— И вы тоже? Что же, Аня, вы тоже отказались от своих намерений?
— И я тоже, капитан, отказалась от всяких намерений. Вам-то что?
— Речь, между прочим, Светлова, идет об исчезнувшем человеке, — довольно строго заметил капитан. — А я, видите ли… Ну, в общем, как вы знаете, я возглавляю организацию, которая называется «Фонд помощи в поиске пропавших». Капитан интонацией подчеркнул это слово.
— И знаете, что мне кажется?
— Любопытно!
— Мне кажется, Анна, что вам эта помощь Фонда сейчас очень и очень нужна.
— Ну что вы, капитан… Вас это нисколько не касается. Журналист ведь уже нашелся, как вы однажды справедливо заметили! — не преминула съехидничать Светлова. — Под елкой в лесу, в виде трупа. Но зато нашелся.
— Да, Анюта, но сначала-то он исчез! Так что…
— Что?
— Так что хватит кукситься. Нельзя бросать не доведенные до конца расследования. Это чревато.
— Чревато, чревато… — недовольно пробормотала Светлова. — Лексика у вас какая-то… довоенная. А сейчас такая жизнь — уже ничего никому ничем не чревато…
— У меня, в общем-то, предложение, — перебил ее Дубовиков. — Я бы хотел… То есть, наш Фонд хотел бы воспользоваться вашими услугами и поручить вам продолжить это расследование. Финансирование за счет Фонда.
— А вам это зачем, капитан? — на всякий случай спросила Светлова. Хотя ей уже давно были известны мотивы — высшие мотивы! — которыми руководствовался в жизни капитан Дубовиков, тащивший на себе огромный груз работы общественного фонда, помогавшего родственникам исчезнувших бесследно людей в их отчаянных поисках.
— Мне это нужно, Светлова, во имя абстрактной справедливости, — ответил капитан, в точности подтверждая ее предположение. — Я не люблю, когда люди исчезают. Тем более не люблю, когда они потом находятся в лесу под елкой с перерезанным горлом.
«Да, капитан был прав…» — вздохнула про себя Аня.
— А откуда вы знаете, что Селиверстов был убит именно так? — спросила на всякий случай Светлова, хотя и ответ на этот вопрос она уже знала.
— Да уж поинтересовался тут этим делом у кого нужно — не поленился, — хмыкнул Дубовиков.
— А чего же вы спрашиваете «как там это дело»? Прикидываетесь неосведомленным?
— Да вот, хотел из ваших уст… вашу версию происходящего услышать.
— Ну, что ж… Если вы такой не ленивый, трудолюбивый и любознательный, — заметила Аня, — то и мне стыдно лениться. Пожалуй, я берусь за эту работу, — согласилась она.
И Светлова снова приехала на ту улицу. В Катово.
Все здесь было по-прежнему… Те же неприступные заборы, отделяющие Лидию Евгеньевну и писательницу Марию Погребижскую от назойливого внимания Светловой. Все, как прежде… Кроме одного. Стояло другое время года. Поздняя осень.
Как справедливо заметил поэт: «Грачи улетели… Лес обнажился… Поля опустели…»
Фиг с ними, с полями! Вдруг воспрянувшая духом Светлова с интересом озиралась вокруг: главное то, что лес обнажился! Все-таки удивительно меняется местность, когда облетает листва. Можно подумать, что попал в совершенно другое место. Например, вот дом, стоящий по соседству с особняком Погребижской, ранее был скрыт густыми зелеными кронами и совсем не виден с улицы. А теперь виден.
Более того, видно, что шторы на окнах второго этажа не сдвинуты и что-то там поблескивает.
И Светлова ринулась в бой.
Дверь ей открыли — причем довольно быстро.
На пороге стоял мужчина средних лет — очки, небольшая лысина… субтильный… сутуловатый… «У него вид человека, который трудится над научной монографией, — подумала Аня. — А на самом деле тайком перелистывает порнографический журнал».
«Придется строить глазки», — вздохнула про себя Светлова.
На Светлову сосед Марии Погребижской, однако, не взглянул — смотрел куда-то вскользь, вбок, мимо виска и вниз. Но Аня была уверена: то, что ему нужно, разглядеть успел!
— Нет, нет, мне некогда… — пробормотал он торопливо, едва Светлова начала говорить. — Я очень занят, я работаю… Вы оторвали меня от работы.
— Понимаете, мне нужна помощь! — настаивала Аня. — У меня что-то с машиной…
— Нет, нет… Я очень занят.
И он захлопнул дверь.
Светлова опустила глаза… И, повторив взгляд хозяина дачи, взглянула на свои замызганные грязью сапоги — обляпала, балда, пока шла от машины и оглядывала окрестности! Поглядела безрадостно также и на свои вспузырившиеся от долгого сидения за рулем на коленках брюки… Толстую куртку с капюшоном, надвинутым на нос, способную превратить в бесформенный сверток любое самое изящное существо.
