– Меня недавно перевели оттуда.
– Ах, да, – сказала Китти, – помню, что Конни как-то говорила об этом. Ты сделал что-то героическое, так вроде бы?
Пат улыбнулся:
– Пока департамент так думает, мне это не вредит.
– Это, должно быть, было ужасно, – серьезно проговорила Китти. – Тебе пришлось убить человека, да?
Пат пожал плечами:
– Это часть моей работы.
– Расскажи мне об этом. Обо всем. Можем мы выпить по чашке кофе?
Пат взглянул на Тома в машине:
– Лучше бы не сейчас. А как у тебя дела со временем?
– Я буду заканчивать работу в двенадцать тридцать каждый вечер, начиная со следующего понедельника.
– Великолепно. На следующей неделе я заступаю в смену от четырех до двенадцати. Хочу заметить, что после того, как кончается эта смена, делать на улице больше нечего – остается только выпить где-нибудь. Начинают жутко надоедать эти выпивки с другими копами.
– Прекрасно! Почему бы нам не встретиться возле кафе, где я работаю, как-нибудь вечером?
– Чудесно! Я мог бы во вторник. Поговорим, как в старые времена.
– Кто она? – с любопытством спросил Том, когда Пат снова садился в машину.
– О, просто девушка, которую я знаю. Живем по соседству.
* * *
В следующее воскресенье Пат и Конни отправились погулять в парк Форт-трайон. Конни тратила массу времени, пытаясь воспитывать Пата, и часть информации, полученной от нее, он воспринимал как полезную и интересную. Но теперь, когда дело об их свадьбе считалось почти согласованным с Сэмом, взаимоотношения между ними остановились на каком-то этапе развития. Пат при встрече с Конни уже не испытывал того волнения, при котором ему казалось, что у него вот-вот выпрыгнет сердце из груди.
Теперь наконец Пат сдался и перестал бороться с Конни. Она была как лед и пламень. Пламень – выше шеи и лед – ниже. Он никак не мог понять, как человек может быть столь страстным при поцелуях и не испытывать при этом желания трахаться.
По какой-то неведомой причине он не сказал Конни о встрече с Китти неделю назад.
Дойл уже в это время начал службу в Атланте. Пата интересовало, знает ли Реган о том, что Китти теперь работает в Вилледже, и одобряет ли ее выбор. Дойл был хорошим парнем, но придерживался строгих правил морали.
* * *
Китти согласилась встретиться с Патом во вторник в двенадцать пятнадцать ночи в общественном кафе.
Когда Пат зашел в кафе, из его задней комнаты слышались гнусавые звуки гитары Джоша Уайта – играющего "человека с сердцем дьявола". Китти, увидев Пата, ненадолго исчезла, чтобы снять черное платье с треугольным вырезом, в котором работала в гардеробной, и переодеться в мужскую рубашку и прямую шерстяную юбку, застегивающуюся огромной булавкой, какие употребляют при пеленании детей. Поверх этого она надела пальто из плотного шерстяного твида с огромным лисьим воротником. Одежда ее выглядела дорогой.
Они пересекли улицу и зашли к Луи. Там все еще было многолюдно и шумно, несмотря на то, что часы показывали двенадцать тридцать. Пат заказал пиво. Он решил не размахивать полицейским значком, а заплатить, как все.
Пат был одет в новый, купленный у Барни спортивный пиджак из твида, пошитый в сельском стиле и похожий на тот, который он видел на Сэме. Кобура с личным пистолетом у талии на спине под этим пиджаком не оттопыривалась.
Ребята в кафе, веселые и жизнерадостные, были ненамного младше Пата, но казались гораздо моложе его. Высокий золотоволосый юноша в прекрасно сидящем замшевом пиджаке и рубашке в стиле раннего западного переселенца подошел к их столику.
– Эй, Китти, – сказал он. – Слышал, что ты пользовалась большим успехом в этом разъездном шоу. Что-нибудь новое тебе светит в будущем?
Китти представила Пату парня – его звали Стив Макквайд.
– А это, – сказала она, указывая на Пата, – Пат Конте, настоящий мой хороший друг.
– Вы – актер? – спросил его Макквайд.
– Нет, – ответил Пат, – не актер.
Китти захихикала.
– А как дела у тебя, Стеверино? – спросила она парня в замшевом пиджаке.
– Ох, немного подрабатываю натурщиком. Была одна роль в литературном театре "Эксвити" в Бронксе, но всего на пару дней. Хотя роль была неплохая – заглавная в "В ожидании Левши".
Китти рассмеялась снова:
– Ты настоящий чудак, Стеверино.
Пока они болтали, Пат чертил на столе круги влажным дном пивной кружки. Он не пригласил парня присесть за столик и был рад, что Китти тоже не проявила такой инициативы.
