— Когда? Он здесь? — обрадовался удаче Кораблев.
— Сейчас не знаю, а приходил он ко мне накануне отъезда в Москву… Где вы взяли флешку? — Тумаркин развернулся в кресле.
— Это не имеет значения, — попытался уйти от ответа Матвей.
— Нет, что вы. — Тумаркин вскочил со своего места и схватил его за руку. — Еще как имеет! Эта запись для меня не так важна, как человек, который добыл ее…
— Кротов? — попытался угадать Матвей.
— Где он? — Тумаркин подался вперед.
— Думаю, что нигде…
— Хотите сказать? Нет! — Тумаркин испуганно замотал головой. — Я никогда не прощу себе…
— Знаете что, — Матвей оглядел комнату. — А вы не позволите теперь мне тоже здесь прятаться?
— Вы хотите остаться? — догадался Тумаркин. — Ну, конечно…
Неожиданно в кармане зазвонил телефон. Матвей приложил трубку к уху.
— Ты где? — раздался голос Марты.
— В надежном месте.
— Понятно, — она вздохнула. — Меня переселили в соседний номер. Тот опечатали. Теперь о главном, я сделала немыслимое и теперь знаю, скорее вижу, — поправилась она, — комнату, из которой наблюдали за Татьяной.
— Так, — протянул Матвей. — Как тебе это удалось?
— Система проще некуда, — стала объяснять девушка. — Использовали самые примитивные алгоритмы. Как ты и сказал, у Татьяны в комнате были видеокамеры, подключенные к ноутбуку…
— Понятно, — догадался Матвей. — Через скайп. Значит, мы сможем увидеть все, что происходило в комнате?
— Нет, камеры работали в режиме онлайн, к тому же полиция все убрала.
«Слава богу!» — едва не вырвалось у Матвея. Он даже думать не хотел о том, чем мог закончиться просмотр Мартой записи его любовных похождений. Однако она тут же вновь испортила ему настроение:
— Конечно, бандиты могли все записать…
— Я могу увидеть это помещение? — спросил Матвей.
— А у тебя есть компьютер?
Матвей перевел взгляд на Тумаркина:
— Да.
— Диктуй «почту»…
* * *
Свояк выключил телевизор и бросил пульт на кровать:
— Все, спекся наш Кораблев!
— Откуда знаешь? — увлеченно стуча ложкой по дну банки с кабачковой икрой, спросил Таран.
— По телевизору сказали, — пробубнил с набитым ртом Крым.
Сам того не ожидая, Свояк залепил ему ладонью по затылку. Изо рта Крыма на стол вылетели остатки пережеванной картошки и тушенки.
— Слышишь, ты, шутник, над девочкой своей так будешь подтрунивать, — брезгливо поморщился Свояк.
— Я чего, я так, — пунцовый от напряжения, просипел Крым, разрывая на груди футболку.
Свояк плюхнулся на стул и задумался. На душе было так тоскливо, что хотелось закричать во всю глотку. Это состояние навалилось, когда он оказался за воротами санатория. Остро осознав, что совершил непоправимое и Татьяну уже не вернуть, он вдруг ощутил лютую ненависть к людям, ради которых лишал жизни других людей. До самого дома в каждой светловолосой женщине, встречающейся на его пути, он вдруг начинал видеть Ладу или Жанну. С трудом добравшись до дому, Свояк плюхнулся на диван перед телевизором и просидел так до самого вечера, не воспринимая то, что видит.
— Свояк, — осторожно позвал Таран.
— Чего тебе? — заранее зная, что хочет сказать помощник, не глядя, буркнул он.
— Ты сказал…
— Знаю, — прорычал он и посмотрел на часы.
Пора было идти к Тумаркину. Накануне ночью Таран с Крымом уже побывали там и осмотрелись. Решено было вскрывать ночью двери отмычкой. На тот случай, если у Тумаркина цепочка, заранее приобрели ножницы по металлу, на ручки которых Крым приладил трубки для увеличения рычага. То, что Тумаркин прячется дома, никто не сомневался. Это успела разузнать отправленная на тот свет Татьяна. Под видом отдыхающей, которой что-то не понравилось, она пыталась найти заместителя начальника санатория. Двери ей никто не открыл, а вот соседи сказали, что Тумаркин дома.
Ближе к полуночи, Крым заглушил машину на проселке, в том самом месте, где накануне Свояк давал последние наставления Татьяне.
— Ты что, нарочно здесь остановился? — словно почувствовав настроение босса, заерзал на сиденье Таран.
— А чего ты боишься? — Крым щелкнул выключателем фонарей. Свояку вдруг показалось, что из подступившей к машине темноты на него смотрят десятки мертвых глаз. Он поежился.
— Выходим.
