— Неужели ты не понимаешь, что первая любовь скоротечна? — подняла заплаканное лицо гостья.
— Не у всех и не всегда, — уверенно произнесла Ирина. — У кого-то она перерастает в глубокую и продолжительную любовь, и мы не должны этому мешать.
— Не неси чушь.
— Я говорю то, что подсказывает мне материнское сердце. В большинстве случаев юношеская любовь обрывается потому, что вмешиваются родители со своими понятиями и все только портят. Я докажу тебе то, что Алексей думает о Светлане. Подожди минутку.
Ирина Анатольевна ушла в комнату и вскоре вернулась.
— Это, — она положила на руки подруги пачку десятирублевых купюр, — он передал твоей дочери, но просил, чтоб я не говорила, что от него.
— Когда передал? — бросила недоверчивый взгляд Ольга Никитична.
— На днях заходил его друг, который недавно освободился, он и принес, — объяснила Ирина.
— Но откуда у твоего сына деньги?
— Точно не знаю, парень рассказывал про строительство дома какому-то начальнику, но просил все держать втайне, потому что они не совсем официальные — шабашка. Надеюсь, не подведешь меня, что я перед тобой раскрылась?
— Сколько здесь? — вопросом ответила женщина.
— Тысяча.
— С ума сошла? Не могу я взять такие деньги. Не волнуйся, никому не расскажу, но и брать не стану, — заявила подруга.
— Во-первых, не я их даю, во-вторых, не тебе, — отрезала хозяйка. — Алеша передал их своей девушке, еще не зная, что у нее будет от него ребенок, а теперь он еще больше будет заботиться о ней.
— Может, ты и права: не наши деньги — не нам решать. Нужно признаться, что это вовремя и хорошее подспорье для новорожденного, — впервые за время беседы улыбнулась Ольга Никитична, затем бросила виноватый взгляд на хозяйку и сказала: — Я ведь ругаться к тебе шла, а ухожу с миром и со спокойной душой. — Она поднялась с табуретки. — Вот только не знаю, как своего мужа успокоить, уж очень он зол на Алексея. Светлана — смысл всей его жизни.
— Ты лучше скажи мне, как дочь сама ко всему этому относится? — поинтересовалась Ирина Анатольевна.
— Как ни странно, но она даже радуется. Говорит, что Алеше тоже будет приятно узнать новость. Не представляю, как дальше сложится, но на сегодня ты права — наши дети любят друг друга.
— Вот и объясни мужу про чувства детей. Он напрасно считает Свету еще совсем маленькой девочкой и думает, что она всю жизнь просидит под его крылышком. Такое часто бывает, когда в семье один ребенок. И в тридцать, и в сорок — для него всегда Светлана останется маленькой. И только ты, как жена и мать, сможешь объяснить мужу, что рано или поздно наступит такой день, когда дочь заведет свою семью, — закончила Ирина Анатольевна.
Ольга Никитична слушала и вникала в каждую фразу, произнесенную подругой, и в конце концов мысленно согласилась, что такая проблема в их семье существует.
— И тут ты права. — Она обняла Ирину Анатольевну и крепко прижала к себе. — Еще мне кажется, что твой сын — не самая проигрышная партия для моей дочери. — Они тепло попрощались, и уже на выходе гостья обронила: — Заходи почаще, как-никак мы теперь близкие родственники…
В исправительно-трудовой колонии время шло своим чередом. Атаман с Тюленем провернули пару удачных операций и, что называется, спелись. Как-то раз Виктор заявил:
— У нас, Атаман, с тобой много общего, ты даже мысли мои читаешь.
— Забыл добавить, кореш, что я их прочитываю чуть раньше, чем ты подумаешь, — с ироничной улыбкой ответил Алексей, ему нравилось подтрунивать над Гущиным, а тот редко обижался.
— Как это, чуть раньше? — сморщил лоб Тюлень. — Объясни, раз ты такой умный.
— Ты тоже не дурак. Сначала выслушаешь прочитанные мной мысли, а потом начинаешь соображать.
— Не понял, — задумался Виктор над головоломкой.
— Не напрягай мозги и не старайся понять. Это аксиома, которую нужно просто запомнить и неукоснительно соблюдать. Кстати, для нашего дуэта лучшего правила не придумаешь.
— Да ну тебя, — махнул рукой Гущин. — С тобой невозможно говорить серьезно.
Почти каждую ночь во сне к Казакову приходила его любимая. Ему не очень хотелось расставаться с видением, но оно постепенно исчезало, и Алексей просыпался задолго до общего подъема. В такие минуты он вспоминал письмо, в котором девушка сообщала, что у них будет ребенок, и которое Алексей выучил наизусть.
