– Вы при оружии, Григорий Степанович?
– Так точно. – Бондаренко снял с пояса свой револьвер.
– Хорошо.
Дверь в кабинет обер-полицмейстера отворилась, и на порог действительно шагнул Арсений Мартынов. На нем было то же самое пальто с отложным воротником, в котором Бондаренко уже дважды имел честь лицезреть налетчика, высокие сапоги и легкий свисающий с плеч белоснежный шарфик. Шляпу Мартынов держал в руках.
– Благодарю вас, – полуобернувшись, бросил он в открытую дверь. – Далее провожать меня без надобности. Доброе утро, Петр Лазаревич. И вам тоже, господин Бондаренко.
Словно не замечая оружия в руках двоих полицейских, Мартынов пружинисто прошелся по кабинету и сел в глубокое кресло для посетителей. Вольготно забросил ногу на ногу. Повесил шляпу на подлокотник. Ни Бондаренко, ни даже Пороховицкий с его богатым оперативным опытом от удивления не в силах были произнести ни единого слова. Впрочем, Мартынов в этом и не нуждался. Он заговорил сам.
– Я думаю, мне нет нужды представляться вам, господа. Моя персона вам хорошо известна. Зато вас наверняка мучает вопрос, зачем я здесь. Вы ведь никак не ожидали от меня столь дерзкого поступка? Или вы решили, будто Мартынов сошел с ума? А может, решил покаяться? А?
– Ну, признаться… – с трудом выдавил Пороховицкий.
Мартынов не дал ему договорить.
– Нет, нет и нет, – отчеканил он. – Готов поспорить, что любое ваше пусть даже и самое смелое предположение окажется ложным. Я не стану вас мучить и охотно удовлетворю ваше любопытство, господа. Я здесь с единственной целью: забрать Капитолину Вайсман. Вы ее отпускаете по моей просьбе, и мы вместе с ней покидаем это во всех отношениях приятное заведение.
– Наглец! – снова выдохнул Бондаренко и, словно очнувшись от сна, решительно шагнул в направлении сидящего Мартынова, держа револьвер на вытянутой руке. – Встать!
– Григорий Степанович… – негромко окликнул ретивого подчиненного Пороховицкий.
Мартынов рассмеялся. Дуло револьвера смотрело точно ему в лоб, и Арсений отодвинул его небрежным движением левой руки. Бондаренко растерялся.
– Вижу, Петр Лазаревич, вы понимаете меня гораздо лучше, чем этот господин, – отсмеявшись, продолжил Мартынов. – То есть в отличие от него вы не считаете меня сумасшедшим. Разумеется, я не стал бы вести себя так нагло, если бы у меня ничего не было бы припрятано в рукаве.
– И что же это, позвольте полюбопытствовать? – Обер-полицмейстер нервно разгладил свои закрученные на прусский манер усы.
– У вас есть бинокль? – спросил Мартынов, не меняя в кресле положения тела. – Или подзорная труба?
Вместо ответа Пороховицкий быстрым шагом прошел к своему столу и достал из верхнего ящика компактную подзорную трубу.
– Прекрасно. – Мартынов широко улыбнулся. – А теперь будьте любезны, посмотрите через нее в окно. Господин Бондаренко пока подержит меня на прицеле. Потом можете дать посмотреть и ему.
– И куда именно я должен смотреть? – Руки полковника слегка подрагивали против его собственной воли.
Бондаренко удивленно переводил взгляд с обер-полицмейстера на налетчика и обратно.
– Обратите внимание на крышу старого полуразрушенного Кафедрального собора, – посоветовал Пороховицкому Мартынов. – Это, насколько вам известно, всего в трех милях отсюда, и из вашего окна открывается прекрасный вид на собор.
Пороховицкий сдвинул гардины в сторону и поднес к лицу узкий конец подзорной трубы.
– Смотрите внимательно, – комментировал меж тем Мартынов. – Полагаю, вы уже видите на крыше пятерых связанных людей. И, думаю, от вашего бдительного ока, господин обер-полицмейстер, не укрылся тот факт, что все они одеты в форму жандармов. Это не обман зрения. И не маскарад. Эти люди действительно жандармы. И они находятся сейчас под прицелом моих людей.
Пороховицкий опустил трубу. Лицо его было бледным, как у привидения. Нижняя губа полковника заметно подрагивала. Он резко обернулся к Мартынову. Дерзкий налетчик все так же спокойно восседал в кресле, закинув ногу на ногу. И широко улыбался при этом.
В комнате повисла напряженная тишина, которую первым нарушил Бондаренко. С искаженным гримасой гнева лицом и с угрожающе выставленным перед собой оружием, Григорий Степанович, забыв все приличия и правила субординации, решительно кинулся на Мартынова.
– Убью, сволочь!
Пороховицкий быстро загородил подчиненному дорогу и перехватил его за запястье правой руки.
