Я впился ему в лицо:
— Вывод?
Макс изобразил озабоченность:
— Откуда эти типы знают твое имя?
— Неужели я настолько идиот, чтобы посылать их от себя?
— Кто–то, видно, хочет утопить тебя.
— И что это значит?
— Ты стал очень нервным, — сказал Макс, потрепав меня по руке, — а это значит, что тебе, может быть, стоит зашиться где–нибудь на природе. Ты становишься опасным для нас.
Последнюю фразу он подчеркнул, хлопнув меня по плечу своим зеленым путеводителем, и при этом напряженным взглядом глядел мне за спину. Я понял, что это сигнал водителю «панды». Но так как ничего после этого не произошло, в глазах Макса мелькнула какая–то тень.
В замешательстве он произнес:
— Все за одного…
— Каждый за себя, — закончил я старую шутку.
Я сделал шаг к нему. Он попятился:
— Послушай, Макс, он не выстрелит. Я отключил его. Ладно, я затаюсь и найду, кто это подстроил. Но ничего не затевай против меня. Потому что тогда я тебя убью.
— У Фила счет к тебе.
— Фил — психопат, и ты это знаешь не хуже меня. Твое дело — удержать его.
Макс открыл было рот, чтобы возразить, но не произнес ни слова, потому что из моего рукава выскочило лезвие ножа и уперлось ему в живот. На кремовом поплине его рубашки расплылось кровавое пятно. Радостные крики туристов возвестили, что барьеры, преграждающие проход к часам, открылись.
— Ты знаешь, что там находится?
Я еще чуть нажал на лезвие, Макс стал мертвенно–бледным.
— Печень, Макс, твоя печень. И если ты хочешь получить в нее десять сантиметров стали, продолжай придуриваться. Я хочу знать правду.
— Но я сказал тебе правду.
— А Бенни?
— Он затаился у себя. С ним все в порядке.
Я ближе придвинулся к нему:
— Ты подослал этих типов к Филу!
— Ты спятил, Жорж, совсем спятил!
— Тогда почему ты хочешь меня убрать?
— Из предосторожности, Жорж, клянусь тебе, из чистой предосторожности.
Я смотрел Максу в глаза и видел, что он врет. Но я не мог решиться хладнокровно прикончить его здесь. Я не убийца. Изо всей силы я врезал ему коленом в пах. Он согнулся пополам и выругался на каком–то гортанном языке. Несколько человек обернулись в нашу сторону, раздались восклицания. Я стремительно пошел в сторону, противоположную «панде», и ввинтился в толпу.
Когда я обогнал женщину лет сорока в белом пальто, послышался глухой звук. Женщина схватила меня за руку. Удивленный, я обернулся к ней и встретился с ее недоумевающим взглядом; она медленно оседала, и на безукоризненной белизне ее пальто расплывалось широкое красное пятно. Из рук ее выскользнул пакет, упал на землю, и из него высыпались осколки чашек, простеньких, наивных чашек, на которых написаны имена тех, кому их дарят. На какой–то миг далеко сзади я увидел горящий взгляд Макса, его руку, засунутую в карман плаща. Я бросился бежать — зигзагом, толкая возмущенных прохожих. За моей спиной раздавались крики. Я не сомневался: эта женщина мертва.
Макс, которого я знал, никогда бы не сделал такого. Он ни за что бы не пытался убрать меня и не стал бы стрелять наобум в толпу. Макс, которого я знал, не был убийцей. Существуют два Макса: один — эльзасский еврей, грабитель банков, второй — обученный, натренированный убийца, который не задумываясь, не колеблясь сеет вокруг себя смерть… Марта, Макс… Определенно эпидемия ширилась.
Я добежал до берега реки. Еще со времен службы в армии я сохранил вкус к физическим упражнениям и всегда старался держать себя в форме. Сейчас у меня имелся повод поздравить себя с этим. Я несся вдоль набережной. Как раз отчаливал речной трамвайчик, и я прыгнул на сходни.
— Точно вовремя, — с улыбкой бросил мне контролер, отдавая швартовы.
Трамвайчик уже отходил от набережной, и тут появился покрытый потом Макс. Раздался пронзительный свисток, и Макс бросился бежать. Он завернул за угол и углубился в улочки старого города. Во всю прыть пробежали два мусора с пистолетами в руках.
Контролер неодобрительно покачал головой:
— Можно не ходить в кино, развлечения прямо на улице. Ну–ну, мир явно улучшается…
В ответ на его слова я скорчил некое подобие улыбки и прошел на нос.
Пароходик лениво плыл по спокойной реке, оставляя пенный след. Ветерок освежал меня, осушил пот, которым я был весь покрыт. Но потом скорость увеличилась, и приятный ветерок превратился в ледяной ветер. Но я испытывал потребность в холодном свежем воздухе и остался стоять на носу, опершись на поручни и подставив лицо хлещущим ударам ветра.
Моя вселенная рушилась. Моя жена, похоже, обладает даром вездесущности. Друзья взъелись на меня и хотят убить. И даже доктор Ланцманн дал мне ясно понять, что я свихнулся. А что, если так оно и есть?
