— Чего?!
— Я из поликлиники. Сейчас проводится повсеместная вакцинация населения.
Светлова не была уверена, что все эти слова — «повсеместная вакцинация» и им подобные — имеют право на существование в русском языке, но так звучало официальное. А чем официальное выглядит посетитель, тем меньше шансов, что у него спросят документы.
Полная женщина лет сорока пяти, без каких бы то ни было примет индивидуальности, вытирая руки о ситцевый халат в крупных цветах — обычная униформа для подобного сорта домохозяек, — враждебно оглядела Светлову. Эта недоброжелательность так же казалась Ане обычной частью портрета многих ее соотечественниц.
— Прививки, что ль? Так бы и сказали.
— Да, видите ли.., грипп на носу.
— Не знаю, у кого там что на носу, а нам и без вашей вакцинации хорошо. Как-нибудь обойдемся.
— Но ведь это совсем невредно: прививка защитит вас, сбережет рабочее время.
Женщина покачала головой.
— Что вы мне мозги-то пудрите? А то я про вашу вакцинацию, можно подумать, первый раз слышу.
— Но…
— Знаем и без вас! Осведомлены, что к чему. Обойдемся!
— Я только… — попыталась вставить слово Светлова.
— Вот и идите себе… У нас и так, говорю, без вашей вакцинации все здоровы.
— Неужели никаких заболеваний? — успела все-таки деловито осведомиться Светлова.
— Никаких.
— Точно, никто не болеет?
— Говорю же, все здоровы, и муж, и я.
— А остальные члены семьи? — наугад поинтересовалась Светлова.
— Остальные тоже.
И быстро добавила:
— Остальных сейчас нет.
— На работе?
— Ну, все вам так и расскажи! Идите себе. Все у нас хорошо!
— Извините за беспокойство.
Аня вздохнула.
— Прямо не знаю, что и делать… Все отказываются, а у нас план, разнарядка.
— Да кто будет просто так, задаром сейчас себе всякую дрянь колоть?! План у них… Чай, у нас теперь не плановая экономика.
За могучей спиной Семеновой, привлеченная звуком оживленной беседы, неожиданно возникла лохматая нечесаная голова. По-видимому, это и был супруг Семеновой, мужчина с особым лихорадочным выражением глаз, которое характерно для людей, озадаченных тем, как избавиться с утра пораньше от неприличного состояния трезвости.
— Вы бы.., типа.., как фирмы сейчас работают…
У них, скажем, плиту «Индезит» покупают, а они — подарочек! Так бы и вы! Мы укололись вашей вакциной, а вы нам чарочку с закусочкой…
— Ой! — Светлова мигом приняла этот разбитной развеселый тон. — Что ж вы сразу-то не сказали? Не посоветовали! Я бы мигом.
— Иди, иди, хрен старый! — Семенова решительно затолкала мужа в квартиру. — Таким, как ты, подносить — Минздрав по миру пойдет!
— А вот и не прав твой Минздрав, что не уважает простого человека…
Дверь захлопнулась перед носом Ани.
Она вышла из унылого поезда. И остановилась в раздумье.
Женщина, сидящая на скамейке у подъезда, очевидно, соседка Семеновых, с любопытством уставилась на Анну.
Внешне соседка была точной копией Семеновой. Клонируют их, наверное, все-таки! В таком же, несколько иной, правда, расцветки, халате, выглядывающем из-под пальто, такого же примерно веса и комплекции, с похожим выражением лица.
Было понятно, что соседка явно прослушала всю беседу Светловой с хозяйкой квартиры — второй этаж, двери подъезда настежь, — а Семенова разговаривала громко и темпераментно!
Эта женщина явно была в курсе всего. И явно не в силах хранить распиравшую ее информацию.
— Конечно, «все хорошо»! Хорошо у них все, видите ли! Люську из дома выставила, чего ж теперь не жить.
— Выставила? — без особого энтузиазма поинтересовалась Аня.
Она знала по опыту, что таких собеседниц не надо побуждать к разговору. Если уж они рот открыли — расскажут все, что знают.
— А то не выставила! Конечно! Как стало ясно, что Люська в подоле принесет, ее сразу и за порог.
Свекровь называется!
— А где же отец ребенка? Что, он не мог позаботиться?
— Да где ж ему быть? Там уж не позаботишься, где он сейчас! На том свете-то!
Женщина кивнула куда-то в неопределенном направлении, где, по ее мнению, и мог находиться тот свет.
— Какие там могут быть заботы? Застрелили ведь Женьку Семенова.
Характерно, что женщина указала все-таки не наверх, а куда-то в сторону. Очевидно, у нее были серьезные сомнения, что муж Люськи мог претендовать на место в раю.
