— У кого-нибудь есть нож? — спросил бледнолицый оператор-оборотень. — И салфетка?
Нож тотчас же нашелся у Ботболта. Ему стоило только отогнуть полу смокинга — и на свет божий явился внушительного вида тесак с костяной, украшенной орнаментом ручкой. Ботболт, не говоря ни слова, почтительно протянул тесак Чижу.
В следующий момент Чиж полоснул ножом себе по пальцу. И подставил под капающую кровь салфетку. На белой ткани сразу же расплылось красное пятно. Все, с облегчением забыв о трупе, уставились на салфетку.
— Есть еще добровольцы?
— Предлагаете нам сделать харакири? — Tea поморщилась. — В знак цеховой солидарности с покойной? Учтите, читатель нам этого не простит…
— Только ради чистоты эксперимента… — начал оправдываться Чиж.
— Ну, давайте я. — Ботболт протянул ему открытую ладонь. — Ради чистоты…
Чиж как будто этого и ждал. Без всякой жалости (вивисектор и есть! последний романтик городского морга) он обрушился на дубленую кожу Ботболта — и на салфетке появилось еще одно пятно: такое же красное. А я-то думала, что непроницаемый, желтолицый бурдюк Ботболт набит войлоком и по жилам у него течет кобылье молоко!..
Бурятский стоик даже не поморщился. И не задал ни одного вопроса. Ни единого. В отличие от бывшей работницы прокуратуры Софьи Сафьяновой: задавать вопросы, в том числе и риторические, было ее основной профессией.
— Ну, и что вы хотите этим доказать?
— А вот что. Нагнитесь и посмотрите внимательно. Стараясь не менять положения тела, Чиж приподнял руку мертвой Аглаи и слегка отодвинул ее. И слегка повернул.
— Теперь видите?
Запястье мертвой писательницы было испачкано кровью. Очевидно, она упала прямо на осколок бокала, и тонкая ниточка вены оказалась перерезанной. Порывшись в кармане жилетки, Чиж извлек лупу, состряпанную из самого обыкновенного объектива, и поднес ее к руке Аглаи.
— Видите?
СС, ТТ и ММ по очереди приложились к увеличительному стеклу.
— Порезала руку при падении, — сострила Минна. — Ну и что?
— И вообще неудачно упала, — сострила Tea. — Ну и что?
— Может быть, это стоит классифицировать как попытку самоубийства? — сострила Софья. — Удавшую…
Никто не рассмеялся. Даже Дарья притихла.
— Все дело в цвете. — Чиж облизал порезанный палец. — Для сравнения: вот моя кровь, вот кровь уважаемого…
— Ботболта, — подсказала я.
— Уважаемого Ботболта. Цвет практически одинаков. А теперь сравните его с кровью покойной. Учтите, стекло задело вену, так что кровь по определению — венозная. То есть должна быть намного темнее. А она?
— А что — она? — Осведомленность какого-то выскочки от “SONY Betacam” стала заметно раздражать Софью.
— Сами видите. Ярко-алая.
Это была чистая правда: кровь мертвой Аглаи заметно отличалась от крови еще живых Чижа с Ботболтом. Она была гораздо более яркой. Нестерпимо яркой. Яркой до неприличия.
— И что это значит? — осторожно спросила Минна.
— Это значит, что произошло отравление цианидом. Цианид нарушил процесс усвоения кислорода. И кровь оказалась им перенасыщенной. Вот так. Таким образом обстоят дела.
Дела действительно обстояли хреново. СС, ТТ и ММ отползли от тела Аглаи, как от куска испорченного мяса, и разошлись в разные концы зала. Друг на друга они старались не смотреть. Чиж же остался на месте. Он протянул руку к лицу Аглаи и осторожно, кончиком мизинца, снял каплю слюны, застывшую в уголке рта.
— Вы уверены, что это.., яд? — спросила я. Только для того, чтобы что-то спросить, чтобы наполнить застывший воздух зала хоть каким-то звуком: даже поленья в камине притихли и перестали трещать, что было уж совсем противоестественно.
— Ну, на сто процентов я утверждать не могу… Но на девяносто девять… Вот если бы у меня под рукой оказался железный купорос… Я был бы уверен абсолютно. И потом, судороги… Локальные красные пятна на шее… Характерно окрашенная слюна. Не слюна даже, а кровавая пена. Совершенно ясно, что воздуха ей не хватило, и она задохнулась. Умерла от удушья. Это — один из самых ярко выраженных симптомов, и он тоже подтверждает… Словом, абсолютно классический, абсолютно хрестоматийный случай отравления цианидом.
