Владимир Царицын - Осенний лист, или Зачем бомжу деньги

— Гав! — крикнул Сидоров, и клубок, состоящий из двух женских тел, распался на две половинки.

Половинка, которая была Александрой Толстун, упала на пол, за кровать, но через секунду подняла голову и заморгала глазами. Вторая половинка, которая была Ариадной, натянула на себя простыню с поспешностью целомудренной невинности.

— Ты?..

— Как в анекдоте: муж раньше времени вернулся из командировки.

Любовница жены выползла из-за кровати, и собрав разбросанную на полу одежду, не произнеся ни слова, выскочила из спальни. Сидоров посторонился, пропуская рыжекудрую лесбиянку, и посмотрел ей вслед. Тело у Александры Толстун, несмотря на возраст, было стройным и гладким, как у модели, а на ягодицах розовели овальные пятна.

«Что им, мужиков не хватает, что ли?» — подумал он как-то отвлечённо, не об Александре, и не об Ариадне — обо всех лесбиянках, вместе взятых.

Потом закурил и сел на край кровати, но тут же подскочил, словно постель была заляпана краской, и он боялся испачкаться.

— Кто кого совратил? — спросил он просто так, ведь что-то надо было говорить, молчать в этой ситуации было бы совсем глупо.

Но и скандалить, в общем-то, не хотелось.

Ариадна промолчала.

— Даже соврать ничего не хочешь?

— Прости, — выдавила из себя Ариадна, — я такая…

— А зачем ты такая за меня замуж вышла?

— Хотела свою природу изменить…

— Не получилось?

Ариадна отрицательно качнула головой.

— Да-а-а, — задумчиво изрёк Сидоров, — природу не изменишь.

С разводом он тянуть не стал.

После Ариадны он решил, что больше никогда не свяжет свою жизнь узами брака. Женщин у него было в избытке. Были и вдовы, и разведёнки. Были соседки и сослуживицы. Случайные знакомые и знакомые его друзей. Были женщины, намного старше его, и совсем молоденькие и малоопытные в вопросах секса девчушки, выпускницы ВУЗов, молодые, так сказать, специалистки и даже студентки. Были и те, что за деньги, и те, которым был интересен сам процесс. Была даже одна крупная специалистка в области тантрического секса.

Но такой, как Катерина, у него никогда не было…

— Где это мы? — спросил Альфред, когда Сидоров подвёл его к двери в бывший кабинет начальника взрывного цеха.

Всю дорогу до приюта бомжей он брёл, как зомби, держась за рукав Сидоровского бушлата и механически переставляя ноги. Пока шли через развалины, а потом по цеху, он стал понемногу приходить в себя. На площадке второго этажа, перед дверью в приёмную, остановился и тупо уставился на пожелтевший от времени плакат с частично стёршейся надписью: «Наша цель — коммунизм!». Под этими словами находилась надпись, сделанная несколько позже — буквы яркие, но неровные. «Я (сердце) коммунизм», — было написано и нарисовано под лозунгом.

— Это мой дом, — пояснил Сидоров, — я здесь живу.

Снизу послышались тяжёлые неровные шаги, чередующиеся с жёстким дуплетным постукиванием, и через минуту на площадку поднялось существо с двумя оранжевыми костылями, похожее на большого паука.

— Окрошка? — удивился Сидоров, — Ты почему не на работе?

— Простыл я, Ляксеич. Мочи нету. Отлежаться бы малость.

— Сачкуешь, Окрошка? — сделал предположение Сидоров.

— Ни боже мой!

Окрошка специализировался на попрошайничестве, гримируясь то под калеку-афганца, то под инвалида-беженца. Сейчас у него на голове красовалось сооружение, напоминающее чалму, длинный стёганый халат был порван во многих местах, из прорех торчала грязная желтоватая вата. Единственная нога была обута в сапог с сильно загнутым носком, как у старика Хоттабыча. Опирался Окрошка на костыли и стоял на трёх опорах крепко и непоколебимо, как пират Джон Сильвер на палубе «Эспаньолы». Ногу Окрошка потерял в прежней жизни, но не на полях сражений, а по пьяни, переходя в неположенном месте железнодорожное полотно.

Окрошка частенько говорил: «Эх, окрошечки бы сейчас покушать! Кисленькой. С настоящим квасом, домашним! С колбаской докторской, с огурчиком, с яичком, со сметанкой, с лучком, укропчиком. Эх-хе-хей!». Он всех достал перечислением ингредиентов этого блюда. Сам ты окрошка, говорили ему бомжи. Так и стал Окрошкой.

— Честно, Ляксеич! Ломает всего и горло болит. Глянь! — Окрошка раззявил пасть и высунул бледно-розовый язык, — И культя ноет, спасу нет. Видать, скоро морозы сильные грянут.