– Ладно, как-нибудь увидимся, Китти и... Пат, – сказал парень, и его понесло с толпой к бару.
– Кто он такой, какой-нибудь педик? – спросил Пат.
Китти улыбнулась. У нее были прекрасные зубы, лучших он не видел ни у кого.
– Педик? – повторила она. – Не знаю. Надо признаться, мало кто из парней из театрального мира нормальны в этом смысле, но на работе с ними это никак не сказывается. Знаю, что у Стива дядя работает в полицейском департаменте инспектором или кем-то в таком духе.
Пат с удивлением приподнял брови:
– Ты не шутишь? Знаешь его фамилию?
Китти пожала плечами:
– Нет. Кажется, у них одна и та же фамилия. Знаю, что как-то полицейские во время обыска в квартире Стива нашли наркотики, какие-то патроны и все прочее в таком же роде. Стив куда-то позвонил, пока легавые были у него, и они сразу ушли. Так что думаю, о дяде он говорит чистую правду.
Мгновение они сидели молча. Китти рисовала рожицы в колечках, которые Пат начертил на столе своей кружкой.
– Послушай, – сказал Пат, – ты где живешь?
– Там, на Девятой, – ответила она, – не слишком далеко.
– Ладно, пошли отсюда. Здесь слишком дымно, слишком шумно, слишком много педиков.
Он швырнул на столик пару долларов, и Сэл – официант – кивнул и взял деньги.
– До свидания, Сэл, – сказала Китти, когда Пат под руку выводил ее из зала.
Была одна из тех туманных ночей, которые иногда случаются ранней весной. Воздух был влажным, но теплым, и туман, казалось, приклеился к ним, изолируя от других людей на улице. Они перешли Четвертую, пошли вверх по Шестой, миновали круглосуточно работающий "Уолдорф" и напротив исправительного дома повернули на Девятую.
Китти жила в одном из четырехэтажных домов в георгианском стиле, стоявших на тихой улице. Здесь не было никаких магазинов – только лавка, торгующая спиртными напитками возле угла. Вокруг домов квартала росли деревья, и, хотя дом с квартирой Китти находился всего в нескольких кварталах от бара Луи, улица была похожа на какую-то заурядную улочку в Новой Англии, например где-нибудь в Бостоне.
Китти держала Пата под руку в течение всей прогулки, и он верхней частью своей руки ощущал твердую округлость ее груди.
– Ну, вот мы и пришли, – сказала она, остановившись возле окрашенного в красный цвет кирпичного дома.
– Фантастика! – отозвался Пат.
– Да, и в нем плата небольшая, – сказала Китти. – Папа использовал какие-то связи с агентом по недвижимости. Жилье обходится мне так дешево, что удается оставлять квартиру за собой даже тогда, когда я разъезжаю с театром. Вон мое окно, освещенное, во втором этаже. Я бы пригласила тебя зайти, но там жуткий беспорядок.
– Ты что, шутишь? – сказал Пат. – У всех дома беспорядок!
– Да, – рассмеялась Китти, – но предполагается, что девушки – существа более аккуратные. Ладно, давай поднимемся, выпьем на сон грядущий. Но не особенно гляди по сторонам.
Они поднялись по ступеням, застланным мягким ковром, на второй этаж. На стенах лестницы висели гравюры с охотничьими сценками, а на каждой площадке стоял длинный журнальный столик, заваленный грудами периодики и письмами.
– Она невелика, но зато моя, – сказала Китти, вводя Пата в квартиру.
Они вошли в большую гостиную с высоким потолком и камином с красивой стальной решеткой. Юбки, трусики, блузы и нейлоновые чулки валялись по всей комнате. Мебель была различной, но в основном из викторианского дуба. Большинство предметов меблировки весьма напоминало мебель в доме пастора, но у того она выглядела более старомодной. Пат заметил, что здесь все было продуманно и соответствовало, видимо, вкусам хозяйки.
На всех столах валялись книги, главным образом с пьесами. Кое-где он разглядел рукописи пьес в плотных конвертах. В одном углу стоял маленький письменный етол с пишущей машинкой. На стенах висели репродукции Пикассо и других художников его школы. Они контрастировали с мебелью, но почему-то казались весьма уместными. Китти бегала по комнате, собирая вещи, и небрежно бросала их в большую корзину, стоявшую в углу.
– Вот так, работаю и занимаюсь в студии, – сказала она, запыхавшись. – Никогда не хватает времени на настоящую уборку.
В середине комнаты стояла разложенная софа – постель не была убрана. Кроватная грелка, сшитая из лоскутков, валялась в ногах, и Пат мог различить форму вмятины, оставленной ее телом на матрасе и подушке.
