Я взял ее за руку, медсестра принесла мне стул, сказала:
— Вы можете с ней говорить.
— А она слышит?
— Возможно.
— Это будет в первый раз.
— Извините?
— Раньше она меня никогда не слышала.
ОНА УМЕРЛА в начале седьмого утра. Так и не смогла дожить до рассвета. Чуть позже Пател привел меня в свой кабинет, сказал:
— Кури, если хочешь.
— Спасибо.
— Мне очень жаль.
— Чего там!
— У меня… были чувства к ней… я…
— Док, я не хочу об этом слышать… О'кей?
— Конечно.
Сделали бумажную работу, Док говорит:
— Хоронить будете на семейном участке?
Я злобно усмехнулся, отвечаю:
— Обувная коробка наш семейный участок.
— А..
Он опустил голову. Я сунул руку в карман, достал пачку денег, бросил на стол, говорю:
— Сожги ее. Ведь вы, индусы, так делаете? Потом поставь ее пепел на каминную доску, и наконец Бри будет твоя.
Я уже уходил, когда он спросил:
— А как быть с ее собачкой?
— Щенок потерял голову, — ответил я, — это наша фамильная черта.
У регистратуры меня позвала медсестра:
— Мистер Митчелл?
— Да.
— Мне так жаль.
— Конечно.
— Вам нужен ее плащ?
— Что?
— Она была укутана в плащ… Хотите его забрать?
Я долго смотрел на нее, потом сказал:
— Она была вашего роста, оставьте себе.
Уже повернулся, чтобы уйти, в этот момент она сказала:
— Это «Гант».
— Что?!
— Плащ — это «Гант», американская марка. Очень дорогой бренд.
Я уже ничего не понимал, отмахнулся от нее. На улице попытался закурить. Руки исполняли фанданго. Выбросил сигарету, пошел к машине.
Что бы ни было в том виновато: последние дни или недели, или наркота и пьянка, или шок от смерти Бриони, или сам я, тупой ублюдок, — но я не задал два самых важных вопроса.
1. Кто нашел Бриони?
2. Кто привез ее в госпиталь?
Нет, мне просто хотелось что-нибудь разрушить. Вмазать кому-нибудь.
Ко мне приближалась униформа. Я сфокусировал взгляд на блестящих штанах.
Они отражали плевки в его душу. Чудеса химчистки на него еще не снизошли. Скрестив на груди руки, охранник молчал. Ну и хорошо, подумал я. Пошел ты к черту.
Подошел к BMW. На переднем крыле громадными буквами процарапано:
КАЗЕЛ
Я крутанулся к нему, заорал:
— Ты еще охранником называешься?
— Почему нет? Ты же называешь себя доктором.
На меня накатила волной чистая белая ярость. Особенно меня взбесило, что этот рихтовщик писал с ошибками. Я спросил:
— И ты, конечно, не знаешь, кто это сделал?
Он зубасто улыбнулся, ответил:
— Нет.
Ярость куда-то испарилась. Доставать меня было бесполезно. Сел в машину и уехал. До сих пор вижу его физиономию, поникшую от того, что я так просто все оставил. Слишком уж поникшим был я сам.
Весь оставшийся день я как призрак мотался по пабам юго-восточного Лондона. Я там
пил
но ни разу не свалился.
Еще позже, в Холланд-парке, завалился спать не раздеваясь. Проснулся от того, что актриса делала мне минет. Она прервалась, сказала:
— Не волнуйся, любимый, мы почти готовы.
Я подумал, что она, наверное, имеет в виду оргазм. И, как почти во всем прочем, я снова безнадежно ошибся.
НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО я побрился, принял душ и надел чистую одежду.
Чувствовал себя если не лучше, то свежее. Отрабатывал двойной удар никотина с кофеином, когда зазвонил телефон. Сказал:
— Да.
— Митч.
— Это ты, Джефф?
— Да, послушай, брат, так погано, что Бри…
— Спасибо.
— Слушай, братан, мне нужно с тобой поговорить.
— Хорошо.
— Сегодня в восемь вечера в «Чарли Чаплине».
— Я приду.
Положил трубку, подумал: «Будет этому конец когда-нибудь?»
Потом отмел всё это: не Джефф, нет… он мой кореш. Черт, мы так давно знали друг друга.
Недалеко от дома в саду работал Джордан. Я сказал:
— Несть числа твоим талантам, да?
Он посмотрел на меня снизу вверх, ничего не ответил. Я подошел к BMW. Процарапанная надпись исчезла. Джордан сказал:
— Я не мог это так оставить.
— Ты сам все сделал?
— Да.
— Черт возьми, это просто блеск.
— Как всегда, мистер Митчелл, вы преувеличиваете очевидное.
