– А я для чего все это затеял? – уставился Антон на капитана. – Я ведь обстановку изучил, статистику поднял, отчеты. Если бы еще с руководителями служб и подразделений в пререкания с самого начала вступил, то воз и поныне был бы там же. А я подготовил свое видение, доложил вам всем сразу. Вот и давайте теперь советоваться, приводите свои контраргументы, возражайте, предлагайте иное, если со мной не согласны.
– Воду ты в ступе толчешь, вот чего я тебе скажу. Сейчас Кулевец захочет в новом свете перед областным начальством выступить и начнет нас наклонять. Начальству суть-то не важна, пойми ты это. Начальству важно, чтобы все выглядело так, как будто улучшается, чтобы просто что-то делалось в этом направлении.
– А не наша ли с вами работа, – возразил Антон, – чтобы это перестало быть видимостью, а стало действительно полезным делом, чтобы в самом деле эффективность повысилась?
– Да ничего она не повысится! – махнул рукой капитан. – Ты людям новый геморрой предлагаешь. Оно кому нужно?
– А я думал, что мы погоны для того и надели, чтобы свой долг выполнять, людям служить, думать, как лучше делать свою работу.
– Перед начальством прогибаешься, вот что я тебе скажу, – брезгливо усмехнулся капитан. – Тебе не с Кулевцом работать, тебе с нами работать. А Кулевец… сегодня он есть, завтра его нет. – Капитан встал и решительно надел фуражку. – Давай свои писульки, новатор! Пойду время терять и отписываться из-за тебя.
Пока ситуация не созрела и не было принято решения по поводу его предложений, Антон свои планы стал реализовывать в том объеме, в каком позволяли ему его должностные функции. Благо, пока был исполняющим обязанности начальника отдела. Он начал гонять своих немногочисленных сотрудников с проверками, собирать их рапорта, и сам тоже активно включился в процесс.
Уже следующий вечер он посвятил дальним опорным пунктам. Участковый пункт полиции, на который он пришел, располагался на стыке заводского жилого массива и частного сектора. Первым делом Антон познакомился с вывешенным режимом работы. Ему сразу бросилось в глаза, что все участковые осуществляли прием граждан практически в одни и те же дни и часы, по вечерам. Получалось, что три офицера почти ежедневно по четыре часа просиживали здесь в самое полезное, по мнению Антона, время. Время, когда можно было пройти по неблагополучным точкам, проверить неблагополучные семьи, поднадзорных. Получалось, что их работа сводилась к сбору заявлений, вызову и беседам с теми, к кому были претензии.
Эта работа тоже была необходима, но все трое и сразу! Антон прошелся по коридору мимо дверей кабинетов участковых. Какая-то мамаша тихо воспитывала пацаненка на стульях, в одном кабинете лейтенант громко разговаривал по телефону, в другом старший лейтенант, скривившись от дыма зажатой во рту сигареты, что-то тихо писал. Третий был открыт и пустовал, хотя на вешалке виднелась форменная фуражка. Это был кабинет старшего участкового – майора Жаркова. Ого, усмехнулся Антон, так, кажется, представился тот майор, когда он отделал пьяных хулиганов вместе с сынком директора завода.
– Я слушаю, – послышался за спиной голос.
Антон обернулся и увидел майора, входившего с полотенцем в руках.
– А-а! Копаев! – кивнул он. – С проверкой?
– Да, знакомлюсь с работой участковых пунктов, – кивнул Антон.
Дальше разговор пошел уже по известной схеме. Майор, естественно, считал, что участковые загружены максимально, что режим работы пунктов оптимален, что лучше работать уже некуда и ничего тут не придумаешь. Антон не стал настаивать и спорить. Не за этим он сюда пришел и не с этим майором следовало спорить.
– Вы меня извините, конечно, – без тени раскаяния сказал майор, когда разговор, наконец, повернулся к той истории, – я тогда сгоряча на вас накричал. Но и вы поймите. Есть простые граждане, а есть такие, с кем ссориться нельзя.
– То есть кому-то порядок нарушать можно, а кому-то нельзя. Кому-то преступления совершать можно, а кому-то нельзя.
– Да ладно вам, мы не в детском саду! – нахмурился Жарков. – Если речь пойдет о преступлении, то тут все равны перед законом, да и не мы с вами будем участниками в этом деле. А вот по мелочи зачем ссориться? Ирка эта, к которой он якобы приставал, такая же шушера, как и его дружки. И то, что он с ними якшается, тоже его дело. А вот морду бить не стоило.
– Я эту морду бил не ради удовольствия, – напомнил Антон, – а в целях самозащиты. Я теперь знаю, кто такой Евлампиев, но желания у меня приструнить его не убавилось.
