– И чтобы все было чин чинарем, – наставлял дядю Жору Миша. – Коли положено по форме шесть пуговиц на сюртуке, так чтоб было все шесть, и чтобы воротник положенного размеру и кокарда на фуражке.
– Не изволь беспокоиться, Михаил, – степенно отвечал дядя Жора. – Все будет исполнено по высшему разряду, комар носу не подточит.
Залетный довольно хмыкнул: на Хитровке всем было известно, что ежели дядя Жора сказал – сделает непременно.
* * *
Ранним утром в день пятничный в ворота Арестантского дома на Пречистенке громко постучали. Причем стучали так, что сразу стало ясно: за воротами дожидается их открытия какое-то большое начальство. Ибо стук, равно как взгляд или походка, имеет разный оттенок. Коли стучат медленно и тихо, – то, скорее всего, проситель, которому можно и не открывать, а ежели открыть, так только для того, чтобы послать куда подалее без опасения скверных последствий. Коли стучат быстро и нетерпеливо – весть какая-то срочная и важная достаточно, чтобы открыть. Ну а ежели стучат степенно да громко – не иначе, как чин какой пожаловал. После такого стука следует бежать к воротам рысцой и раскрывать ворота пошире, ибо начальство, по большей части, внешность имеет впечатляющую и фигуру представительную.
Когда стражник открыл ворота, в образовавшийся проем шагнул не столь уж большого росту и нормальной позитуры чиновник с кокардой Министерства внутренних дел на фуражке. Темно-зеленый двубортный сюртук, застегнутый на все шесть шерстяных пуговиц, сидел на нем как влитой. Сюртук дополняли темно-зеленые брюки, белый жилет и шпага гражданского образца. Чиновник Министерства внутренних дел посмотрел на стражника, сведя брови, и строго спросил:
– Где начальство?
– Т-там, – ответил сомлевший стражник, указав рукой на корпус арестантского дома.
– Веди, – коротко приказал чиновник.
В дежурной комнате находился в это время один полицейский надзиратель в чине коллежского секретаря, который, конечно, был наслышан от начальства о возможной визитации важного чиновника из Петербурга. Посему он немедленно вскочил и, вытянувшись в струнку, отрапортовал:
– Исправляющий должность помощника начальника арестантского дома четвертой части второй полицейской управы города Москвы коллежский секретарь Степан Кириллович Амуров-Глазуновский.
– Инспектор Министерства внутренних дел Костомаров, – коротко отрекомендовался Миша Залетный. – Ну-с, как у вас тут? – спросил он, чтобы хоть что-то спросить.
– Все в должном порядке согласно инструкции о содержании арестных домов и...
– Инструкция – это одно, – не дав договорить коллежскому секретарю, менторским тоном произнес Миша Залетный, очевидно, полагая, что все чиновники седьмого класса так именно и говорят, – а действительность, братец, совсем другое.
Они помолчали.
– Ну что, пойдемте смотреть, что у вас и как? – деловито свел брови к переносице Миша.
– Да, – ответил Амуров-Глазуновский и взялся за телефонный аппарат. – Только вот телеграфирую начальнику о вашем приходе.
– А вы разве не ком-пи-тен-тны? – с трудом выговорил трудное словечко фальшивый визитатор. – Сами не сможете мне все показать?
– Смогу, господин инспектор, – ревностно ответил исправляющий должность.
– Тогда зачем звонить вашему начальнику? – резонно заметил Миша и добавил: – Совершенно не стоит. Потом позвоните.
– Вы полагаете? – нетвердо спросил коллежский секретарь.
– Полагаю, – безапелляционно ответил Залетный.
Выйдя из дежурной комнаты, они медленно пошли по коридору. Рецидивисту Мише Залетному приходилось бывать в арестантских домах, и не единожды, поэтому ничего нового он для себя не увидел: те же камеры-одиночки с откидывающимися нарами и столом. Привинченный к полу табурет. Параша. И сквозная решетчатая стена, через которую видно, чем занят арестант.
– Это кто у вас? – спрашивал Миша, когда стали проходить мимо камер. – А это кто? За что здесь?
И исправляющий должность охотно отвечал: это-де крестьянин Карнаухов, сидит за оскорбление городового в виде нанесения ему зуботычины, после которой городовой лишился двух передних зубов. Эта дамочка – воровка на доверии. Выдавая себя за провинциальную дворянку, заблудившуюся в Москве, просила прохожих, большей частию хорошо одетых мужчин, объяснить ей дорогу, после чего те лишались портмоне, портсигаров, часов, брелоков...
– А это кто? – спросил Миша, остановившись у клетки с Заславским. Борис Яковлевич сидел на нарах, понуро опустив голову и бессильно свесив руки.
