– Костомаров, Иван Ильич, – сухо подсказал Заславскому Миша.
– Вы согласны со мной, господин Костомаров?
– Полностью согласен, – внутренне усмехнувшись, охотно согласился Залетный. Сам он никогда и ни в чем не зависел от баб. Это бабы зависели от него, а он ими командовал, как генерал солдатами. И вполне был доволен таким раскладом. – Продолжайте.
– Я снял квартиру для тайных встреч с ней и все более и более попадал к ней в зависимость. Скажи она: «Выкинься из окна!» – и я бы, верно, выбросился, честное слово...
– А вот это напрасно, – заметил Миша. – Этих курв... прошу прощения, женщин не стоит подпускать к себе на близкое расстояние.
– Теперь я тоже так думаю, – убито сказал Заславский, – но тогда... Тогда я думал иначе и лелеял надежду, что так будет продолжаться вечно. В смысле наших любовных отношений. А потом она попросила меня оказать ей одну маленькую услугу...
– Она? – раздумчиво спросил «инспектор-визитатор».
– Она, – подтвердил Борис Яковлевич.
– И в чем заключалась эта услуга? – спросил фальшивый чиновник Министерства внутренних дел.
– Она попросила меня выкрасть из сейфа какие-то важные для нее бумаги, – ответил Заславский и добавил. – Очень ценные бумаги.
– А как она о них узнала?
– Ну, не знаю... Возможно, это я рассказал ей о них, сам не отдавая себе в этом отчета. Как только хвост не распушишь, когда рядом с тобой такая женщина.
– И вы не смогли ей отказать? – спросил мнимый чиновник седьмого класса, припоминая, как ему было сладенько, когда его ублажала красавица из высшего московского света. Собственно, это был единственный случай в жизни, когда его одаривала ласками не уличная шлюха и даже не салонная жрица любви, а настоящая светская дама. Пусть нежности ее были и не очень профессиональными.
– Да, не смог, – с некоторым вызовом ответил Заславский. – И это единственная моя вина.
– Да, но документы-то вы все же украли, – жестко заметил Залетный.
– Украл, – ответил Борис Яковлевич и уронил голову на грудь. – И меня обвинили в хищении особо секретных документов государственной важности с целью передачи их иностранному государству и извлечения материальной выгоды для себя. А это, – Заславский тяжело вздохнул, – государственная измена...
– Стало быть, эти документы были секретными? – задал вопрос Залетный лишь для того, чтобы бывший управляющий банком еще раз подтвердил свои слова.
– Именно, – убито ответил Борис Яковлевич.
– И они в настоящий момент у нее? – спросил Миша вкрадчиво.
Заславский молча кивнул головой.
– А сколько эти документы могут стоить? – Залетный бросил острый взгляд на бывшего управляющего банком.
Борис Яковлевич поднял голову и тихо произнес:
– Миллион...
* * *
«Ай да дамочка, ай да стерва», – думал про себя Залетный. Купила его за четыре тысячи, имея документы стоимостью в миллион!
Миша посмотрел на Заславского.
После таких сведений этот бывший управляющий банком теперь мешает и ему. Ведь на суде он потянет за собой и дамочку, и тогда Мише ее уже не достать, как и ее денежек.
«О том, что у этой Вронской есть бумаги стоимостью в миллион, должны знать только двое: она и я», – решил Залетный. И еще он, как честный громила, должен исполнить заказ, за который взялся и получил деньги: пришить этого Заславского прямо сейчас. Ибо другого подходящего момента может и не представиться...
– Хорошо, – мнимый инспектор Министерства внутренних дел поднялся со стула. – Если все, что вы говорите – правда, то как, по-вашему, ее можно прижать?
– Я теперь только об этом и думаю, – скорее пожаловался, чем сказал Борис Яковлевич. – Она собиралась продать эти документы немецкому дипломату по имени или фамилии Герберт. Вот если бы, – он с надеждой посмотрел на «инспектора», – застать ее при этом, да еще в момент получения денег, то с меня отпадет обвинение в государственной измене, и я спасен! Я окажусь просто глупым и обманутым человеком, который поддался чарам хитрой и лукавой женщины. Вполне возможно, что присяжные даже оправдают меня...
– Что ж, это вполне возможно, – подтвердил мысли Заславского «визитатор из Петербурга».
– Вы так думаете? – вскинул на него глаза Борис Яковлевич и побелел: в его глаза глазами «чиновника» смотрела сама смерть.
– Да, я так думаю...
Миша подошел вплотную к Заславскому и добавил:
– Но это неважно, что я там думаю. Важно то, что ты не будешь думать уже никогда.