– Понятно, вы начальство, а с нас спрос совсем другой. Только и вы, если папаша возмутится, получите от руководства РУВД по полной программе. Не советовал бы я вам связываться с Евлампиевым. Сегодня он на сынка зол, а завтра на нас обозлится. Он же в иных кругах вращается, у них там свои отношения и свои дела. Не портили бы вы себе карьеру! Да и с предложениями своими по улучшению работы слишком спешите. Не дело это – по телам своих же товарищей к карьере идти. Исподволь надо, доверие сначала заслужить на рутинной работе, а потом уж пытаться что-то менять. И опять же, с малого, понемногу.
Спорить и возражать Андрей не стал. Смысла в прениях, сидя в этом кабинете, никакого не было.
Сидеть на берегу Сысерти оказалось очень приятно. Не было здесь никакого парка, асфальтированных аллей, фонарей. Просто кто-то в свое время додумался вкопать тут несколько лавок. И кто-то следил за ними, вовремя чинил и убирал неизбежный мусор, остававшийся после не слишком интеллигентных отдыхающих. Антон смотрел на лунную дорожку и пытался вспомнить, что с ней связано. То ли поплыть по ней надо, то ли камушек бросить. Или, наоборот, бросать нельзя, чтобы рябь на воде эту дорожку не повредила.
Ксения тихонько пошевелилась рядом, и Антон заметил, что девушка зябко прячет ладошки под мышки. Было в самом деле свежо. Он снял куртку и молча набросил ей на плечи. Ксения посмотрела на него с тихой мягкой улыбкой. От этой благодарной улыбки у него внутри что-то сдвинулось, ему захотелось сделать еще что-то, и рука Антона, державшая воротник куртки, так там и осталась, только медленно сползла по девичьему плечу.
Почувствовав его объятия, Ксения медленно повернула к нему лицо и склонила голову, прикасаясь щекой к его плечу. Лицо было так близко, что Антон ощущал ее дыхание. Он прикоснулся другой рукой к ее щеке, провел по нежной коже, видя, как блаженно прикрылись девичьи глаза, наклонился и, прикоснувшись губами к уголку ее рта, почувствовал, как губы девушки шевельнулись в ответ.
И ничего не произошло, не закипела кровь, не ударила в голову, не заставила впиться поцелуем в мягкие губы, сжать в объятиях податливое тело. Может, все равно надо начать ее целовать, подумал Антон, ведь ждет же. Он понимал, что надо, и все равно не мог преодолеть какой-то барьер.
Ксения выпрямилась, запахнула плотнее куртку и стала молча смотреть на воду. Это было очень похоже на обиду. Наверняка ее сейчас мучает стыд, что так наивно подставляла губы для поцелуя. Вроде как навязывалась, а он не хочет. И пауза слишком затянулась.
– Говорят, ты там бурную деятельность развернул у себя в отделе? – с какой-то горькой усмешкой вдруг первой нарушила молчание Ксения.
– Да… пытаюсь кое-что изменить, улучшить.
– А ты уверен, что нужно улучшать? Что, до тебя было плохо?
– Почему плохо? – равнодушно пожал плечами Антон. – Было не слишком рационально.
– По-моему, ты слишком настраиваешь против себя людей, Антоша. Тебя как только не называют: и карьеристом, и выслуживающимся, и блатным. Говорят даже, что твой папа генерал, что тебя сюда направили звание и должность отрабатывать и через несколько лет ты станешь начальником РУВД. А потом тебя в область заберут на генеральскую должность.
– Смысл? – спросил Антон, думая совсем о другом.
– Вдали от посторонних глаз и начальства, в тихом районе да на полковничьей должности. Ни тебе нареканий, ни тебе недостатков, которые всем бросаются в глаза. Выслуживай себе срок и в ус не дуй.
– Стоп, стоп, стоп! – Антон словно очнулся. – Ты чего говоришь, Ксеня? Ты что, тоже так считаешь?
– Да какая тебе разница, как я считаю? – ответила девушка, и теперь Антон точно уловил в ее словах тень обиды.
– Большая, Ксенечка, очень большая. Мне очень важно, что ты обо мне думаешь, потому что на всем белом свете у меня нет ни одного близкого человека. Ты самый родной мне человек, ты единственная, с кем я могу свободно говорить, кому могу открыть душу.
– Что-то непохоже, – тихо сказала девушка. – За столько времени ты мне ничего о себе так и не рассказал.
– Да, – согласился Антон и убрал руку с плеча Ксении. – Да, я ничего тебе не рассказывал. Сейчас расскажу, но очень прошу тебя – не перебивай, не переспрашивай. Только слушай, а то мне очень трудно говорить об этом, все равно что еще раз пройти все эти годы заново. Да и никому я об этом ни разу в жизни не рассказывал.