Чудовищная боль пронзила мне голову. Я стиснул зубы. Надо было прикончить этого типа в «панде» и Макса тоже; глухая пульсация мигрени почему–то подсказала мне, что неприятности только начинаются.
К тому же легавые во главе с комиссаром Маленуа не замедлят заняться этим взрывом. А как только они сцапают Фила, нам хана. И внезапно мне в голову пришел вопрос, а почему это Макс, так озабоченный безопасностью, не убрал Фила. Может, Фил уже мертв?
Придется мне махнуть в Брюссель, а завтра надо будет связаться с Бенни.
В пятнадцать двадцать семь я сел в машину и покатил по автостраде в Женеву.
Через некоторое время я понял, что все время с тревогой поглядываю в зеркало заднего вида, и велел себе расслабиться. Большой каштановый «форд» ехал примерно в двухстах метрах позади меня. Я остановился на площадке для отдыха, и он промчался мимо. В нем сидели двое, парочка. Я облегченно вздохнул, переждал минуты три и снова тронулся в путь. На ближайшей станции обслуживания я опять увидел этот «форд». Он заправлялся бензином. И снова, как бы случайно, оказался позади меня. Впрочем, никакие законы не запрещают каштановому «форду» со швейцарским номером ехать в направлении Женевы.
Головная боль становилась все сильней. Я тер затылок, виски, но все напрасно. Подъезжая к развилке, я неожиданно решил свернуть.
«Форд» покатил дальше. Даже не притормозил. Некоторое время я ехал наугад, наконец у перекрестка увидел щит с указанием направления на Женеву и чуть помельче надпись: «СЕНТ–КРУА 10 км, КЛАУЗЕН 18 км». Едва я это прочел, в глазах у меня, непонятно с чего, заплясали огненные точки, а сердце тревожно заколотилось. Я затормозил и заставил себя успокоиться. С каких это пор вид обычного дорожного указателя приводит меня в транс? Когда частота пульса стала нормальной, я поехал дальше.
Дорога вилась среди полей и холмов. На вершине одного из них открылось высокое вычурное здание в неоготическом стиле с башенками и остроконечными крышами. Я бросил рассеянный взгляд на это подобие замка. И тут меня объяла темнота.
Первое, что я почувствовал, когда пришел в себя, был запах гари. Поначалу я подумал, что Марта что–то оставила на огне. Потом осознал, что лоб мой покоится на какой–то твердой, гладкой поверхности. Я поднял руку и ощупал ее. Она оказалась круглой. Это был руль моей машины. На колени мне капала какая–то жидкость. Я сделал усилие, пытаясь увидеть, отчего брюки у меня стали мокрые, провел дрожащей рукой по колену, поднес ее к глазам: ладонь была красная.
Ценой неимоверного труда мне удалось поднять голову. «Ланча» врезалась в дерево. А запах гари шел из–под капота, откуда поднимались завитки серо–синего дыма. Я открыл дверцу и выбрался из машины. Ощупал лицо. Кровь текла из носа и раны на лбу. Звук мотора заставил меня повернуться, и я краем глаза увидел удаляющийся на большой скорости каштановый «форд».
Я чувствовал себя чудовищно слабым и пребывал в полном недоумении. Вытерев лицо рукавом, вытащил из багажника огнетушитель. Полил, не скупясь, мотор. У замка на холме был безобидный вид, но стоило мне на него глянуть, и у меня тут же начинало стрелять в голове. Я сел за руль и дал задний ход. Двигатель покашлял, но заработал. Повреждения оказались не такими уж страшными. Я поехал в направлении Женевы, высматривая станцию обслуживания; до нее оказалось меньше трех километров.
Хозяин, высокий, нескладный тип в замасленном комбинезоне, никак не откомментировал мой вид. Я оставил ему «ланчу» и взял у него напрокат старый «Пежо–104» такого лимонно–желтого цвета, что при одном взгляде на него уже начиналась оскомина. Еще денька два в подобном режиме — и я вполне дозрею до того, чтобы надолго стать пациентом четырехзвездной клиники милейшего доктора Ланцманна.
В Женеву я приехал в двадцать тридцать. Марта, увидев меня, перепугалась, но я ее успокоил, объяснив, что какой–то лихач врезался в меня и «ланча» в ремонте. Она помогла мне умыться и промыла рану. Я был до предела измотан и мечтал об одном — завалиться в постель. Тем не менее сперва я решил заглянуть в путеводитель по достопримечательностям Швейцарии. Замок Клаузен находился там, где ему и положено, недалеко от немецкой границы. Из короткой справки я узнал, что его последний владелец, Лукас фон Клаузен, шесть лет назад сломал шею, свалившись с лестницы. Едва я прочел «Лукас фон Клаузен», у меня возникло упорное ощущение, что я знаю это имя. Это было так, будто темный покров, натянутый у меня перед глазами, вот–вот разорвется под воздействием некоего фантастического напряжения. Марта обеспокоилась моим состоянием, но я сказал, что у меня просто болит голова. Она принесла мне таблетку, и я машинально проглотил ее. Я лег, но фамилия Клаузен, начертанная огненными буквами, горела у меня под веками. Почти сразу я заснул тяжелым, беспокойным сном.
