Рене Бурдье - Четвертая пуля

Клид отвернулся, еле сдерживаясь. Он спрашивал себя, как мадам Винсен может переносить все это. Он не думал, что она это сносила. Винсен, до того как их отношения расстроились, признался ему, что его жена из «буржуа», вышла за него против воли родителей, провинциальных бакалейщиков. Он всегда был признателен ей, очень любил ее и всегда ею восхищался.

Винсен тем временем закончил свою свинскую работу. Долгожданная цель была достигнута, и довольный комиссар сплюнул содержимое к своим ногам. Вытер палец о рукав пальто, уселся поглубже в кресло и поискал своими серыми глазами Клида. Теперь можно было сказать: «Великий инквизитор» за работой.

— Каким образом вы начали ее подозревать? — спросил он резко. — В какой момент?

Мысль, что малышка Алосс и Масселон не согласятся последовать советам Клида, начала постепенно завоевывать мозг комиссара, и он постарался подсластить безрадостную действительность. Это понял и Клид. Выяснив кое-какие вещи, Винсен, очевидно, надеется привлечь его за «укрывательство подозреваемого». Достаточно было Клиду сказать: «С самого начала, но у меня были только подозрения» — и дело будет сделано. Клид не собирался удовлетворить комиссара; увы, он не так быстро разобрался…

— По правде сказать, комиссар, я блуждал в потемках до конца, или почти до конца. Мне не удалось установить причину с самого начала. Например, я не знал истинной причины разрыва между Жаном Дравилем и Клодеттой Жема так же, как и того, что у Бертье есть дочь. Обо всем этом я узнал лишь сегодня утром. К тому же я получил очень интересный отчет из Орлеана. Обладая всеми этими материалами, я начал усматривать истинный смысл. Но только тогда, когда мне позвонила Клодетта Жема, только тогда, комиссар, я смог понять, что Мари-Жур — дочь Бертье и что тот — не убийца Дравилей. А отсюда заключение — Клодетта Жема и есть убийца. Что до девчонки — это одновременно и сложно, и просто.

Комиссар заворчал.

— Что до девчонки, вы хотите сказать, что просто для вас и сложно для Винсена, не так ли?

Клид готов был согласиться. «Но, — подумал он, — к чему приведет этот новый укол?»

— Не выдумывайте, комиссар. Я не это имел в виду. Просто я не счел нужным усложнять дело деталями, не относящимися к нему. Но если вы хотите…

Винсен ничего не хотел.

— В следующий раз, Клид, поскольку это может подождать. Скажите мне, чем этот телефонный звонок мог прояснить вам положение с Бертье?

— Посудите сами, комиссар. Этот человек только что вырвался из лап ваших неудачников на вокзале Сен-Лазар: у него не могло быть при себе пистолета. По той причине, что они его обыскали, и нельзя предположить, чтобы специалисты своего дела допустили такую ошибку. Тем более он не сопротивлялся, ибо они не надели наручники.

— Это приказ префекта, — заметил Винсен.

— Один из ваших инспекторов, встретившийся перед отъездом с набережной Орфевр с этими коллегами, подтвердил мне, когда я выходил за пистолетом, послужившим в сцене моего убийства, что все точно — у хромого оружия не было.

«Клодетта Жема, — подумал я, — солгала».

Это не было состоянием необходимой самообороны, как представила она. Вывод: оружие, использованное для убийства Бертье, — ее собственное. Ибо это пистолет, я надеюсь, вы заметили, калибра 7,65, идентичного тому, которым были убиты Жан и Жюльетта Дравиль. Он также снабжен глушителем. И в нем недоставало трех патронов, когда ваши инспекторы передали его мне.

Винсен вынужден был изобразить хорошую мину при плохой игре — естественно, Клид и сегодня вывернулся.

— Когда она мне позвонила, я как раз пытался понять, кем могла быть та таинственная женщина, о которой мне говорила Жюльетта Дравиль. Я знал только, что у нее странный акцент и что в четверг, чуть позже того, как Бертье видели покидающим номер Дравиля, она позвонила жене Дравиля, чтобы сказать, что та «никогда не увидит своего мужа живым». Я знал, что та же самая особа несколько раз звонила из Орлеана в среду и четверг.

Комиссар ухмыльнулся. Он, несомненно, думал о чем-то приятном.

— Невероятно, — заметил он, скорчив хитрую гримасу, — вы не подумали о ней, а именно она сунула голову в волчью пасть, как говорится.

Что забавляло его больше всего — так это то, что Клид признался добровольно — он никогда бы не подумал на нее.

Клид с сожалением посмотрел на него. Решительно, этот Винсен — скотина. Не злая, но глупая и безнадежно одряхлевшая.

