Том схватил Пата за руку и потащил за угол на Одиннадцатую авеню. На дальней ее стороне был маленький дворик с железными воротами. Внутри на земле лежало тело мальчика, но Пат смог опознать его только по одежде. Теперь это был отнюдь не такой красавчик. Тело скорчилось у кирпичной стены дома. Из обеих ноздрей на подбородок ручьями струилась кровь. Под линией волос у него, видимо, была открытая рана, и потоки крови, полосами текшей по его лицу, раскрасили его как яркую палочку леденца. Одна сторона его челюсти была красной, как кусок сырого мяса – очевидно, его проволокли лицом по грубому асфальту дорожки.
– Боже! – охнул Пат. – Что случилось?
– Думаю, он мертв, – сказал Том.
Пат опустился рядом с мальчиком на колени и попытался прощупать пульс. Сначала он не мог обнаружить биения в его тонкой кисти, но через минуту он заметил, что пузырьки из соплей и крови, закрывавшие ноздри, начали расширяться и сжиматься в каком-то нерегулярном ритме.
– Думаю, что он еще жив, но быстро слабеет, – сказал Пат. – Что ты с ним сделал? Этот "отсос" натворил массу неприятностей, не так ли?
– Дело не в этом, – ответил Том. – Это тот сукин сын, который сбил Новака!
– Откуда ты знаешь?
– Его машина запаркована сразу за углом Гринвич-стрит. Я нашел эти буквы ВХ в номере его красного "доджа". Малыш хотел "отсосать" меня в машине. Как только я увидел этот "додж", сразу понял, кто он такой.
– Он признался в том деле?
– Нет, дерьмо этакое! Ведь ты не думаешь, что он идиот, чтобы признаться, правда?
– Что случилось потом?
– Я просто утратил контроль над собой. Стукнул его пару раз о машину. Затем тащил по улице, бил ногами в живот, по яйцам – по всем местам, куда мог попасть. Затем приподнял его и поволок сюда, во дворик, и стал бить им о стену. Думаю, что тогда и проломил ему башку. Так или иначе, услышал странный звук, и он соскользнул на землю. Мне показалось, что он перестал дышать.
– Ты хочешь оставить его здесь? Тогда никто не свяжет тебя с ним.
– Да, это точно. Он свяжет меня с собой. Этот маленький идиот-педик укажет на меня, если придет в себя.
– Что же ты хочешь делать дальше?
– Ты видишь это здание позади?
Том указал на пятиэтажный многоквартирный дом за "Белой лошадью" на другой стороне Гудзон-стрит.
– Да.
– Хочу дотащить этого маленького педика наверх и сбросить прямо с крыши! Тогда не останется никаких свидетелей этого дела.
– Кроме меня, – заметил Пат.
– Да, ну тебя-то я не считаю. Ты должен мне одно дельце, помнишь?
– Послушай, – сказал Пат, – в данном случае это дело целиком твое. Я не хочу быть в него замешанным.
– Это моя забота, Пат, я знаю об этом. Все, что я хочу от тебя, чтобы ты постоял на страже, пока я дотащу педика до холла, и убедился в том, что никто нас не видел. А затем последил бы за дверьми и дал мне знать, если кто-нибудь войдет в дом за мной.
Том Беркхолдер наклонился и схватил бесформенное тело одной побелевшей рукой. Перекинул легкую ношу через плечо, как это делают пожарники.
– Если кто-нибудь увидит нас, – предупредил Том, – скажем, что это просто какой-то пьяница.
Уже было около часа ночи, и улицы совсем опустели. Пат оглядел обе стороны Одиннадцатой, а затем подошел к углу. Он никого не увидел и просигналил Тому, чтобы тот поторопился с телом, пока никто не вышел из бара. Для большей уверенности Пат встал в дверях "Белой лошади", чтобы не пропустить на улицу посетителя, которому захотелось бы выйти. Том прокрался с повисшим через плечо телом через улицу и вбежал в подъезд.
Несколько минут спустя Пат услышал грохочущий звук, когда, очевидно, Том ногой открыл дверь вестибюля.
"Боже! – подумал Пат. – Ему не стоило делать этого. Ему надо было зайти туда очень тихо". Правда, сомнительно, что в таких домах кто-нибудь высовывает нос из двери на шум. Люди в Вилледже, как правило, старались не вмешиваться в чужие дела.
Как только Беркхолдер с ношей исчез в подъезде, Пат подошел к двери дома, чтобы перехватить того, кому вздумалось бы зайти в дом прежде, чем Том закончит свою "работу".
Несколько группок поющих и орущих гостей вывалилось из "Лошади", но никто не пытался войти в дом.
Через десять минут Беркхолдер, задыхаясь и пыхтя, появился в вестибюле снова.
– Ты все сделал? – спросил Пат.
Беркхолдер без слов утвердительно кивнул.
– Я ничего не услышал.
– Думаю, он приземлился на кучи мусора на заднем дворе. Этот долбаный заслужил такой конец. Мусор, возможно, заглушил звук удара.
