Она положила ладонь на его губы, заставила замолчать.
– Нет… Не то. Все врешь, все… Вас что-то связывает. Что-то страшное и тайное.
Глеб загасил окурок, обнял ее.
– Не говори глупости. Страшное и тайное связывает нас с тобой. Вдруг «Витек» узнает? Кранты… И тебе, и мне.
– Убьет, думаешь?
– Тебя – нет… Тебя он слишком любит. А меня – сходу. Как вот ту муху, что лупится в стекло.
Лариса перевела взгляд на одинокую муху, действительно бившуюся о стекло, вздохнула:
– Страшно…
Крепко обняла парня, стала целовать, сходить с ума, пока они снова не забылись в экстазе.
Маргеладзе в бронированном «мерсе» катил по одной из главных улиц Москвы, сзади следовал джип с тонированными стеклами, в котором находилась охрана.
Вахтанг располагался на заднем сидении, рядом с ним сидел молчаливый Важа.
На светофоре остановились, Маргеладзе лениво стало смотреть на соседние машины, и вдруг его взгляд задержался на красивом игрушечном джипчике.
– Какая тачка прикольная, – заметил он, перевел взгляд на Ларису, сидящую за рулем, брезгливо сморщился. – Только вести ее должна не старая черепаха, а молодая телка с ногами от ушей.
Важа взглянул в сторону указанного джипа, увидел парня, небрежно обнимавшего «телку».
– Зато хахаль у нее – во внуки годится.
– С чего ты взял, что это хахаль? – спросил Вахтанг.
– Разве не видно? Внук не будет так ласково чесать спину бабушке.
Вдруг Важа даже привстал на сидении.
– Вай, это же он! «Чесальщика» я знаю!
– Какого «чесальщика»? – не понял Вахтанг. – Кто такой?
– Тот, за которым я должен следить!
– Можешь объяснить как человек, а не как ишак?!
– Ну, фотку ты мне дал! Парня, которого надо оберегать! Это он. С телкой!
Вахтанг подался вперед.
– Елки кавказские, мохнатые… – Заинтригованно произнес: – Вот это номер, специально не придумаешь, – повернулся к Важе. – Фотки сделал?
– Полный аппарат.
– Узнай, кто эта старая целлюлитка, и какая связь между племянником Виктора Сергеевича и ею.
Ни те, ни другие не видели, что на противоположной стороне улицы стоял автомобиль Виктора Сергеевича, и хозяин фиксировал происходящее на миниатюрный фотоаппарат.
Вечером у Ларисы был концерт.
Виктор Сергеевич и Глеб сидели в машине перед входом в «Мандарин», ждали окончания мероприятия. За окнами тихо текла полуночная жизнь – тускло и таинственно тлели фонари, прогуливалась редкая публика, мягким разноцветным потоком неслись в неизвестность автомобили. Виктор Сергеевич сам сидел за рулем.
Глеб, откинувшись назад с закрытыми глазами, едва слышно мурлыкал песенку под радио.
– Через пару дней тебя не должно быть в городе, – сказал Виктор Сергеевич.
Глеб от удивления даже негромко икнул.
– В каком смысле?
– В самом прямом. Исчезнешь тихо, незаметно, никого не посвящая.
Парень скосил на него глаза.
– Что-нибудь случилось?
– Пока нет. Но может случиться. Моя интуиция… – он усмехнулся, – интуиция разведчика… никогда меня не подводила.
– И как надолго?
– Пока не спадет волна.
– Волна? Волна чего?
– Дерьма! – не без раздражения бросил шеф.
– Я уже в нем?
– По самое горло.
Ошеломленный таким заявлением, Глеб помолчал, затем снова осторожно взглянул на Виктора Сергеевича.
– Ну, слиняю… И что? Когда обратно?
– Я сообщу… – Виктор Сергеевич достал из внутреннего кармана пиджака конверт, протянул парню. – Здесь деньги на билет и гостиницу.
– Хорошо… – Глеб помолчал, потом спросил: – А по работе все спокойно? Никаких ошибок не было?
– Пока не знаю. Надеюсь, нет.
Наконец повалил народ, празднично заполняя ступени главного входа. Концерт закончился.
– Надо же, – удивился Виктор Сергеевич, – оказывается, люди ходят на мою благоверную.
– Просто вы давно не были на ее концертах, – заметил Глеб.
Тот иронично взглянул на него:
– Можно подумать, ты часто ее слушаешь.
– Думаю, чаще, чем вы.
– И как у нее получается?
– На любителя.
– Я имею в виду пение.
– Я тоже.
Из служебного входа «Мандарина» выпорхнула заваленная букетами, радостная и возбужденная Лариса, издали махнула машине, в которой сидели мужчины.
– Не боитесь, что поклонники уведут жену? – спросил Глеб.
Виктор Сергеевич бархатно засмеялся:
– Хотел бы я видеть смельчака, который рискнул бы заполучить такое «счастье».
Глеб покинул автомобиль, быстро пошел навстречу певице. Взял у нее цветы, коротко сообщил:
– Меня ссылают.
