Лера, глядя на нее, порой завидовала. Взять хотя бы эту травлю в средствах массовой информации: другая на её месте с ума сошла бы, а она…
Валерия завернула за угол и возле третьего подъезда, где проживала Дробышева, увидела небольшую толпу. Люди смотрели в сторону распахнутых дверей.
Почему-то при виде этой картины сердце Стрелецкой шевельнулось от нехорошего предчувствия. Она прибавила шагу и влилась в толпу в тот самый момент, когда из подъезда показался мужчина в белом халате и, придерживая двери, крикнул, обернувшись назад:
— Давай, пройдет!
— Вон, несут… — негромко сказала какая-то старуха и вытянула шею.
Леру будто что в грудь толкнуло. Она увидела, как два санитара выносят носилки, укрытые клетчатым зеленым пледом. Она узнала этот плед, потому что часто видела его на диване в Наташиной гостиной. Та любила заворачиваться в уютную ворсистую ткань, как в халат, и сидеть, поджав ноги, слушая музыку и потягивая из громадного бокала какой-нибудь освежающий напиток.
— Наташка… — отказываясь верить в происходящее, прошептала Лера и почувствовала, что у неё подкашиваются ноги.
— Осторожнее, — чья-то сильная рука подхватила Валерию под локоть. — Машина сзади.
Санитары опустили носилки на снег.
Лера смотрела на то, что было укрыто зеленым пледом. Хохотушка Наташка, дерзкая, бесшабашная, умевшая посмеяться над собой… Сколько раз она, рассказывая Лере забавную историю со скандальной выходкой, повторяла, смеясь: «Нет, пусть меня, как буйную, скрутят два дюжих санитара, но он у меня попомнит, стервоза, будет ходить и оглядываться. Я этой сволочи устрою сцену у фонтана!» И устраивала, да так, что с ней потом связываться опасались. И вот договорилась. Два дюжих санитара вынесли её труп вперед ногами…
— Еще ближе давай, — крикнул один из них водителю «скорой помощи» и повернулся к толпе: — Посторонитесь, граждане.
Машина медленно поползла к подъезду.
Словно во сне Валерия видела, как покачнулись носилки, клетчатый плед сполз в сторону и собравшимся открылось бледное лицо, искаженное гримасой.
Стрелецкая не могла оторвать от него глаз.
— Как же так, Наташка?.. — Лера прижала руки к груди. — Как же…
Вдруг она очнулась, услышав негромкие голоса рядом.
— …Певица известная… отравилась… — бубнил в стороне глухой голос.
— Да нет, говорят, наркотики, — возразил другой.
Валерия ошалевшими глазами обводила толпу. Она с трудом соображала, что все эти слова относятся к Дробышевой.
— У них это сплошь и рядом…
Носилки с покойной задвинули в машину, но люди не расходились.
— Красивая, чего не жилось? — продолжали судачить соседи. — Вчера на белой иномарке к ней мужик приезжал.
— Не на белой, а на серебристой, — поправил кто-то. — Я серебристую «БМВ» видел.
— А не один ли черт…
— Квартира-то её кому теперь достанется, одна ведь жила?
— Было бы имущество, а наследники сыщутся, — рубанул воздух крепко сбитый немолодой мужчина с решительными повадками, напоминающий военного в отставке.
Старуха в облезлой шапчонке мелко перекрестилась:
— Господь прибрал. Милиция приехала, по квартирам ходят, выспрашивают, как да что.
Лера оглянулась. Только сейчас она заметила, что возле арки дома стоит машина с синей полосой. Рядом топтался крепкий парень в пятнистой омоновской куртке.
— …Вера с третьего этажа её обнаружила. — Всезнающая бабка в облезлой шапчонке уверенно размахивала руками перед носом другой соседки. — Смотрит, дверь балконная нараспашку, — окна у них рядом, — штора от ветра парусит. А кто сейчас дверь нараспашку держит? Не лето, холодно. Вера испугалась: не забрались бы воры, и шум подняла.
— Какие воры, третий этаж? — хриплым голосом произнес неизвестно откуда появившийся парень в рыжей дубленке и низко надвинутой на лоб шапке.
Он очень внимательно прислушивался к разговорам. В его лице было что-то неприятное, лисье. Бегающие глазки ощупывали каждого, не выделяя никого в толпе. Но вот его взгляд остановился на Стрелецкой. Он вздрогнул и с усилием отвел глаза.
Старуха соседка, недовольная, что её перебили, подозрительно уставилась на незнакомого парня в рыжей дубленке.
— А я что-то тебя не помню… — она буравила его взглядом. — Ты из какого дома?
— Из нашего, мать, из нашего… — Парень ещё глубже надвинул шапку на глаза и, ни на кого не глядя, отошел в сторону.