– Успокойтесь, Григорий Степанович!
– Он издевается над нами, ваше благородие! Я…
– Сказано вам, успокойтесь!
– Пристрелить его, ирода, и делу конец! – не унимался Бондаренко.
Пороховицкий едва ли не силой вырвал оружие из рук пристава, а затем легонько толкнул его в грудь. Тяжело дыша, Бондаренко вынужден был отступить, но взгляды, бросаемые им на Мартынова, по-прежнему не предвещали ничего хорошего. Арсений остался невозмутим. Он ждал.
Обер-полицмейстер повернул к нему голову.
– Надеюсь, вы отдаете себе отчет, милейший, какой вызов вы нам сейчас бросаете? – сдерживая бушевавшие эмоции, прошипел Петр Лазаревич.
– Вполне. Но иного выбора у меня нет. – Мартынов равнодушно пожал плечами. – Распорядитесь привести Капитолину, ваше благородие. Мы беспрепятственно покинем ваше заведение, и мои люди тут же отпустят пленных жандармов.
Пороховицкий нервно покусал ус.
– А какие у нас гарантии? – спросил он. – Почему я должен вам верить, господин Мартынов? Вы ведь известный душегуб…
– Вам придется поверить мне. Я даю слово. Слово дворянина.
– Дворянина? – презрительно выпалил Бондаренко.
– Да, – коротко, но с достоинством парировал Мартынов.
Пороховицкий вновь вернулся к окну, поднял подзорную трубу и взглянул на крышу Кафедрального собора. Беззвучно произнес что-то одними губами. Шагнул к столу и требовательно позвонил в колокольчик. Словно только и ожидая сигнала, на пороге его кабинета тут же появился знакомый Мартынову адъютант.
– Приведите Вайсман, – жестко распорядился обер-полицмейстер.
Адъютант не стал задавать вопросов. Козырнув, он развернулся и вышел. Пороховицкий сел в кресло напротив Мартынова.
– Капитолину Михайловну сейчас доставят. Прикажете подать экипаж? – язвительно обратился он к налетчику.
Мартынов проигнорировал откровенный сарказм.
– Мы доберемся сами. Но благодарю за предложение.
Большие напольные часы в кабинете обер-полицмейстера пробили ровно десять часов утра. Затем стрелки поползли дальше. Маятник синхронно раскачивался, производя на наблюдавших гипнотическое воздействие. Никто больше не проронил ни слова. Арсений откровенно скучал, полковник пристально изучал лицо своего визави, словно стараясь хорошенько запомнить его на всю оставшуюся жизнь. Бондаренко, с трудом справляясь с бушевавшей внутри яростью, кусал губы, но от новых выпадов в сторону Мартынова предпочитал воздерживаться. В эту секунду Григорий Степанович дал себе твердое обещание при первой же удобной возможности расправиться с этим нахалом. Не сегодня, так завтра. В любом случае пристав знал, что не сможет теперь спать спокойно, пока Мартынов разгуливает на свободе и насмехается над ними. Бондаренко хотелось верить, что приблизительно такие же мысли роятся и в голове его начальника. Прочесть сейчас что-либо по лицу Пороховицкого не представлялось возможным…
Время тянулось бесконечно долго. Мартынову казалось, что прошла целая вечность, прежде чем дверь в кабинет снова отворилась и на пороге в сопровождении адъютанта появилась Капитолина Вайсман. Лицо девушки слегка осунулось и сейчас его покрывала неприсущая Капитолине нездоровая бледность. При виде Мартынова глаза ее удивленно округлились.
Арсений, блеснув в чарующий улыбке белоснежными зубами, бодро поднялся на ноги.
– Капа!
Следом за ним покинул свое кресло и Пороховицкий. Он выглядел мрачнее тучи.
– Вы свободны, Капитолина Михайловна, – сквозь зубы процедил обер-полицмейстер. – Ваш друг Арсений Мартынов… К сожалению, не знаю, как величать его по батюшке… Он обо всем позаботился. Не скажу, что я в восторге от такого рода решения, но… Обстоятельства, так сказать, вынуждают меня… – Он замолчал и взглянул на Мартынова. – Надеюсь, на ваше слово можно положиться.
– Безусловно.
Арсений прошел вперед и взял Капитолину под локоть. Спокойствие оставило его. Мартынов жаждал, как можно скорее, убраться отсюда. Хотя внешне это мало в чем проявилось.
Адъютант Пороховицкого открыл перед ними дверь.
– Это не последняя наша встреча, милейший, – бросил в спину Мартынову обер-полицмейстер. – Равно как и с вами, дражайшая Капитолина Михайловна. И, можете мне поверить, когда мы увидимся с вами в следующий раз, я буду готов к этому крайне основательно. И не забуду того оскорбления, которое вы нанесли нашему ведомству в моем лице. Не будь я Пороховицкий!