– Кто? – Лариса даже остановилась.
– Твой муж.
– Куда?
– Пока не знаю. Но деньги на билет в кармане.
– Я тебя не отпущу. – Женщина вцепилась в рукав Глеба.
– С ума сошла, – он отвел ее руку. – Он все видит, пошли.
– Я ему сейчас скажу… Он не имеет права.
– Он на все имеет право, детка, – усмехнулся Глеб и аккуратно повел ее к машине.
– Не пущу! Никуда не пущу! Пусть думает, что ты улетел. А я сниму тебе квартиру и буду приезжать к тебе. Понял? Никуда ты не уедешь!
Виктор Сергеевич зажег сигарету от прикуривателя, пустил густой дым, с прищуром наблюдая за идущими.
Когда Анна вернулась с Катюшей из детского сада домой, Илья, повязав фартук, деловито топтался на кухне, готовил ужин.
– Ку-ку! – крикнул он, услышав щелчок замка. – Кто открыл замок в наш теремок?
– Маленькая мышка Катюшка с любимой Аннушкой-мамуськой! – весело отозвалась Катя, сбросила в прихожей ботиночки и понеслась на кухню. Обхватила за шею Илью, повисла на нем, заболтала ногами.
Тот покружил ее, поставил на пол, достал из ящичка кухонного гарнитура куклу в яркой упаковке.
– Ва-у! – обрадованно выкрикнула девчушка и понеслась в свою комнату изучать подарок.
Илья помог Анне внести на кухню несколько пакетов с продуктами, поцеловал в щеку.
Она мягко увернулась.
– Ты совсем разбалуешь мою Катьку.
– Нашу, – мягко поправил он ее.
Она иронично взглянула на него, переспросила:
– Ты так считаешь?
– И давно, – кивнул он.
Анна принялась выгружать покупки в холодильник. Илья подошел к ней сзади, попытался обнять ее. Она резко, с раздражением сбросила его руки со своих плеч, развернулась к нему лицом. Молча, с вызовом смотрела на него.
– Анна, – мягко произнес он. – Ну что ты?
– Пока ты мне все не расскажешь…
– Что – все? Что я должен тебе рассказать?
– Ты прекрасно знаешь, о чем я.
– Не знаю, объясни.
– Почему ты сказал мне, что мой муж погиб?
– Я этого не говорил. Я всего лишь сказал, что он исчез и с ним плохо. Я говорил правду!
– Ты обманул меня и воспользовался моим безвыходным положением. И ради дочери я… я пошла на это. И этого я себе никогда не прощу! И тебе тоже.
Илья встал, растерянно смотрел на Анну.
– Анна, успокойся. Что ты говоришь? Я люблю тебя. С каждым годом я все больше и больше люблю. И ты это знаешь.
Она тоже поднялась.
– Но я не люблю. Я те-бя не люб-лю! – раздельно произнесла она. – И я не прощу тебя.
– А как же Катюша? Ты же сказала, что пошла на это ради нее. А она счастлива. Она любит меня. Я для нее как отец. И я готов сделать все, чтобы вы обе были счастливы.
Некоторое время Аня смотрела на Илью, осмысливая сказанное, затем тихо произнесла:
– Если ты действительно говоришь правду, если действительно любишь, оставь нас. Пожалуйста…
Он подавленно смотрел на нее.
– А как же я? Как же я без вас, Аня?
Она хотела что-то ответить, но лишь резко отмахнулась и быстро ушла в комнату дочери.
Маргеладзе обедал в закрытом клубном ресторане с вице-мэром города Куликовым. Тихо играла музыка, зал был пуст, тем не менее обедающие сидели в изящной кабинке, загораживающей их от чужих глаз.
Официант, высокий, с длинными белесыми бакенбардами, подлил коньяка, подложил закуски, и Вахтанг взглядом показал ему, что он здесь лишний.
Тот отошел на несколько шагов, но продолжал стоять, находясь в поле зрения обедавших.
Чокнулись. Маргеладзе сказал:
– За наши с тобой, Михалыч, особые отношения. Я их ценю, я ими дорожу, я пронесу их через всю жизнь. Спасибо, дорогой брат и друг.
– Тебе спасибо. Ты немало делаешь для нашего города.
– Мелочь. Ради друга, ради его авторитета я готов на все.
– Спасибо, Вахтанг.
Пригубили рюмочки, стали закусывать.
– Давай к делу, – попросил Куликов, – у нас не так много времени.
– Хорошо, – кивнул тот. – Первое… Время идет, а твои холуи на Петрах так и не вышли на подонков, убивших моего брата.
Иван Михайлович помолчал, пережевывая нежную розоватую рыбу, согласно кивнул головой.
– Понимаю тебя. Но пойми и ты меня. Если я дам зеленую улицу твоему делу, сразу начнутся разговоры. Некоторые «мокрые» папки лежат годами, а перед Маргеладзе подняли шлагбаум. Так нельзя, дорогой!
