В комнате было еще несколько простых стульев, но большую ее часть занимала постель. Слева размещалась маленькая кухонка, похоже, переделанная из стенного шкафчика. Другая дверь вела в ванную с покрытыми кафелем стенами.
– Ты предпочитаешь пиво? – спросила Китти, возясь на кухне. – Или хочешь что-нибудь другое? У меня осталось немного скотча, бренди и, кажется, чуть-чуть водки.
– Пиво сгодится, – ответил Пат.
Он растянулся на незастланной постели. Здесь на самом деле не было более удобного места. Китти вышла из кухни, неся в обеих руках два высоких, изящных бокала.
– Пиво дешевое, – сказала она, – но бокалы охлажденные. Люблю пить пиво из охлажденных стеклянных стаканов.
Она поставила оба бокала на край софы рядом с Патом. Он и не подумал встать. Она оглянулась, ища место, где бы присесть самой.
– Поставь бокалы на пол, – сказал Пат.
Она поместила их на маленький столик у софы.
– А теперь иди сюда, – проговорил он и протянул к ней обе руки.
Взяв ее локти в большие, сильные ладони, он притянул ее на постель рядом с собой.
– Пат, – сказала она с некоторым протестом, но этим он и закончился.
Он прижал ее за плечи, пока она не легла спиной на постель, глядя на него открытыми, ясными глазами без испуга, с выражением интереса. Пат медленно склонился над ней и нежно поцеловал в губы. Затем моментально они сомкнулись, ноги переплелись, его бедро уперлось в промежуток между ее ногами, их языки быстро, с жадностью исследовали партнера, со страстью изучая незнакомые укромные уголки тела.
Пат расстегнул белую рубашку и обнаружил, что под ней она ничего не носила. Ее груди были маленькие, но крепкие, соски поднялись от возбуждения. Пат лег, посасывая их, словно голодный грудной ребенок. Ничего не происходило поспешно, но с самого начала было ясно, что все было предрешено. Медленно, почти утомленно, она нагнулась и попыталась расстегнуть пряжку на ремне его брюк.
– Подожди минутку, – сказал Пат.
Он сел и отстегнул кобуру, затем снял пиджак.
– Вот так, теперь будет легче. Теперь мы управимся.
Он положил кобуру на столик рядом с бокалами пива. Неспешно они помогли друг другу избавиться от одежды. Не было произнесено ни одного любовного слова, но слышались стоны, выражающие удовольствие.
Казалось, Китти не испытывала ни капли стыда из-за их действий или своего тела. Она с интересом руководила его движениями, помогала разыскать места на теле, приносившие ей большее удовольствие. Член Пата отвердел и пульсировал от желания. Казалось, он взорвется от прикосновения.
– Теперь ложись на спину, – нежно сказала Китти.
Она склонилась над ним, взяв в рот его член, скользя по нему вверх-вниз, горячо дыша и лаская его тело.
– Прекрати, – сказал Пат, – не могу больше выносить это!
Она взглянула на него:
– Разве тебе плохо?
– Мне чересчур хорошо, – ответил он. – Иди ко мне. Хочу кончить внутри тебя.
Она быстро направила его член внутрь своего тела, и они подошли к оргазму почти одновременно, Впоследствии он лежал на ней, в ее объятиях, с закрытыми глазами, пытаясь успокоить бешеный ритм пульса и сердца.
Он ощущал теплые, липкие участки тел, где они прикасались друг к другу, влажные от пота. Чувствовал, как подымается и постепенно успокаивается ее грудь. Наконец он скатился с нее и, распростершись, улегся на постели. Китти села и посмотрела на него.
– У тебя на лице бродит странная улыбка, – сказала она.
– Просто я счастлив, – ответил Пат.
– В следующий раз мы будем делать все медленнее. Я так хотела тебя, что не могла остановиться.
Сонный Пат прошептал:
– Я тоже.
Когда Эдди Тобиас, патрульный машины один – два – четыре из Шестого участка, женился, он уступил Пату свою полуторакомнатную квартиру на Кристофер-стрит, 95, с контролируемой платой. Конни приехала в Вилледж и вместе с Китти помогла ему меблировать ее примерно так, как квартиру Китти. Они перевезли большой диван, хранившийся в гараже у Конни, водрузив его на крышу машины Китти, множество дубовых стульев и бюро с убирающейся крышкой.
Близость Пата с Китти никак не сказалась на отношениях с Конни: по крайней мере, ему так казалось. Все трое были по-прежнему дружны и привязаны друг к другу.