– Ладно, он был еще жив, когда ты его сбрасывал, – сказал Пат. – Так что, возможно, крови будет достаточно, чтобы убедить медиков.
Они оба знали, что из мертвых тел кровь не течет. Если обнаружится, что парень умер до того, как упал с крыши, наверняка назначат расследование по делу об убийстве. Но скорее всего решат, что это был несчастный случай или самоубийство.
– Вероятно, он лежит сейчас там в таком виде, – сказал Пат, – что заметить следы от ударов, которыми ты его наградил, невозможно.
– Пошли, – сказал нервно Беркхолдер, хватая Пата за руку. – Мне теперь нужно выпить.
– Не будь идиотом, – возразил Пат. – Чем меньше твое лицо будет мелькать здесь, тем меньше вероятность того, что кто-нибудь вспомнит нас. Ведь мы были в "Белой лошади" всего пару минут. Если хочешь выпить, ступай куда-нибудь в другой конец города. Или лучше иди домой и напейся. Там вряд ли будешь говорить с кем-нибудь.
Том испытующе взглянул на Пата:
– Ты не слишком доволен, что я наконец наколол педика? Я охотился на него целый долбаный год!
– Конечно, Том, разумеется, я тоже доволен, – ответил Пат. – Но если кто-нибудь раскопает это дело, тебе могут пришить убийство первой степени. А сейчас иди домой и попробуй выспаться. Постараемся оба забыть об этом происшествии.
– Да, – согласился Том.
Казалось, замечания Пата помогли ему внезапно протрезветь.
– Думаю, ты прав. Лучше пойду-ка домой. Завтра увидимся.
– Ладно. Я тоже пошел домой, – ответил Пат.
На следующий вечер Том и Пат сидели в машине с радиопередатчиком. Они поглощали содержимое контейнера с кофе от Райкера и передавали друг другу листы "Дейли ньюс". Том ни разу не вспомнил прошлой ночи. Было очевидно, что о многих событиях этой ночи он с удовольствием забыл бы. Пат также ничего не говорил о них, но записал все подробно в маленький черный блокнот, который тщательно прятал от посторонних глаз. Это был не обычный полицейский журнал патрульного, а его собственный дневник. Туда он записывал любую информацию о неординарных вещах, которые, как он чувствовал, могут ему когда-нибудь пригодиться.
В газете Пат прочитал историю расследования дела мэра О'Дуайера:
– Вижу, нашего мэра поймали в Мексике с прихваченной кассой.
– Да, – ответил Том, но без всякого интереса. – Думаю, что все равно климат в Мексике лучше, чем здесь. А он еще взял с собой эту шлюху Симпсон для компании.
– На мой вкус, слишком она костлява, – заметил Пат. – Как ты думаешь, вся эта телевизионная компания может отмыть Костелло?
Том пожал плечами:
– Откуда мне знать? Я не служу в отделе по борьбе с организованной преступностью.
– Я слышал, что они оба, Десапио и Костелло, замешаны в этом, – сказал Пат.
Том раскрыл спортивные страницы, чтобы просмотреть гневную речь Джимми Пауэрса против поведения Теда Уильямса и его высоких заработков.
– Меня не интересует вся эта политика, – сказал он. – Ох, ты видел, сколько они платят Уильямсу? Сто двадцать тысяч баксов! А мы-то здесь празднуем, когда получаем от швейцара милостыню, которую еще надо поделить между собой!
– А сколько в результате в среднем ты набираешь? – спросил Пат.
Он лениво смотрел через окно на Шэридан-сквер, все еще оживленную в одиннадцать вечера. Увидел высокую девушку в клетчатой юбке и меховом жакете, шедшую плавной походкой на запад по Гроув-стрит. Что-то знакомое почудилось ему в светлых волосах девушки, доходящих до маленькой крепкой попки и вздрагивающих в такт ее походки.
– Эй, Том, – сказал Пат, – подожди-ка здесь минутку. Хочу поговорить с этой девочкой.
Он выпрыгнул из патрульной машины и побежал через улицу, стараясь обогнать незнакомку и заглянуть ей в лицо. Его догадка оправдалась. Этой девушкой была Китти Муллали.
– Китти, бэби, – сказал он.
Ее лицо мгновенно засветилось от радости:
– Пат!
Он приподнял ее, сжимая в медвежьих объятиях, и отпечатал на щеке крепкий влажный поцелуй.
– Эй, психованный! Отпусти меня. Ты же на службе! Хочешь заработать неприятности?
– С тобой – с удовольствием. Что ты здесь делаешь так поздно?
– Работаю, – ответила она, указав через плечо на здание. – Принимаю шляпы в гардеробе в "Общественном кафе" и беру уроки сценического мастерства в студии Стеллы Адлер. Теперь я живу здесь, неподалеку. А с каких пор ты тут работаешь? Я думала, что ты все еще служишь на Малбери-стрит.