— Из нашего… — забурчала старуха. — Ходят, выспрашивают. В соседнем доме недавно квартиру очистили, пока хозяева на работе. Что творится, что творится… Жалко Наталью-то, — опять запричитала она. — Жить бы да жить. Веселая дамочка была, к ней на квартиру и кино снимать приезжали, сама потом по телевизору видела. Но не зазнавалась, уважительная, всегда здоровалась. Говорят, ещё теплой нашли. Раньше от водки помирали, теперь наглотаются всякого дерьма. Точно, наркотики принимала.
— Язык у тебя… — остановила её другая соседка. — Не болтай, чего не знаешь. Вон Вера идет с милиционером. Сейчас все расскажет.
В дверях подъезда показалась пожилая женщина в расстегнутом пальто. Следом за ней шел милиционер.
Лере показалось, что он, окинув цепким взглядом перешептывающихся людей, остановил глаза на ней. Она сжалась и на негнущихся ногах сделала шаг назад. Потом, задыхаясь, развернулась и торопливо зашагала прочь.
Она шла и чувствовала, что кто-то смотрит ей вслед, пристально, словно держит под прицелом. Лера съежилась, но помешать этому была не в силах.
Голова гудела, как котел. Она вспоминала услышанные в толпе фразы. «Она хотела мне сказать что-то очень важное и не успела. Я не успела… — Колотилась в виске страшная мысль. — Я должна была приехать раньше!»
Ветер развевал полы длинной дубленки и обжигал лицо, но Лера не замечала этого. Почему, почему все так получилось?! Хотелось заорать, заголосить на всю улицу.
Ее шатало от безысходности.
Дробышева не была наркоманкой, она не принимала даже снотворное, и это Лера знала очень хорошо. Почему старуха соседка говорила о наркотиках? «Что же случилось с тобой, Наташа, что?» — шептала Валерия побелевшими губами. Если бы она приехала сразу, как только Наташа позвонила, ничего бы не произошло. От одной этой мысли останавливалось дыхание.
Почему говорили про открытую настежь балконную дверь?.. Наташка была мерзлячкой, она жутко боялась сквозняков, берегла горло.
Валерия вспомнила, как Дробышева закатила однажды скандал, когда её во время гастролей поселили в прохладном номере. «Наташенька, солнышко, — орала она, передразнивая одного из устроителей концерта, вертлявого мужика с приклеенной улыбочкой. — Потерпи, вся гостиница не отапливается! А мне какое дело? Почему я должна мерзнуть как собака? Или нормальные условия проживания, или… Короче, так, срываю концерт и прямо здесь негнущимися пальцами пишу заявление, вешаю на вас всю неустойку. Кувыркайтесь, как хотите, адвокат у меня хороший, по судам затаскает». «Наташ, круто ты, — уговаривала её Лера, всегда и во всем старавшаяся найти компромисс». «Круто? — взъярилась Дробышева. — Ты знаешь, сколько эта гнида на мне заработал? Совсем совесть потерял. Он знает, что я не выношу холода, физически не выношу. Кто ему мешал все сделать по-человечески? Не люблю, когда из меня делают дурочку, а потом смотрят, вроде как на голубом глазу. С этим деятелем надо разговаривать на доступном для него языке. Это он понимает. А ценит в жизни лишь одно — деньги. Когда меня пригласили лететь с благотворительным концертом в Чечню — даже в голову не пришло отказаться! — он меня на смех поднял. Наташенька, куда тебя несет, сказал издевательски, я бы такие сборы вместо этого устроил! А ведь там, случается, убивают… В общем, эта затея — сентиментальная дурь. Нас тогда вылетело восемь человек вместо шестнадцати, из них две женщины: я и Валентина Максимова из драматического театра, она под гитару поет прекрасно. Остальные отказались по уважительным причинам. Так вот, в Чечне вообще не было никаких условий. Но зато как нас встречали, Лерочка, как встречали! Потом нам с Валентиной правительство Москвы вручило именные часики с бриллиантами — за мужество. И я горжусь и дорожу этим подарком! Знаешь, до слез проняло.
После таких выступлений чувствуешь себя чище, понимаешь, что высокие слова о нашей профессии — не пустой звук. Конечно, ничего я срывать не буду, — унялась в конце концов Дробышева. — А жаль. Проучить эту сволочь стоило бы».
Не могла Наталья сама оставить открытой балконную дверь, — продолжала размышлять Стрелецкая. Не могла. Значит, кто-то был в её квартире… Кто? Мысли каруселью вертелись в голове. Лера не могла сосредоточиться ни на одной из них.
Сейчас опять почему-то вспомнился парень в рыжей дубленке и в плотно надвинутой на лоб шапке, вспомнился его изучающий, настырный взгляд. Может, зря она ушла, надо было остаться, поговорить с теми, кто станет расследовать дело?
