… - Ну что, дорогой Филипп Игнатович Рыльцев? — внимательно поглядела на него Ника, сидя рядом с ним в машине. — Деньги у нас, тебе из них не достанется ни копейки, пора приступать к финальной части этой комедии…
… - Да выпустите меня отсюда, наконец! — кричал Рыльцев, барабаня в железную дверь ангара. — Я есть хочу! Вы не имеете права! Я пожилой человек, мне семьдесят пятый год идет! Поимейте совесть!
Он неоднократно принимался за штурм железной двери, но за ней стояла зловещая тишина. Сколько он провел тут времени, он и сам не знал, но, наверняка, не менее двух суток… Кружилась голова, в желудке были страшные голодные рези, слабели руки и ноги… Он ложился на холодный пол, лежал там некоторое время, а затем снова бросался на железную дверь.
— Выпустите меня!!! — надрывая горло, кричал он. — Я согласен на ваши условия! Я согласен! Согласен! Согласен!
Когда он повторил это магическое слово не менее раз двадцати тридцати, железная дверь стала потихоньку открываться.
— Чего орешь? — пробасил верзила с маленькой как у динозавра коротко стриженой головой и поросячьими глазками почти без ресниц и без бровей.
— Чего ору, говоришь? Жрать хочу, выйти отсюда хочу! Мне семьдесят пятый год идет! У меня кончился даже валидол! Совесть поимейте!
— Да ладно тебе, — зевнул верзила. — Чего нет, того нет… — А насчет пожрать, это можно… Это нам запросто. — Он вытащил из кармана кожаной куртки кусок мягкой белой булки и протянул её Рыльцеву. — На-ка вот, пожуй от души, горемыка…
Рыльцев хотел было облить недоумка ушатом холодного презрения, но вместо этого выхватил у него кусок отъеденной им булки и стал жадно жевать.
— Ладно, я пошел, — широко зевнул верзила. — А насчет валидола я пошурую, есть тут у нас один больной-притворной, глядишь, у него в штанах и завалялась таблеточка. С похмелюги он их сосет, помогает, говорит, — заржал он.
— Да не нужен мне твой валидол — закричал Рыльцев. — Мне нужна свобода! Я хочу домой!!! Я согласен на условия, согласен!
— На чьи условия?
— На условия Ники… Да что вы придуриваетесь, в конце концов?!!!
— Заткни свою пасть! Не знаю я никакой такой Ники! Мозги только полощешь, старичман!
— А какого рожна я тут сижу? — продолжал возмущаться Рыльцев с набитым мягкой булкой ртом.
— Сидишь, значит, надо, — криво усмехнулся верзила. — А мне что? Мне приказали, я караулю, прикажут — выпущу… А прикажут — порву, — счел нужным добавить он, снабдив эту ремарку лошадиным гоготком.
— Да кто твой начальник, пахан, бугор, как там у вас? — настаивал Рыльцев, тем временем полностью уничтожив мягкую булку.
— А хрен его знает? — пожал плечами верзила. — Их много паханов, один я погулять вышел… Вернее, наоборот — не вышел… Торчу тут, мать твою… А ты жучара, как я погляжу… Хорохоришься, будь здоров… Где-то я твою морду видел…
— В кино видел, в кино, я Рыльцев, народный артист СССР, я двадцать семь фильмов снял, и в сорока снялся…
— Точно, — сообразил верзила. — Только постарел ты здорово… Точно… Недавно по телику показывали старый сериал про гражданскую войну… Так ты там комиссара играл, который орал «Ни шагу назад! Всех постреляю!» И маузером здоровенным махал… Надо же, какие люди… Заводной ты мужик, юморной… Всех, говорит, постреляю!!!
— Ну, вот видишь, — обрадовался своей популярности в среде уголовных элементов Рыльцев. — Так и выпусти меня отсюда… Чего держать? От меня никакого проку нет, фильмов не снимаю, денег нет… У нас просто с Никой старая разборка, не поладили двадцать лет назад, неразделенная, так сказать, любовь… А теперь она стала крутая, решила отомстить…
— Да какая там Ника? — не понимал верзила. — А отпустить я не могу, я бы отпустил, так ведь порвут…
— Ну хоть закурить тогда дай…
— Это можно, кури на здоровье, артист… И я с тобой покурю, буду потом хвастаться, что с тобой курил… А если пристрелить прикажут, тем паче буду хвастаться…
Он протянул Рыльцеву пачку «Парламента» и дал прикурить. В это время в открытую дверь ангара заглянула другая рожа, как две капли воды похожая на первую. И Рыльцев понял, что никак ему отсюда не сбежать.
— Эй, — орнул первый верзила второму. — Звякни там Роману, скажи, этот согласен на что-то там…
— Ща позвоню, — лениво отозвался второй.
Рыльцев и его страж сидели на корточках и курили.
