было ясно, что спасать там уже нечего.
Зинаида Андреевна по приказу сына осталась дома и не принимала участия в тушении пожара. Она ждала возвращения мужчин, прислушиваясь к звукам, доносившимся снаружи. Окна были плотно закрыты, но запах гари все равно проникал внутрь. От этого по телу женщины бежали мурашки.
Она устала сидеть, выглянула в окно, потом повернулась и обмерла, увидев на пороге двоих гигантов в масках. Ее словно сковал паралич. Зинаида Андреевна не могла пошевелиться.
Один из незваных гостей мягко проскользнул к ней, поднес к лицу пистолет и шепотом поинтересовался:
– Где твой сын?
Зинаида Андреевна молчала. Тогда неизвестный негодяй приставил пистолет к ее виску, щелкнул предохранителем и пригрозил:
– Говори или мозги вышибу!
– Я не знаю, – выдавила из себя женщина, балансируя на грани обморока.
Гигант сделал знак своему напарнику, тот проверил все комнаты, вернулся и доложил:
– Никого!
– Облом. – Здоровяк вздохнул и наотмашь ударил Зинаиду Андреевну по лицу пистолетом.
Сознание оставило ее раньше, чем женщина почувствовала боль от удара.
В это время практически все более-менее дееспособные жители Голоштанного продолжали тушить пожар. Все их усилия сводились к тому, чтобы не дать огню расползтись. Потушить деревянную постройку, забитую соломой и кормами, при помощи ведер и садовых шлангов было нереально.
Через два часа приехали первые пожарные расчеты из райцентра. К этому моменту произошло разрушение конструкций. Пожарникам оставалось только залить головешки. Гараж и склады также сгорели дотла, пока борцы с огнем искали, где отключается электропитание зданий.
Иван с отцом шли домой чумазые и усталые. По селу туманом стелился дым. Начинало светать.
Иван думал о пожаре. Все это было очень похоже на поджог. Самовозгореться там ничего не могло. Замыкание в проводке также исключалось, так как в амбаре электричество отсутствовало начисто. Хозяин амбара не курил. Значит, все же поджог.
Иван не стал делиться с отцом своими мыслями. Он так устал, что не мог даже языком ворочать. Когда они входили, свет в доме еще горел.
Александр Федорович шел первым, поэтому заметил жену на полу. Он кинулся к ней и стал приводить в чувство, хлопать по щекам.
– Эй, Зина! Очнись!
Сын присел рядом. На лице матери он заметил свежие следы побоев, коснулся запястья, проверяя пульс. Сердце, слава богу, билось равномерно. Затем Иван проверил зрачки.
– Да что ты все лезешь? – заорал на него отец, в глазах которого стояли слезы. – Врача вызывай!
Иван спорить не стал. Он вызвал «Скорую» и снова присел рядом с матерью, стараясь сообразить, что делать дальше. Его мысли путались. На их дом было совершено нападение. Учинили его, естественно, те же негодяи, которые приходили ранее. Кулаки Ивана сжались сами собой. Эти гады еще не знают, какой бывает настоящая месть. Иван встал.
– Куда собрался? – поинтересовался отец. – Мать сейчас надо будет грузить в «Скорую». Я один не справлюсь.
– Санитары помогут, а мне надо идти, иначе это никогда не закончится, – ответил Иван и быстрым шагом пошел к двери.
Он знал, кто это сделал и где их искать. В деревне судачили, что председатель сдал бандитам под гостиницу сельсовет. Иван не сомневался в том, что найдет их и расквитается. Сначала он хотел просто пострелять обидчиков, потом остыл и принял решение ограничиться мордобоем. Но если у матери дела пойдут действительно плохо, то он прикончит их, как пить дать, всех до единого. Иван дал себе это обещание и поклялся выполнить его.
Бойцы вернулись в сельсовет с видом победителей. Торпеда сорвал с головы маску и смахнул ею пот с шеи. У него было широкое скуластое лицо, темные с проседью коротко стриженные волосы и прищуренные глаза, полные маниакальной подозрительности. Товарищи по оружию боялись лишний раз пошутить или улыбнуться в присутствии Торпеды. Тот все моментально принимал на свой счет, в чем угодно видел намеки, подколки и угрозы. Кулаки у него были тяжелые, а уважение к чужой жизни и здоровью отсутствовало начисто, поэтому желающих потягаться с ним в рукопашной или просто возразить не находилось.
Калиша сразу плюхнулся в кресло и откинулся, расслабляясь. Он отличался от Торпеды лишь высоким ростом, худощавым телосложением, узким лицом. Еще тем, что волосы этот тип всегда зачесывал назад и собирал в хвост. Брился Калиша редко, отчего походил на рокера. В жестокости, силе и умении владеть оружием он ничуть не уступал Торпеде. Словом, два сапога пара. Поэтому и работали они всегда вместе.
– Ну и что там? – поинтересовался Живцов, войдя в актовый зал, где бойцы переодевались.
– В деревне все обмочились, – заверил его Торпеда с непоколебимой уверенностью. – Пункты плана выполнены. Мы только с младшим Григорьевым разминулись. Он тоже побежал тушить пожар, а мочить его на глазах у всех не резон. Потому и остался, падла, в живых. Пришли в дом, а там только его мать. Я ее взгрел маленько.
– Значит, на старуху напали, а спецназовца упустили, – уточнил Живцов и дико завопил, потеряв контроль над собой: – Да вы понимаете, что сделали! Вы должны были его погасить, а не бабку!
Он орал минут пять, щедро сдабривая свою эмоциональную речь трехэтажным матом, потом выдохся, сел и схватился за голову.
– Так мы, если надо, можем вернуться и подождать его, – неуклюже начал Торпеда.
Живцов поднял голову и посмотрел на него исподлобья. Перед ним будто стоял убогий калека, одним своим видом вызывающий жалость.
Горелый попытался успокоить шефа, но и ему досталось на орехи. Наконец Живцов приказал всем ложиться спать, а сам пошел в комнату, которую делил с Горелым. В старом полутемном здании сельсовета зловеще поскрипывали половицы. В окна лился мертвенный серебристый свет луны, которая уже начала таять на небосклоне, уступая место зарождающейся заре. Горелый с виноватым видом тащился рядом и сопел.
– Не знаю, зачем я набрал всех этих быков. Толку от них никакого, – зло буркнул Живцов и открыл скрипучую дверь с табличкой «Председатель колхоза». – Думал, что, если бойцы будут выглядеть как тупые неандертальцы, никто не посмеет им перечить. Все должники сразу выложат бабки. Рожи-то у них – будь здоров, аж мороз по коже продирает! И работало ведь раньше! Чертовы колхозники! Таких хрен чем напугаешь. Да и наши тоже лохи!