– Это бывший управляющий Императорским Промышленным банком Заславский, – шепотом ответил исправляющий должность.
– Проворовался? – понимающе спросил Миша.
– Н-не совсем, – как-то неуверенно ответил Амуров-Глазуновский.
– Что значит «не совсем»? – поднял брови Залетный. – Воров «не совсем» не бывает, господин коллежский регистратор, – опять впал он в менторский тон. Но тут тон был к месту, потому как «инспектор» знал, о чем говорит. Очень хорошо знал... – Как не бывает чуточку мертвых и немного беременных, – немного погодя, добавил он с кривой ухмылкой.
Амуров-Глазуновский какое-то время молчал, хлопая глазами, а потом разразился смехом. То бишь заржал как лошадь, от чего Михаил вздрогнул, а Заславский поднял голову.
– Смеетесь? – голосом висельника спросил Борис Яковлевич. – Конечно, чего вам не веселиться. Как же, поймали ба-альшого законопреступника. А ведь я, – Заславский с надрывом вздохнул, – на самом деле, не преступник, а жертва.
– Жертва, вы говорите? – «Инспектор Министерства внутренних дел» заинтересованно посмотрел на Заславского. – А ну-ка, господин коллежский секретарь, – обернулся он к исправляющему обязанности, – найдите-ка нам с господином Заславским кабинетик, где мы могли бы спокойно поговорить.
– Дознавательская устроит? – с готовностью отозвался Амуров-Глазуновский.
– Вполне, – разрешил Миша.
Что ж, этот Заславский заговорил с ним первым, так что у этого молокососа-исправляющего не должно возникнуть никаких подозрений. Да и роль свою он ведет хорошо.
Может, сменить масть и заделаться артистом?
* * *
«Неужели еще не все потеряно»? – один и тот же вопрос сверлил мозг Бориса Яковлевича, когда его выводили из камеры-клетки, когда вели коридором в дознавательскую и когда, усевшись напротив чиновника в зеленом ведомственном мундире, он остался с ним наедине.
– Я поставлю человека в дверях, – сказал «чиновнику» Амуров-Глазуновский. – Так что если этот, – исправляющий обязанности кивнул на Заславского, – позволит себе с вами поступать... некорректно, вам останется только крикнуть.
– Хорошо, – ответил Залетный и посмотрел на Бориса Яковлевича. – Однако я не думаю, что господин Заславский способен причинить мне какие-либо неприятности.
Бывший управляющий Императорским Промышленным банком вскинул глаза на чиновника и встретился с ним взглядом. И мысль, что, возможно, еще не все потеряно, перестала сверлить его мозг. Глаза «инспектирующего» глядели на него безжалостно и холодно, как примерно удав смотрит на кролика, и Заславский на какое-то мгновение почувствовал страх. Нет, не за свое будущее. За жизнь.
– Итак, господин Заславский, – начал Миша, положив ногу на ногу и покачивая носком форменного ботинка, – вы заявляете, что вы не преступник, а жертва. Поясните, что значит ваше заявление.
– Не виноват я в краже этих документов, – скороговоркой выпалил Борис Яковлевич. – Бес попутал. В образе одной женщины.
– Как зовут?
– Борис Яковлевич.
– Не вас, женщину эту, что вас, как вы говорите, попутала, – спросил Миша, уже зная ответ.
– Кити... М-м... Екатерина Васильевна Вронская.
– Простите, господин Заславский, – как можно вежливее произнес «инспектор», – я здесь человек новый и сути вашего дела не знаю. Изложите его мне, коротенько, если можно.
– Извольте.
Заславский вздохнул, поскольку «суть» дела излагал уже не единожды: и господину начальнику Сыскного отделения его сиятельству графу Аристову, и начальнику Охранного отделения полковнику Заварзину, и полицеймейстеру Федотову, и судебному следователю Кочемасову, и... Впрочем, почему не поведать о своей беде еще одному человеку, скажем, заезжему чиновнику из Санкт-Петербурга? Помочь он, похоже, не поможет, однако почему не рассказать? Пусть еще одна живая душа знает, как подставила его эта хитрая и безжалостная стерва Кити Вронская! И какая она, с позволения сказать, сука.
– Я познакомился с ней в прошлое Рождество на балу в Дворянском собрании, – начал Борис Яковлевич. – Теперь-то я вижу, что это она была инициатором нашего знакомства, но тогда мне казалось, что инициативой владею я. Какой же я был глупец! Да... Так вот: мы стали встречаться... Я вообще вел себя как последний идиот. И вообще, есть в них что-то такое, некий тайный крючочек, каковым они цепляют мужчин, да так, что потом с него и не сорваться. Разве только с мясом... Вы согласны со мной, э-э...