— Да, вот такие они дела, — решил разрядить молчание верзила.
Потом помолчали опять. Вскоре вошел второй.
— Позвонил я. Занят он. Говорит, некогда. На толковище собирается в Павлово-Посад. Пусть пока посидит, говорит…
На лице Рыльцева появилось выражение отчаяния. Но второй верзила добавил:
— Пожрать, говорит, дайте ему…
Рыльцев облегченно вздохнул. После того, как он съел булку, аппетит разыгрался с невиданной силой. Таким голодным он был в последний раз в сорок пятом году, когда приехал в прохорях и телогрейке в Москву. С тех пор голодать как-то не приходилось, разве что отлеживаться на диете после обжорных банкетов и тусовок.
— Ща сварганим что-нибудь, — вяло произнес первый верзила и вышел из ангара.
И тут Рыльцев, не ожидая сам от себя такого, стал тихо пробираться к открытой двери. Вышел и обомлел — никого вокруг. Где-то вдалеке около машины копошились два верзилы, вытаскивая из неё что-то. И Рыльцев тихо и незаметно юркнул в другую сторону.
Оказался на какой-то запыленной дороге. Увидел грузовик, едущий в его сторону и поднял руку.
Грузовик остановился.
— Везти чего? Груз какой? — спросил пожилой водитель. Но тут узнал знаменитого актера и расплылся в улыбке.
— Игнат Рыльцев?
— Он самый, — гордо подтвердил Рыльцев. — Слушай, друг, я тут попал в передрягу. Увези отсюда подальше!
— Да своего любимого актера хоть на край света! — крикнул водитель, и Рыльцев вскарабкался в машину. Грузовик взревел и, создавая клубы пыли, помчался по дороге.
— Мы где? — поинтересовался Рыльцев.
— В районе Кузьминок… Вам куда?
— В ближайшее отделение милиции! Шантаж! Рэкет! Бандитизм! — кричал Рыльцев, потрясая кулаками. — Но ничего, я им покажу! Узнают они, как связываться с народным артистом! Остались у меня ещё связи там, где надо!
— Вот сволочи, — согласился поклонник. — Ничего нет святого…
— Вот именно! Ничего святого! Отморозки проклятые! Но ничего, мы посмотрим, кто смеется последним!
… В отделение милиции он ворвался, словно двуногая ракета.
— Рыльцев! — крикнул он с порога. — Игнат Константинович! Народный артист СССР! Шантаж! Рэкет! У меня вымогают квартиру! Прошу помощи правоохранительных органов!
Ошарашенный напором пожилого человека, дежурный набрал номер оперативной группы, в общих чертах сообщил, что произошло.
Пока ждали группу, Рыльцев сидел на телефоне и звонил всем подряд бывшему министру внутренних дел, бывшему секретарю ЦК, затем узнал телефон действующего заместителя министра и стал звонить ему. Что удивительно, дозвонился и до него. Тот пообещал разобраться. Тем временем приехала оперативная группа.
— Помните местонахождение того ангара? — спросил командир группы.
— Я помню, — подошел также сидящий в отделении поклонник творчества Рыльцева, пожилой шофер. — Покажу дорогу…
… К ангару подъехали быстро.
— Вот он! — крикнул Рыльцев, указывая пальцем на ангар. — Сейчас и возьмем их тут тепленьких!
Однако, ни в ангаре, ни около него никого не было…
— Мы выясним, кому принадлежит этот ангар, — пообещал командир группы. Затем они отвезли Рыльцева домой.
— Вы должны во что бы то ни стало отыскать Веронику Лемберг, бывшую жену Навроцкого. Актера Навроцкого. Лемберг была осуждена в восемьдесят втором году за убийство на восемь лет. Полагаю, что в настоящее время она член преступной группировки. Она шантажировала меня и требовала, чтобы я поехал к нотариусу и оформил дарственную на свою четырехкомнатную квартиру на некую Иванову Наталью, подругу Лемберг. Они морили меня голодом, издевались… Поехали немедленно к Навроцкому! — вдруг предложил воодушевленный местью Рыльцев. Кстати, о том, что на его глазах бандитами был застрелен телохранитель Кружановой, он ни разу не заикнулся. Это как раз его совершенно не касается…
— Вообще-то, это не наше дело, — стал отказываться командир группы. Мы этим не занимаемся. Обратитесь в прокуратуру, если будет возбуждено уголовное дело, следователь сам вызовет на допрос этого Навроцкого.
Но Рыльцев сумел уговорить оперативника. И вскоре они были на Мосфильмовской улице, где жил Навроцкий.
— Я вырвался от них! — крикнул с порога Навроцкому Рыльцев. — Кишка у них тонка против меня! Ты должен немедленно дать показания против Вероники! Будет возбуждено уголовное дело, и мы с тобой снова упрячем её за решетку! Там ей самое место! Садись и пиши немедленно показания!