Для моих матримониальных планов требовались свидетельство о рождении и храбрость. Одно я имел, другое надеялся получить. Для встречи с Джеффом я надел пиджак от Гуччи, хотел взять с собой пушку, но передумал. Не поехал на BMW. В юго-восточном Лондоне его угонят за секунду. Махнул таксисту, сказал:
— В «Чарли Чаплин», рядом с «Элефантом».
Он помолчал немного, потом спросил:
— Знаешь, почему это место так называется?
— У меня такое чувство, что ты хочешь мне рассказать.
— Чарли Чаплин родился на той дороге, в Кеннингтоне.
Я ничего не сказал, чтобы не поощрять его рассказывать дальше. Но он, не смутившись, спросил:
— Знаешь, кто еще там живет?
— Нет.
— Грета Скакки![47]
— Да ну!
Доехали, я заплатил, сказал водиле:
— Ты, наверное, в интеллектуальные игры хорошо играешь.
— Хочешь, я тебя подожду?
— Нет, я пас.
Он протянул мне карточку, сказал:
— Звони в любое время.
Я разорвал ее в мелкие клочки, пока шел до паба.
Джефф сидел у стойки с пинтой «Гиннеса» в руке.
Я спросил:
— Давно ждешь?
— Нет.
— Что ты затеял, Джефф?
Он глубоко вздохнул, сказал:
— Этот парень, Керковян, исчез.
— Господи помилуй.
— Тут без вопросов, но и пацан тоже пропал.
— Пацан?
— Этот маленький панк, на которого у тебя зуб был.
— Ну и что?
— Что-что, он терся с Керковяном.
Я взял себе выпить, скрутил сигаретку, сказал:
— Наплюй на все.
— Ты имеешь к этому отношение?
— Нет.
Он допил свою пинту, встал и сказал:
— Народ любил этого пацана… Ходят слухи, что ты его заделал.
— Полная чушь.
— Тут такая вещь, Митч… Как только ты похоронишь сестру, тебе лучше держаться подальше от юго-восточного Лондона.
Прошла минута, пока до меня дошло, я сказал:
— Ты мне угрожаешь?
— Я передаю тебе послание.
Кажется, мне сегодня весь день добрые люди дерьмо в карманы пихают. Я сказал:
— А это ответное послание.
Коротко размахнулся и ударил его снизу в подбородок Он рухнул на стойку бара. Я развернулся на каблуках и пошел к выходу.
Такси нигде не было. И я почти собрался склеивать порванную карточку.
На следующее утро правая рука чертовски болела. Суставы распухли, кожа была содрана. Я обмыл руку, полил антисептиком.
Жжет!
О черт! Выронил бутылку, вскинул голову и завыл как сукин сын.
Надел костюм, глянул на свое отражение. Выглядел как мелкий гангстер из низшей лиги. Полная низовка без всяких связей.
Спустился в кухню — оттуда доносился чудесный аромат. Джордан стоял у плиты; спрашивает:
— Голоден?
— Как волк, — отвечаю.
Придвинул стул, и Джордан налил мне обжигающе-горячий кофе.
Аромат от чашки шел божественный. Я даже боялся пробовать кофе. Вдруг он не оправдает надежды? Джордан поставил передо мной тарелку. Яичница с хрустящими полосками бекона. Нагрузил целую гору, намазал на тост толстый слой масла, откусил. Мама родная, прямо как в детстве, которого не бывало. Джордан сел, тоже навалился на еду. Он ел как дьявол, как будто у него внутри горел огонь, который невозможно было загасить. Быстро закончил. Я сказал:
— Черт, тебе это точно было нужно.
Он холодно кивнул. Я прибавил:
— Ты ведь вроде не жаворонок, правда?
— У меня сегодня очень напряженный график.
Он встал, подошел к комоду, достал толстый конверт и сказал:
— Ты не забирал свою зарплату.
— Что?
— Ты всё еще проходишь по платежной ведомости.
Потом посмотрел на меня, медленно проговорил:
— Или ты предполагаешь попросить отставку?
У меня в мозгу мелькнуло сказать ему, что я ухожу, ни секунды не задерживаясь.
Сказал:
— Конечно нет.
Он вымыл тарелки, говорит:
— В следующую пятницу я и мадам уедем на целый день. Могу я надеяться, что ты позаботишься о доме?
— Это то самое, за что вы, ребята, мне платите. А что будет, романтическое свидание?
— Мадам дает интервью для «Хэлло», готовясь к своему возвращению.
— Оно может быть неудачным, — заметил я.
— Я не верю в удачу.
— Разумеется, нет… А во что-нибудь ты веришь?
Он удивился, ответил:
— В мадам. Я верю только в мадам.
Он, как обычно, говорил все как есть на самом деле. И как обычно, я слушал невнимательно.