— Ладно, отлежись, — разрешил Сидоров, — я сегодня добрый. Видишь, родственника встретил, — Сидоров кивнул на Альфреда, тот пропустил слово «родственник» мимо ушей — не расслышал или не понял. — Так что болей на здоровье, Окрошка, — продолжил Сидоров. — но прежде, чем спать заваливаться, принеси-ка нам выпить чего-нибудь. Лучше водки.

— Водки?! — притворно изумился Окрошка, — Где же я её достану?

— Твои проблемы, — бросил Сидоров, открывая дверь в своё жилище и проталкивая Альфреда внутрь.

Сидоров правильно рассудил. Если Окрошка заболел, значит, будет лечиться, а «лекарством» он, наверняка, запасся для такого случая. Куда-то же он всё-таки ходил этим утром! Если не на работу, стало быть, до ларька на трёх ногах доскакал.

Самое популярное лекарство в среде бомжей — водка.

— Проходи, будь как дома, — сказал Сидоров, — квартира у меня большая, двухкомнатная. Даже трёх. Приёмная, кабинет и маленькая комнатка. В ней, наверное, прежний хозяин бухал или отлёживался с похмелья.

— Где мы? — снова спросил Альфред.

— В кабинете начальника цеха по производству легковоспламеняющихся и взрывчатых веществ, сокращённо «взрывного» цеха бывшего завода «Искра». Ныне это предприятие приватизировали бомжи. А я — старший здесь. Можно сказать, директор завода.

— «Искра»?

— Ну, да. Было такое градообразующее предприятие.

— То-то, я смотрю, знакомо мне тут всё. Я же работал на «Искре» после института. Правда, недолго.

— Сюда садись, — Сидоров указал на лавку у батареи отопления, лавка была застелена ветхим лоскутным одеялом, — здесь теплее.

Альфред сел на лавку и дотронулся рукой до батареи, она была тёплой, почти горячей.

— Смотри-ка! — удивился он, — Отопление есть. Забыли отключить завод от теплотрассы?

— Да нет, не забыли. Отключили, а как же? Одиннадцать лет назад. А я кое-что предпринял и организовал подключение бытовок цеха.

— Вы?

— А что ты удивляешься? Я же по специальности строитель-тепловик. Наш инженерно-строительный закончил. Теплогазоснабжение и вентиляция. Вот и применил знания на практике.

— Но как вам это удалось? Вы что, тогда ещё не…

— Тогда я уже три года бомжевал.

— Но как?..

— Потом расскажу. Сейчас надо обедом заняться. Буржуйку растопить, консервы разогреть, то-сё.

Сидоров захлопотал возле буржуйки, разводя огонь, а Альфред Молотилов с интересом принялся осматривать помещение, в котором очутился. Он хорошо помнил эту приёмную. Когда-то частенько сюда захаживал по долгу службы, но ещё чаще просто так, с секретаршей полюбезничать. Секретаршу звали Наденька. Альфреду в ту пору только-только исполнилось двадцать два, а Наденьке, кажется, и восемнадцати не было. Наденька очень нравилась молодому инженеру, но до серьёзной большой любви дело не дошло, не успели они: начались баталии с руководством завода по поводу перепрофилирования предприятия, а потом массовые увольнения, митинги недовольных и прочие горестные события. Накрыла Наденьку и Молотилова перестроечная волна и разбросала в разные стороны…

В приёмной было относительно светло — свет проникал через пыльное стекло, трещины в котором хозяин тщательно заклеил скотчем. Как позже узнал Альфред, окно приёмной оказалось единственным застеклённым окном на всём фасаде взрывного цеха. От одного угла к другому — по диагонали — был натянут провод, на котором сушились штаны камуфляжной расцветки и белая футболка с красной надписью на английском. На стенах висели плакаты, призывающие рабочего не терять бдительность и одновременно повышать производительность труда.

«Ну что ж, подумал Альфред, одно другому не мешает».

Из мебели, если не считать листа ДСП, установленного на кирпичных подпорках и служащего хозяину столом, здесь находилась только лавка, на которой он сидел, и буржуйка, Сидоров уже поставил на неё открытую банку тушёнки и чёрный закопчённый котелок с водой. На ДСП Сидоров постелил газету, поставил литровую банку с коричневыми переросшими солёными огурцами и полиэтиленовый пакет с подсохшими изогнутыми кусками чёрного хлеба.

— Можно было б супчик организовать, да у меня корнеплоды закончились, — вздохнул Сидоров, — конечно, и с одними макаронами сошло бы, но это не суп, а баланда. Сегодня планировал картофана и морковки с луком добыть, да тебя неожиданно встретил… Зато у меня бананы есть, — он вытащил откуда-то из угла гроздь почерневших бананов, штук пять, — как ты к бананам относишься, а, Альфред?