Он строил дом для жены и сына в мыслях, почему-то был убежден, что у него родится именно сын, строил старинные замки из камня, представлял зеленую лужайку с сочной травой, на которой резвится его малыш, запуская бумажного змея. Но звучала команда «подъем», и мечты растворялись, наступало опустошение и мучила тоска. Только отдаваясь занятиям спортом, он отвлекался. Тренировались ребята не менее пяти-шести часов ежедневно.
После утренней сорокаминутной разминки они устроили пятнадцатиминутный перекур, когда и навестил их отрядный.
— Поддерживаем спортивную форму? — спросил он с порога.
— Поддерживаем, — откликнулся за двоих Тюлень.
— Не тяни резину, начальник. Излагай, зачем пожаловал? — вставил веское слово Алексей, который любил конкретные отношения с отрядным.
— Один мой бывший заключенный дал неплохую и прибыльную наводку, — начал офицер, ерзая на стуле, который скрипел и трещал под тяжестью его тела, но почему-то не разваливался. — Во втором вагоне поезда Челябинск — Алма-Ата, в третьем купе, из поездки по Уралу возвращаются на родину денежные люди.
— Кто такие? — задал Атаман резонный вопрос.
— Двое крупных поставщиков анаши в города Урала, третий — телохранитель, шкаф такой, ростом не меньше двух метров. Главное — с ним расправиться.
— Сколько денег они везут? — последовал очередной вопрос Атамана.
— Точно не скажу, но пахнет несколькими сотнями тысяч рублей. — Мирошниченко развел руки в стороны, как бы показывая, какая это огромная сумма.
— Годится, — кивнул Казаков. — Когда поезд?
Деловые разговоры со старшим лейтенантом Мирошниченко он вел один. Тюлень не вмешивался, его вполне устраивала роль технического исполнителя, благо есть кому без него думать.
— Сегодня, — удивил всех офицер.
— А мы успеем? — удивился Гущин, в первый раз за все время задавший вопрос.
— Успеете, — успокоил его Мирошниченко, затушив сигарету в стеклянной банке. — Действуем по разработанному плану. Вот-вот должны подойти конвойные, они уведут бригаду плотников на весь день грузить кирпич. Моя машина в десяти метрах отсюда, что делать, знаете.
Двое молодых людей сели в поезд заблаговременно и сразу закрылись в двухместном купе, подальше от посторонних и любопытных глаз. Поезд, набирая скорость, миновал пригород.
— Может, на разведку сгонять? — предложил Виктор, вспомнив, зачем они здесь.
— Лучше сходи к проводнику и попроси, чтоб принес чаю, — посоветовал Казаков.
— Нашел время чаи гонять, — возмутился здоровяк.
— Это нужно для дела, — коротко бросил Алексей. Тюлень вышел и через минуту вернулся.
— Заказал? — поинтересовался напарник.
— Сейчас принесет.
— Жди меня здесь и никуда не отлучайся.
И Атаман исчез.
Проводник принес чай и поставил на откидной столик, а следом за ним возвратился напарник, удовлетворенно потирая руки.
— Где ты был? — Виктор пытался уловить, что задумал Атаман.
Алексей молча извлек ключ от дверей купе из кармана брюк и кинул его между стаканами чая.
— Где ты его взял и зачем он нам? — спросил Тюлень, взглянув на ключ.
— У проводника позаимствовал, пока он тебя чаем угощал, — сделал глоток горячего чая Атаман. — Или ты считаешь, что они сидят с открытой в купе дверью и только дожидаются, когда мы их ограбим?
— Понял, — буркнул увалень. — Когда начнем?
— Минут сорок, если судить по расписанию, у нас есть в запасе. — Алексей на мгновение задумался и продолжил: — Придется тебе с полчаса послоняться в тамбуре. Не исключен вариант, что телохранителю приспичит выйти в туалет, тогда мы успеем управиться с делом в его отсутствие.
Атаман нервничал, прикуривая третью подряд сигарету. Алексей посмотрел на часы, и дуги ровных черных бровей поползли вверх от удивления: прошло всего восемь минут, как Тюлень занял наблюдательный пункт в конце тамбура. Казаков затушил очередную сигарету и изучающим взглядом окинул купе. Его внимание привлекла откидывающаяся железная ножка столика. Несколько минут потратил на то, чтоб отломать ее. Крышка упала вниз и громко хлопнула о стену, на полу валялись разбитые стаканы и помятые подстаканники. Но, удовлетворенный проделанной работой, юноша не обращал внимания на беспорядок. Он оторвал часть простыни и завернул в нее железный прут. Часы отсчитывали драгоценные секунды, и беглый взгляд на циферблат показал, что Гущин отсутствует уже семнадцать минут. Алексей не знал, чем занять себя, от бездействия сдавали нервы.