— Все пойдем? — спросил Таран.
— А ты хочешь остаться? — вновь вскипел Стасов.
— Почему именно я? — стушевался Таран.
— Мне сам бог велел идти, — зло сказал Свояк. — А лучше и быстрее Крыма никто замки не вскрывает, так что можешь остаться.
— Да я просто спросил, — виновато произнес Таран. — Пойду я, пойду! И чего ты сегодня такой дерганый?
— Какой есть! — зло ответил Свояк.
— А что, если этого козла дома нет, а соседка что-то напутала? — вновь стал осторожничать Крым.
— Они здесь все друг друга знают, поэтому исключено, — возразил Свояк. — Вперед!
Дойдя до городка, встали и некоторое время изучали обстановку. Людей на улице не было, а свет горел лишь в нескольких окнах.
— Ну что, с богом? — выдохнул Свояк и двинулся первым.
Они бесшумно прошли через двор, где между вековыми соснами стояли качели, песочница и домик. Однако когда до подъезда оставались считаные шаги, раздался шум и из подвала показался силуэт мужчины. Дождавшись, когда человек уйдет, двинулись дальше. Оказавшись в подъезде, немного постояли, привыкая к темноте и обстановке. На лестнице было темно. Свет горел где-то на самой верхней площадке. Осторожно поднявшись на этаж, прислушались. Из-за дверей напротив доносились пьяные голоса.
— Давай, — Свояк легонько толкнул в бок Крыма.
Тот опустился на корточки:
— Посветите.
Таран включил фонарик. Рассеянное пятно бледного света выхватило из темноты замочную скважину и часть лица Крыма. Фонарь предназначался для военных. Им можно было осветить небольшую часть карты, часы, рану, чтобы обработать. Не более. Крым быстро перебрал отмычки, надетые на кольцо, и сделал знак рукой, означающий «выключай».
Все вновь утонуло в темноте. Лишь чуть ниже можно было различить оконный проем лестничной клетки. Раздался едва слышный металлический щелчок:
— Есть! — облегченно выдохнул Крым.
Свояк поморщился. Он не любил, когда вслух, пусть шепотом, кто-то комментирует свои действия. В такое время суток обязательно найдется страдающая бессонницей старушка, у которой вместе с шизофренией обостряется и слух.
Таран снова включил фонарь и протянул Крыму ножницы. Свояк встал позади них. Таран осветил косяк и навалился плечом на двери. Раздался едва слышный скрип петель, но в образовавшейся щели бандиты не увидели цепочки. Крым шагнул в сторону и наклонился, кладя не пригодившийся инструмент на пол. В этот момент Таран с силой толкнул двери и влетел в квартиру. Свояк шагнул за ним. В тот же миг раздался страшный грохот свалившейся на пол посуды. Он даже зажмурился и тут же открыл глаза:
— Сука!
Было ясно, Тумаркин соорудил баррикаду из кастрюль и ведер.
Но это было не все. В следующий момент Свояку показалось, будто над головой лопнул потолок. Вспышка на мгновение осветила стены и дверной проем. Неведомая сила толкнула его в грудь так, что воздух колючей пробкой вылетел из легких, и, казалось, разодрал вмиг оказавшуюся узкой глотку. Со всего размаху Свояк опрокинулся на спину, к своему удивлению лишь услышав стук удара затылком о кафельный пол площадки, но не почувствовав боли.
— У-ууа! — леденящий душу вой ударил по барабанным перепонкам.
— Назад! — не своим голосом орал кто-то из глубины квартиры. В тот же миг снова раздался грохот и вспышка. Свояк попытался встать, но не смог перевести дыхание. Он втягивал в себя воздух, который вдруг стал щекотать горло. Из глаз брызнули слезы.
Кто-то подхватил его под руку и с силой рванул вверх. В это мгновение он почувствовал сильную боль в грудной клетке. Свояк захлебнулся в собственном крике.
— Крым! — не своим голосом орал Таран. — Помоги!
В следующий момент кто-то наступил Стасову на ногу. Но он снова не ощутил боли. Его схватили уже с двух сторон и поволокли вниз.
В себя он пришел от удара в темя. Причем он был такой силы, что Свояк услышал хруст собственных позвонков. Как оказалось, его головой попросту открыли дверь подъезда. Он хотел что-то сказать, но не смог. В груди булькало, а по животу текло что-то горячее. Свояк, наконец, стал понимать, что их встретили выстрелом из ружья, и ужаснулся. По всей видимости, это был дробовик. На расстоянии это оружие не так страшно. Дробь или картечь успевают рассеяться и летят облаком. Пуля, круглая, как шарик от подшипника, теряет начальную скорость. Однако ни то и ни другое в упор практически не оставляют шансов выжить.