— Да, — заметил он, пытаясь найти путь к примирению. — Конечно, она выдала сама себя. Когда я собирался вместе с вами отправиться к ней, я попросил свою секретаршу позвонить ей через полчаса и повторить фразу, переданную мне Жюльеттой Дравиль. Я хотел увидеть ее реакцию. Вы ее слышали? Она утверждала, что это звонит женщина, с некоторых пор преследующая ее и оскорбляющая. Что подтверждало, что она и есть звонившая тогда женщина.

Комиссар потер нос и ответил, не поднимая глаз, с желчью в голосе.

— Какого же черта вы устраивали всю эту комедию? Ведь ее уже можно было брать!

— Да, — кивнул Клид. — А через восемь дней первый же судья тут же выпустит ее на свободу, ибо вы можете судить сами, что все, о чем я говорю, довольно трудно предъявить в качестве доказательств. Она все тут же станет отрицать, а меня вы посадите.

Винсен все еще продолжал тереть свой нос.

— Оставим это, — проворчал он. — Вы отлично знаете, что я и не думал осуществлять свои угрозы.

Клид натянуто улыбнулся.

— Я знаю это, — сказал он. — Но не уверен. У меня нет никакого доверия к людям вашей профессии. Это правило, которому я следую неукоснительно, месье комиссар. И для вас я не делаю исключения. Это было бы… скажем так, — неосторожно.

Комиссар не стал придираться к словам. Впрочем, его мозг был занят чем-то другим. Клид говорил о соображениях, пришедших ему в голову утром. Было бы интересным и полезным заставить его уточнить, что он под этим подразумевал. Для своего отчета. Но еще более, чтобы в полном блеске предстать перед журналистами, которые атакуют его, как только «Дерньер-суар» даст специальный выпуск…

Клид подарил ему победу. Необходимо максимально использовать такой подарок. Он выплюнул окурок к ногам, растер его носком ботинка. А Клид в который раз спросил себя, что бы подумала мадам Винсен, будь она свидетельницей подобного поведения.

Винсен вытащил из кармана свой старый кисет. Зашуршала молния, Винсен достал свой «жоб», вырвал листок, свернул его в пальцах. Он делал все чрезвычайно медленно и сосредоточенно. Клид тем временем приближался к рассказу о своих догадках. Комиссар поднял голову. Сигарета могла и подождать.

— Клодетта Жема допустила целый ряд ошибок, — говорил детектив, — рано или поздно я бы вышел на нее. Неизбежно. Она настолько хорошо поняла это, что решила меня убрать.

— Что вы там рассказываете?

— А вы заметили, что Бертье был убит пулей в горло, тогда как две предыдущие жертвы получили пулю в сердце? Это существенная деталь, вы обратили внимание? Совершив свое третье убийство, убийца тотчас звонит мне и рассказывает известную вам версию. Она знала, что я прибуду тотчас. И уверенно дослала пулю в ствол пистолета. Пулю, которой предстояло угодить мне в самое сердце, когда я займусь трупом хромого. Ей нужно будет только вызвать полицию, чтобы рассказать, что Бертье убил меня — он убивал всегда выстрелом в сердце, — прежде чем повернулся к ней.

Вы без труда догадаетесь о продолжении, немногим отличающемся от того, что она рассказала нам. Выстрел был произведен в борьбе с убийцей, попав тому в сонную артерию. И вы бы, комиссар, поверили и заключили, что произошел несчастный случай. Тем более убедившись в ее невиновности, найдя на рукоятке пистолета отпечатки одного Бертье. Ибо, сделав второй выстрел, она, без сомнения, тщательно удалила бы свои отпечатки, прежде чем вложить оружие в руку мертвеца.

Я не заставляю вас верить мне. Но приблизительно так развивались бы события, не будь вас и ваших инспекторов рядом. Я не выдумываю историю для малышки Алосса. Вы действительно спасли мне жизнь, комиссар, вызвав своим присутствием переход на другой путь «экспресса в преисподнюю», — так ваш сотрудник назвал пулю, сразившую Бертье.

Потому-то и заговорила Клодетта Жема о самообороне, чтобы оправдать убийство бедняги Бертье. Если я и прибег к тому, что вы называете комедией, то только потому, что, получив от ваших инспекторов пистолет, я заметил, что у него в стволе — четвертая пуля, о которой я вам только что говорил, и понял — эти граммы свинца предназначены мне. «Несчастный случай», последовавший за этим, лишь подтвердил, что я не ошибался. Прекрасно он был разыгран, не правда ли?

И тем не менее еще раз наша убийца допустила маленькую ошибку.