С этими словами он плотно зажал рот арестанту и финским ножом, невесть откуда взявшимся у него в руках, выверенным ударом всадил его точнехонько в сердце Заславскому. Борис Яковлевич дернулся, закатил глаза и стал сползать со стула. Залетный, подхватив его под мышки, усадил плотнее к спинке. Голова Бориса Яковлевича склонилась набок, словно он к чему-то напряженно прислушивался. Или заснул. Залетный одернул на себе сюртук, поправил фуражку и четким шагом вышел из дознавательской.
– Приказываю четверть часа ни под каким предлогом не беспокоить арестованного Заславского, – тоном очень большого начальника произнес Миша, глядя прямо в глаза надзирателю, стоящему у дверей. – Запомните, ни под каким предлогом. Повторите.
– Ни под каким предлогом не беспокоить арестованного четверть часа.
– Верно, – ухмыльнулся Залетный.
Навстречу ему шел из дежурной комнаты исправляющий должность Амуров-Глазуновский.
– Уже побеседовали? – спросил он, поедая, как и было велено, глазами начальство. – Так скоро?
– Ну а что кота за... его причиндалы тянуть, – ответил Миша. – Да, у меня к вам просьба, господин коллежский секретарь.
– Слушаю, – с готовностью подался вперед Амуров-Глазуновский.
– Вы этого Заславского не беспокойте с четверть часа. Он там, в дознавательской, свои показания записывает.
– Слушаюсь, – ответил исправляющий должность. – Может быть, чайку?
– Благодарю, некогда. – Миша решительно направился к выходу. – Дела, знаете ли, – вздохнул он. – Дела... Что же касается вашего арестантского дома, то... все согласно инструкции.
– То есть все хорошо? – обрадовался Амуров-Глазуновский.
– Хорошо, – подтвердил Миша. – И мною так и будет доложено господину товарищу министра. Благодарю за службу!
Залетный скорым шагом пересек территорию арестантского дома и вышел за ворота. Там его дожидалась коляска. Михаил сел, снял фуражку и вытер ее внутри тыльной стороной ладони.
– Ну все, поехали, – негромко проговорил он, и молчаливый поддувала Залетного, сидящий за возницу, тронул вожжи...
Они завтракали в каюте маркиза Артура за накрепко привинченным столиком. Через иллюминаторы в каюту проникало солнце. Мягкий ковер на полу, в котором ноги утопали по щиколотку, душистый кофе в серебряных чашечках с позолотой, изысканные блюда, которыми угощал их маркиз, – все располагало к тому, чтобы расслабиться и вкушать жизненные блага по мере их поступления.
Был десятый час дня. Еще ночью бриг прошел Ликкадивские острова и теперь плыл левым галсом, слегка накренившись, а вокруг простиралось Аравийское море, отделенное от неба единственно тонкой линией. Именно она и звалась горизонтом.
После завтрака все трое, развалившись на мягких подушках, курили кальян, окутавшись облаками душистого дыма. Правда, Савелию не нравилось, что Лиза курила, но ругаться с ней или даже просто увещевать и взывать к благоразумию было не место и не время.
Молчали каждый о своем.
– Что думаешь делать по возвращении в Москву? – нарушил, наконец, молчание Артур.
– Восстановить справедливость, – не сразу ответил Савелий.
– Что это значит? – спросил маркиз.
Савелий посмотрел на Артура и коротко ответил:
– Позже.
Лиза насторожилась, но промолчала. Знала, что если Родионов не захочет говорить, из него не выудить ни слова. Также она знала, что он все расскажет сам, но позже, когда у него будет четкий план и он сочтет нужным поведать о нем. Так что расспрашивать его раньше времени не стоило.
– Я тебе буду нужен? – осторожно спросил Артур, косясь на Лизавету. Но та сидела невозмутимо, пуская дым и, казалось, не прислушивалась к разговору. Ошибочно казалось...
Савелий тоже посмотрел на Лизу, потом на Артура:
– Пожалуй. Если, конечно, у тебя нет иных планов.
– Нет, – ответил Артур.
– Тогда договорились.
Лиза вдруг отбросила от себя янтарный мундштук.
– Все, – сказала она. – Хочу купаться.
Родионов и маркиз вздохнули с облегчением. Савелий просто не терпел семейных сцен, а Артур не любил оказываться их свидетелем.
– Желание дамы – закон, – произнес он галантно и поднялся с кресла. – Сейчас дам команду убрать паруса и лечь в дрейф.
Он вышел, и Савелий с Елизаветой остались одни.
