— Я в курсе, Галина Петровна, что вы сегодня утром отказались от своих показаний. Но мою девочку ещё не выпустили. Как только её выпустят, я сразу верну вам вашего сына.
— Но мы так не договаривались! — закричала Галина. — Я сделала все, что вы хотели…
— Вам не нужно было узнавать этих девчонок. Тогда бы они были сейчас дома. Их задержали после вашего опознания.
Галина задохнулась, не зная, что на это ответить.
— Что же мне делать? — всхлипнула она рассеянно.
— Ждать, дорогая моя. Ждать! Вашему сыну ничто не угрожает. Он в нормальных условиях: сыт, в тепле, ухожен. В данный момент он уже в постели. Передаю ему трубку.
— Мама, — услышала она его голос. — Ты когда меня заберешь?
— Скоро, сынок. Тебя не обижают?
— Нет. Мне здесь хорошо. Много игрушек. Конфеты дают. Только по тебе сильно скучаю.
— Я тоже…
— Убедились? — вклинился мрачный голос с усталой одышкой. — Пока пусть побудет у меня. Как только мою дочь выпустят, я в ту же минуту верну его вам. И без глупостей.
Не ведала Галина Петровна, что произошло за четыре часа до этого звонка. Узнав, что учительница отказалась от показаний, известный бизнесмен Олег Крестовский, отец одной из этих девочек, находящихся под следствием, в ту же минуту распорядился отвести ребенка в детский сад. Но неожиданно позвонил Красин, про которого говорили, что он контролирует все финансовые потоки городской казны.
— Слышал, у вас неприятности, Олег Владимирович, — произнес Красин сочувственным голосом. — Помочь найти убийцу этих бомжей?
— Что требуете взамен, Семен Васильевич?
— Ну что вы? Как можно? Я не собираюсь чужие несчастья использовать в своих интересах. Понимаю, что у всех бывают неприятности. Вот у меня тоже. Смирнов заартачился: наотрез отказался возвращать оговоренные проценты из перечисленных средств на городские заказы.
— Почему?
— Потому что заключает с американцами договор на серийное строительство жилья. Теперь в городских заказах «Домострой» больше нуждаться не будет. Когда корпорации повалят иностранные инвестиции, уже не она перед мэрией, а мэрия перед ней начнет заискивать.
— Понятно. Мэрия больше не нужна, и проценты возвращать незачем. А грохнуть его тоже нельзя.
— Конечно, нет. Это будет настолько очевидно. Да и какой смысл? Денег уже не вернешь.
— Смысл один: чтоб другим было неповадно.
— Но мои ребята все на виду.
— Мои — тоже. Могу поискать залетного.
— О нет! Ниточка от любого киллера, известного или неизвестного, все равно приведет ко мне. Черт с ними, с киллерами. Вот что я у вас хотел спросить: до меня дошли слухи, что вы у свидетельницы похитили пятилетнего пацана.
— Что делать? Отцовские чувства не менее сильны, чем материнские. Но пусть вас это не волнует. Я уже отдал распоряжение вернуть мальчишку матери.
— А я хотел бы вас попросить, попридержать мальчонку.
— Зачем? — удивился Крестовский.
— Возможно, он мне понадобится.
— Вот уже не думал, что у вас влечение к мальчикам…
«Где этот чертов детектив? Почему не звонит? — весь вечер злилась Вероника. Она то включала телевизор, то музыку, то листала журналы, то ходила из угла в угол, скрестив руки на груди, затем разом все выключала и падала на тахту. — Телефон у него, что ли, вырубился или самого его прибили?»
Наконец в девять вечера раздался долгожданный звонок.
— Ну что ещё там? Почему так долго?
— Мы устанавливали микрофоны.
— Успешно?
— Вполне! Но мы обнаружили, что у него уже стоят микрофоны. Мы их не тронули. Поставили рядом свои.
— Кто же за ними ещё шпионит? — задумалась Вероника. — Хм. Наверное, заказчики. Ну да черт с ним! Как наша знакомая?
— Пробыла в управлении около часа. Затем села на мотоцикл и уехала за город. Я не поехал за ней и пошел в офис, чтобы узнать, к кому она приходила.
— Узнали?
— Да! Она приходила к Смирнову. У него в кабинете пробыла не более пяти минут. Все остальное время девушка сидела в приемной и ждала, когда Смирнов освободится. Не похоже, что она вхожа в свиту президента. Да, вот ещё какой любопытный факт: через пару минут после того, как она зашла к нему в кабинет, Смирнов вышел и сказал секретарше, что его нет. После чего заперся. Обычно он так делает, когда к нему приходят девушки легкого поведения. Однако через пару минут гостья вышла.
— О чем они говорили, конечно, не знаем?