Пространный рассказ, за который болтливая соседка с удовольствием принялась, полностью подтверждал это Анино предположение.
Обстоятельства гибели Женьки Семенова полгода назад почти полностью совпадали с текстом песни профессора Лебединского:
«Там вдали, у метро…»
Стандартная ситуация для Петербурга девяностых. Где еще мог сложить голову «боец молодой»?
Где мог найти применение своим юным, нерастраченным силам хулиган Семенов, с детских лет предававшийся всем стандартным порокам большого города и не пропустивший ни одного — алкоголь, токсикомания и все прочее. Женька Семенов — источник мучений для родных и соседей.
Не имело смысла выслушивать долгие разглагольствования болтливой соседки. Проще и полезнее было послушать профессора Лебединского, изложившего суть событий на редкость доходчиво и лаконично. Практически конспективно. Не упустив при этом ни одной существенной детали.
Женька Семенов, оказывается, сложил голову в стандартной бандитской разборке весной этого года. И тут уж «даму в белом» заподозрить было никак нельзя.
К тому же разборка случилась еще весной, когда и Геннадий Гец, и Осип Николаев, и Марион Крам были живы и здоровы, а женщина в белом еще не начала являться к ним с визитами.
"
— Ну, вот… А Люська у них, у Семеновых, не прописанная жила, — продолжала свое повествование Анина собеседница. — И не в браке! А уже беременная была, когда Женьку-то застрелили. Ну, как его похоронили, она еще у них пожила, у Семеновых. А вот как родила, да недоношенного, они ее и выставили за порог.
— Где же она сейчас?
— Кто?
— Да Люся.
— Где-где! Дом такой открыли у нас в Петербурге — для нагулявших.
— Далеко отсюда?
— Да тут он, рядом. И совсем даже недалеко. Называется приют «Юная мама»! Во как!
* * *
В приюте «Юная мама», где Аню, намекнувшую на некую спонсорскую помощь, встретили очень приветливо, только и разговоров было что о Люське…
«Люська молодец… Люська герой…»
Аня, честно говоря, не могла понять этих сверхвосторгов. Конечно, по сравнению с теми, кто бросает младенцев, Люся, может, и молодец, но все-таки это не героизм, это нормально — не оставить своего ребенка, не бросить.
* * *
— А вот и он! Наш Женечка!
Спальня была в голубых тонах.
«Мальчик! Женечка — мальчик, — догадалась Светлова. — И Женечка — в честь папы».
Ее подвели к кроватке.
Конечно, они — директор приюта, и мама Люся, и воспитатели — притерпелись к этому зрелищу…
Привыкли… То, что видишь ежечасно, заставляет привыкать к себе.
Но Светдова, несмотря на всю очевидную мерзость своего поведения, не могла не отшатнуться от детской кроватки.
Теперь ей была понятна цена восторгов. Почему Люся, не отказавшаяся от ребенка, такой герой.
Мало того, что ей всего шестнадцать лет. Что родители выгнали из дома. Что не в браке. Так еще и…
Из голубых одеял и пеленок на Светлову смотрел малютка Джекил. Не больше — не меньше, нет! Без всяких преувеличений.
Значит, вот что случилось с Семеновыми! Не смерть, не болезнь. Врожденное уродство младенца.
Просто совпадение?
Потому что… Ну, это-то как?!
Не колдунья же она, эта «женщина в белом», в конце-то концов?
* * *
Путь к сердцу Семеновой мог лежать, очевидно, только через ее мужа. А путь к сердцу мужа Семеновой мог лежать только через его желудок. И мог быть этот путь на редкость коротким и незамысловатым.
Предварительно Аня купила все, что полагается — выпить и закусить.
И затарившись всеми этими, столь необходимыми для задушевной беседы компонентами, очень скоро уже звонила в дверь семеновской квартиры.
Может быть, конечно, сама Семенова и устояла бы — что маловероятно, но шанс-таки оставался.
Но глава семейства Семеновых был еще дома.
И не такой это был человек, чтобы дать уйти просто неожиданному гонцу, явившемуся с водкой и закуской.
А какие, собственно, могут быть тайны у народа, когда есть возможность душевно посидеть за бутылкой водки?
— Присаживайтесь, присаживайтесь! Сейчас мы тут все устроим, сообразим, организуем! Семенова, ты капустку не забудь! Мечи ее на стол, нашу фирменную… Семеновскую! Ядреную, хрустящую…
Семенов, одетый в униформу бедных пятиэтажек-трущоб — майку, треники с пузырями на коленках и тапочки на босу ногу, — радостно потирал руки. Просто не веря в то, что вынужденный пост — «Верите ли… Уже три дня ни капли. Десяти рублей ни у кого до получки занять не могу! Обнищал народ при демократах!» — прервался столь неожиданным и чудесным образом.