Постепенно взаимоотношения между Патом и Китти приобрели регулярный характер. Раз в неделю он приходил к ней или они встречались где-нибудь. Иногда Пат заскакивал к ней поздно вечером – во время его смены от четырех до двенадцати. Временами, когда он работал с двенадцати до восьми утра, даже отлучался с дежурства, оставляя Тому телефон.
Пату Китти казалась трогательной и чрезвычайно жизнерадостной. Возможно потому, что между ними не существовало взаимных обязательств, он вел себя с ней все более раскованно – так, как не вел себя ни с одной женщиной.
С Конни теперь, когда было согласовано все, кроме даты свадьбы, отношения были гораздо спокойнее, но чувствовалось некоторое напряжение. Казалось, Конни была весьма озабочена нехваткой образования у Пата, что сказывалось и на его культурных потребностях. Он был благодарен ей за такую заботу о себе, но при этом нервничал. Она без конца снабжала его книгами, водила на выставки и экспериментальные фильмы, сама приобретала билеты в театры.
Конни чувствовала себя спокойно и безопасно в его обществе. Она льстила его самолюбию постоянной заботой и вниманием. Очень часто, когда Пат с Конни ходили в театр или кино вместе с Китти. Казалось, Конни ни о чем не подозревает, даже наблюдая затягивающиеся поцелуи Пата и Китти при встречах и расставаниях. Скорее, она была довольна, что между ее женихом и лучшей подружкой установились столь великолепные отношения.
Пат удивлялся, что Китти не имеет на него никаких притязаний. Казалось, в ней не было вообще и намека на стремление обладать кем-то полностью. Она никогда не говорила о любви, разве что в шутливом тоне. Иногда она могла сказать: "Ты такой сумасшедший, Пат. Я действительно люблю тебя", но за этим никогда не следовало серьезного обсуждения этой темы.
Если бы она спросила, любит ли он ее, он бы не знал, что ответить. Это слово, которое обычно использовали женщины в любых обстоятельствах, не скатывалось с его языка с особой легкостью. Некоторые люди, говоря: "Я люблю тебя", считают, что связывают себя до конца жизни. Для других эти слова значат чуть больше, чем рукопожатие.
Китти виделась и ходила на свидания с другими мужчинами, но Пату казалось, что большинство из них были гомиками из театрального мира. Если у нее и складывались с ними какие-то отношения, то она никогда не рассказывала ему об этом. Но однажды вечером у Луи у них зашел разговор на эту тему. Как-то Джек Лоренсен – один из первых поселенцев в Вилледже, организатор Национального морского союза и теперь что-то вроде народного героя – остановился возле их столика. Китти предложила ему посидеть с ними вместе, выпить пива. Лоренсену, должно быть, было уже около пятидесяти. У него были седеющие светло-коричневые усы, худощавое телосложение. Говорил он на языке, представлявшем смесь его родного уэльского с диалектом портовых рабочих Вест-сайда.
Из их разговора с Китти было понятно, что они давно знакомы, по крайней мере, с тех пор как она переехала в Вилледж. Лоренсен поговорил с ними минут десять, а затем уехал на своем грузовике по какому-то делу.
Пат внезапно почувствовал укол ревности и спросил:
– Насколько близко ты знакома с Лоренсеном?
Она поглядела на него с удивлением.
– Почему ты спросил об этом?
– Просто любопытно.
– Это мой старый друг. Хороший старый друг.
– Ты спала с ним?
Китти взглянула на свою кружку с пивом и затем очень серьезно ответила:
– У тебя своя жизнь, Пат, а у меня своя. Вся твоя жизнь уже определена. Ты собираешься жениться на Конни, встречаешься со мной, и мы прекрасно проводим время вместе. Но ты только часть моей жизни. Не вся она сосредоточена в тебе. И я не думаю, что будет хорошо для нас обоих, если я расскажу тебе все о себе. То, что было между мной и Джеком Лоренсеном, закончилось очень давно. Но ты должен хорошо представлять, что я не считаю себя чьей-то исключительной собственностью.
* * *
После этого разговора Пат долго сидел молча. Он не знал, как отнестись к такому заявлению. Он понимал, что не имеет права требовать от Китти большего, чем она давала ему сейчас, если только он не решится на разрыв с Конни. Но из прежних их разговоров он знал, что даже такой поступок не изменил бы создавшейся ситуации, так как Китти не намеревалась выходить замуж.
– В настоящее время, – говорила она ему, – я замужем за своей работой. Если бы я даже жила с каким-нибудь мужчиной или была замужем и мне предложили работать в Стратфорде или в Сан-Франциско, я уехала бы. Независимо от того, что он думает или хочет, я бы так сделала, поскольку работа для меня всегда будет на первом месте. По крайней мере, так обстоят дела сегодня. Может быть, когда-нибудь эта ситуация изменится.