— К сожалению, нет. Но микрофоны мы установили не зря.
— Что? Они созванивались?
— Буквально полчаса назад. Позвонила Глория и сообщила, что завтра вечером она свободна. Смирнов сказал, что завтра в десять будет её ждать в своем загородном особняке в селе Черные Грязи.
— А с какой целью? — заволновалась «президентша».
— Как я понял, с целью любовного свиданья!
— Ес! — радостно воскликнула Вероника и подкинула телефон до потолка.
Птичка поймана! Собственно, Вероника Аркадьевна ни минуты не сомневалась, что красотка рано или поздно попадется в её сети, но не думала, что это произойдет так скоро. Что ж, завтра великий день! Завтра мужу предстоит пережить потрясение, которое он запомнит на всю жизнь. После него Вероника ещё лет десять может быть спокойной за чистоту чувств своего супруга.
— Знаете, где у него пистолет?
— В бардачке машины.
— Догадываетесь, что нужно сделать?
— Конечно!
— И после этого девушка должна исчезнуть бесследно!
В это время Коломенцев лежал на своем диване и думал над тем, почему американская фирма отдала предпочтение Смирнову, а не ему. Вороватость Смирнова была известна всем, и американские боссы не могли не знать подобного факта. Они очень скрупулезны в таких вопросах. Сведения о партнерах собирают годами. Предпочтение отдается тому, у кого больше всех гарантий на оборот капитала. «Что-то здесь не то», — чуял собачьим нюхом президент корпорации. Ведь Смирнов в этом отношении с большим отрывом проигрывал. Но, видимо, заокеанские партнеры преследовали совсем иную цель, нежели получение прибыли…
Коломенцев достал записную книжку и отыскал телефон известного искусствоведа Ларисы Карениной. Не раздумывая, он набрал её номер, представился и спросил:
— Есть ли, Лариса Петровна, научное объяснение тому, что те или иные конструкции домов влияют на психологию людей?
Каренина долго думала, после чего неуверенно произнесла:
— Насколько это научно, я не знаю, Григорий Алексеевич, но если исходить из теории немецкого архитектора Генриха Штольца, то все дело в углах. Как он писал: мы живем не в отдельно взятых домах, а, прежде всего, в мире энергетических волн. В углах концентрируется отрицательная энергия, а овалы, по мировой теории о красоте, притягивают положительную энергию космоса.
— Есть теория о красоте? — удивился Коломенцев.
— А как же! — воскликнула Каренина. — Люди считают красивым то, что имеет овальную форму. А у поэта Павла Когана есть такие строчки: «Я с детства не любил овал, я с детства угол рисовал». И это говорит о его испорченной психике, поскольку углы, а это уже доказано, воздействуют на человека разрушающе. Взять, к примеру, Пикассо: он своей угло ватой живописью разрушил всю европейскую школу классического изобразительного искусства.
— А если взять архитектуру?
— И она по той же причине была лишена острых углов. В Китае, к примеру, строго запрещено ставить кровати и столы к углам. А в Германии запрещено жить в мансардах и даже сдавать их под офисы. Потому что чем острее конус помещения, тем это разрушительней сказывается на психике. Но странно, Григорий Алексеевич, что вы это у меня спрашиваете. Вы же закончили архитектурный.
— Но у нас это не преподавалось.
— Изъяли из программы? — удивилась Карелина. — Хотя ничего удивительного. Это, вероятно, из-за строительства домов девяностой серии. Дома этой серии как будто для того и созданы, чтобы вызывать в людях агрессию.
— Вызывать агрессию, вы сказали?
— Именно, агрессию! Причем необоснованную. О необоснованной агрессии впервые начали писать в конце семидесятых. Но ведь именно тогда и стали появляться первые «высотки». А в начале девяностых наблюдался самый пик психического напряжения в обществе. Только порожден он был совсем не политической ситуацией в стране, как принято считать сейчас, а агрессивностью молодежных группировок. Политическая напряженность была и в пятидесятых, и семидесятых, но никому в голову не приходило ставить в квартирах бронированные двери.
— Значит, по-вашему, все дело в «высотках»?
— Не по-моему, а по законам архитектуры. Эти ужасные подъезды с множеством каких-то непонятно для чего предназначенных закутков и площадок. Их как будто для того и создавали, чтобы будить в людях звериные инстинкты. Иногда мне кажется, что в конструкции таких домов умышленно заложено нечто такое, что ломает человеческую психику. Конечно, Лужков сейчас делает все возможное, чтобы прекратить этот бардак в подъездах. Но кодовые замки проблемы не решили. Теперь он хочет в каждый подъезд посадить по милиционеру. Но в Москве сто тысяч подъездов. Где взять такую армию милиционеров? А все дело-то в конструкции.