«Нет, нет, я занят! — передразнила она. — В общем, ты прав, голубчик, так в гости не ходят…»
«Придется строить глазки…» Какая самонадеянность!
Одними глазками тут явно не обойдешься.
Тут надо подготовиться посерьезнее.
Если ее предположения о том, что представляет собой этот тип, верны…
Ну, если есть хоть один шанс, что они верны, — надо подготовиться посерьезнее.
На следующий день, прежде чем отправиться снова в Катово, Светлова принялась за работу. Ну, глазки Анна, положим, тоже подготовила… Разрисовала.
И стали они такие, такие… Ну, чтобы можно было их восхищенно распахивать.
«Девушка, девушка, а зачем тебе такие глазки? — А это, чтобы строить из себя радостную и хорошенькую идиотку».
И над ресницами пришлось поработать. «А зачем тебе, девушка, такие длинные и такие чересчур намазанные ресницы? — А это, чтобы изумленно и восхищенно хлопать ими!» Главное, не задеть ими за что-нибудь по дороге, а то прилипнешь.
Так… Теперь юбка. Юбка очень короткая, а шуба очень длинная и нараспашку. Каблуки как можно тоньше и выше. И главное, не упасть по дороге.
Светлова остановила машину поближе, чтоб не шлепать по грязи. Хотя, к ее счастью, с утра раскисшую землю как следует подморозило. И было, в общем, сухо. Зато дул просто ледяной пронизывающий ветер — наверное, прямо откуда-то из Арктики.
Светлова мужественно распахнула шубу… Вздохнула — и в путь!
Если этот тип — вовсе не тот тип, за кого она его принимает, и снова не пустит ее на порог… Ужас! Да она просто отморозит себе все, что только можно и нельзя, на этом ледяном зимнем ветру, пока добежит до машины обратно.
На порог он ее пустил. Не узнал. Не запомнил с прошлого раза! Что естественно… Слава современному макияжу — у Светловой практически было нарисовано новое лицо.
Хозяин дома снова глядел куда-то вниз…
Но там уже было на что поглядеть! Шуба у Светловой — нараспашку, а высота каблука — восемнадцать сантиметров — практически равна длине юбки…
— Я из экологического фонда «Сохраним для потомков!». Мы проводим социологический опрос «Человек и природа», — обворожительно улыбнулась Светлова. — Это для тех, кто постоянно живет на природе, за городом.
Наконец, он взглянул ей в глаза… «Наконец-то дошло дело и до „строить глазки“!»
— Вопрос первый. Ваша профессия? — снова кокетливо улыбнулась намазанная до ушей Светлова, обнадеженная таким развитием событий. — — Орнитолог, — скромно представился сосед Погребижской.
— Ой, как интересно! — восхитилась Аня.
— Правда?
— Еще бы!
— Как это мило, — пробормотал орнитолог, — что вы такого мнения.
— Аня, — Светлова, недолго думая, протянула ему руку.
.
— Комаров… Алексей.
И, немного растерянно улыбаясь, он пожал Анину руку.
Ладошка у него была вспотевшая. Чего нельзя было сказать о практически окоченевшей Светловой.
Но дело было сделано.
— Заходите… Прошу вас! Он пригласил ее в дом.
— Поднимайтесь наверх, я там… работаю.
— Ой, как интересно! — снова залепетала Светлова.
Человек со вспотевшими ладонями снова растерянно улыбнулся. И, так улыбаясь и лепеча, они поднялись на второй этаж.
— Вы не принесете мне стакан воды? — попросила Светлова, переступая порог большой застекленной, как терраса, комнаты. — А то я так волнуюсь… Ведь это меня так интересует… Эта орнитология!
— С удовольствием! Я… да я вам и кока-колы! Хотите? — Он так обрадовался, как будто собирался выиграть самокат в конкурсе компании «Соса-cola». Человек оживал и преображался просто на глазах…
«Вот что значит соответствующий ситуации макияж и короткая, практически отсутствующая юбка!» — удовлетворенная сознанием проделанной работы, подумала Светлова.
— Не откажусь и от кока-колы, — еще жеманней улыбнулась она. — Ах, что может быть интересней… этой орнитологии!
— Правда? — снова обрадовался орнитолог. — Я так рад, Аня, что вы меня понимаете.
Орнитолог вышел из комнаты, а Светлова огляделась.
Так и есть — у окна кинокамера. Анна прилипла к глазку… Эге!..
Орнитолог Комаров… Съемка птичек… Да он, видно, наблюдает с камерой за окнами соседних дач… Вот так птички!