— А при чем здесь железный купорос?! — Софья с прокурорской ненавистью посмотрела на гнусного, испортившего всю обедню Чижа. — При чем здесь какой-то железный купорос, если вы заявляете, что она отравлена! И намекаете на то, что это…
Закончить фразу она не решилась. Произнести вслух “убийство” означало бесповоротно испортить дивный зимний вечер. И не менее дивную зимнюю ночь, которая должна была прийти на смену вечеру. Теперь же на смену вечеру придет не дивная ночь, а вполне прозаичная шайка оперов. Оперы наберут понятых из соседней полусгнившей от пьянства деревеньки. Оперы будут топтать паркет грязными ботинками, сыпать пепел на восточные ковры и в кадки с пальмами; оперы будут уединяться с участниками трагедии в самых интимных местах особняка и стряпать бесконечные протоколы. И еще неизвестно, чем это обернется, потому что абсолютное алиби имеет только один человек — Аглая Канунникова.
Мертвая Аглая.
— Вы намекаете на то, что это… — Софья сделала вторую попытку. В рывке. Но штанга ей так и не покорилась.
— Если классифицировать отравление как убийство, то намекаю. — Бесстыжий Чиж находился с госпожой Сафьяновой в разных весовых категориях и поэтому легко справился со снарядом. С первого захода. — Нужно вызвать милицию.
— Подождите… — повысила голос Tea. — Почему мы должны верить какому-то сомнительному типу? И его сомнительным выкладкам?
— Вам-то чего бояться, дорогая Tea? — тотчас же отозвалась толстуха Минна. — По-моему, это ваш звездный час. Попрактикуетесь в даче автографов — какая вам разница, что подписывать: книгу или протокол?.. Говорят, у вас в наличии имеется двадцать вариантов подписи — на все случаи жизни.
— Вот именно — жизни! Но не… — мулатка скосила глаза на тело Аглаи.
— Никогда не поздно начать.
— Для меня — да. А в вашем почтенном возрасте поздно все. Даже соучастие в убийстве. — Tea, самая легкая, самая хрупкая из всех, легко перемахнула барьерчик с надписью “преступление” и теперь на всех парах неслась к финишу.
Черт возьми, они снова начали совать друг другу шпильки в мягкие места!.. В самое удачное время и в самом удачном месте, ничего не скажешь! Даже сидя на соседних электрических стульях, они будут поносить друг друга, даже стоя в одной очереди на гильотину!..
— Я не претендую на соучастие в убийстве. Уступаю это почетное право вам… — Минна ловко обошла Tea на повороте и первой разорвала финишную ленточку.
— Дамы, дамы! — Софья постучала ладонью по столу. — Думаю, сейчас не самое подходящее время для выяснения отношений! В комнате находится тело.
— Если это тело, — бросила Tea. — Если это тело, а не мистификация. Вы уверены, что она нас не надула?
— В каком смысле?
— Она любит такие штучки. До последней страницы держит кукиш в кармане. Это ее обычная практика. Слова в простоте не скажет, от нормального, человеческого мотива преступления ее тошнит. Все норовит с подвывертом, с подвывертом, да еще и Фрейдом по башке бьет при первой же возможности.
Tea снова выдвинулась к лежащей на полу Аглае. Она присела на корточки перед телом и с влюбленной ненавистью посмотрела на него:
— Не на тех напали, дорогая Аглая! Поищите других ДУР.
— А может, уже начались съемки? — высказала предположение Минна.
— В сценарии подобного эпизода не было, — уточнила Софья.
— А кто же придерживается сценариев? — Tea явно не хотела покидать первый ряд партера. Напротив, она основательно расположилась в нем и теперь не спускала глаз с обездвиженного, чудовищно исказившегося лица Аглаи. — Сговорилась с режиссеришкой, возможно, даже заплатила ему, чтобы выставить нас идиотками. Все повернули головы в сторону режиссера Фары. Несчастный Фара стоял возле горки с посудой и все еще сжимал в руке бокал шампанского. У него был такой перепуганный вид, что мысль о сговоре отпала сама собой.
— Что скажете, Фараххутддин? — Сдаваться вот так, запросто, Tea не хотела. — Сколько получили от этой флибустьерки пера?
Фара съежился прямо на глазах и картинно, как в индийской мелодраме, заплакал. После подобных тягуче-глицериновых слез непременно должен следовать танец “Джимми, Джимми, ача, ача” — на фоне цветущей магнолии и Бенгальского залива.
— Оставьте человека в покое, — вступился за своего коллегу Чиж. — Человек-то здесь при чем? Вы меня просто поражаете! Она мертва, вы же сами видите! Какая уж тут мистификация?!
— Я поверю в это только тогда, когда тело будет предано земле в присутствии как минимум двадцати свидетелей. — Tea было не так-то просто сбить с толку. Она призывно посмотрела на остальных корифеев жанра, как бы ища у них поддержки.
