— Может быть, — качнул наголо обритой головой Толик Ляжечка, — а может, и нет. За ним просто могли следить. Его же в Питере знают. И знают, что в Питере никто из местных с ним связываться не стал бы, а вот иногородние легко могли его на какую-нибудь работу подписать. А что из этого следует, как думаешь? — хитро прищурился Ляжечка.
— Не знаю, что из этого следует, — пожал плечами Щукин, хотя ответ уже забрезжил где-то на задворках его сознания.
— А следует из этого, — заговорил Ляжечка, — во-первых, то, что сами отморозки, которые за нами по следам идут, может быть, и могли бы его подписать на работу, да им отсоветовал тот самый серьезный человек, который контролирует их мероприятия в Питере.
— А во-вторых?
— А во-вторых, — поднял Ляжечка вверх толстый палец, похожий на насосавшуюся крови пиявку, — этот самый серьезный человек мог предположить, что на Матроса выйдут другие иногородние деятели, то есть мы.
— То есть ты, — уточнил Щукин, — ведь идея нанять мне в помощь Матроса от тебя исходила. Если бы ты до этого не додумался, глядишь, Лиля была бы уже в Швеции, а я на Багамах отдыхал бы.
Ляжечка неопределенно пожал плечами.
— Насчет Багам сомневаешься? — усмехнулся Щукин. — Так я и знал, что ты уже план разработал, как меня с моей наградой кинуть…
— Да нет! — быстро ответил Ляжечка. — Ты чего? Мои… наши заказчики люди серьезные и обязательные — как сказали, так и будет. Они честно работают!
— Они-то, может, и честно, — туманно проговорил Щукин, — а вот ты…
И тут же поднял руку вверх, предупреждая готовые сорваться с толстых Ляжечкиных губ слова возмущенного оправдания.
— Ладно, ладно, — примирительно проговорил Николай, — это я так — шучу. То есть предупреждаю. Я согласен работать на твоих заказчиков, только мне гарантия нужна, что меня не кинут. Тогда и я… — Николай подмигнул открывшему рот Ляжечке, — буду ответственно относиться к своему делу. Понятно? Если у меня на руках бабки будут, то и гарантия, значит, будет, что кидать меня никто не собирается. Просекаешь тему?
— Да, — хмуро кивнул Ляжечка.
— Вот и молоток.
Щукин сладко потянулся и достал из своей пачки, лежащей на столе, еще одну сигарету.
— Спать охота, — сказал он, — сил нет. Ты вали за бабками и за дальнейшими указаниями, а я покемарю немного.
— Ага, ага, — быстро забормотал Ляжечка, поднимаясь из-за стола, — покемарь, только не очень-то это… не расслабляйся. Я быстро сгоняю — одна нога здесь, другая там. На стук или звонки в дверь не открывай — у меня ключ есть. Если вдруг что-то случится, звони мне на сотовый — телефон в спальне стоит.
— А мне ключ оставишь? — спросил Щукин, лениво затягиваясь. — Вдруг мне выйти понадобится — за сигаретами или еще куда?
— Ты что! — воскликнул Ляжечка необыкновенно писклявым голосом и замахал руками, точно был птицей и собирался взлететь. — И думать забудь! Исключено! Ты должен неотлучно находиться при девчонке. И спать рядом с ней и… все остальное… А из квартиры тебе выходить никак нельзя! Просто — никак. Поэтому ключ тебе оставить — даже не проси. Да и зачем тебе выходить? Я скоро приду — часа в два, два с половиной обернусь. А сигареты я тебе оставлю свои, а на обратном пути тебе сам куплю! Какие купить?
Щукин хотел было ответить, но осекся и тягуче зевнул.
— «Давидофф» мне, — проговорил он, сладко почмокав губами после длинного зевка, — две пачки. Или три. Облегченного.
— Понял, сделаю… — кивая головой, как китаец-официант, сказал Ляжечка.
— И еще… постой… Ага, сигар гаванских. Таких, знаешь, по десять баксов штука — толстых и громадных, как докторская колбаса. Очень я эти сигары уважаю. Их гаванские мулатки на голых бедрах скручивают из табачных листьев… Штук десять сигар принеси.
— Что-нибудь еще? — спросил Ляжечка, становясь уже совсем похожим на официанта.
— Пожрать, — ответил Щукин, — у меня после долгого и здорового сна просто зверский аппетит. Бифштекс с кровью, копченую рыбку дальневосточную и икру севрюжью — только настоящую, а не концентрат какой-нибудь! — строго предупредил он.
— Сделаем, — уверил его Ляжечка, — какие проблемы. Ты хорошо работаешь, мы… я должен о тебе хорошо заботиться. Так?
— Так, — милостиво согласился Щукин и снова зевнул. — Глаза сами собой закрываются, — пожаловался он, — боюсь, прямо за столом упаду и засну.
— Ну и спи, — забормотал Ляжечка, задом пятясь к двери, — а я молнией — туда и обратно. Только очень-то не расслабляйся.
— Не буду, — пообещал Щукин. — И вот что еще! — крикнул он вдогонку.
— А?
— О самом главном, смотри, не забудь! — наставительно напомнил Щукин.
— О чем это?
— О бабках, о чем! — рявкнул в ответ Щукин. — И не вздумай мне «куклу» сунуть или еще какое-нибудь говно. Я тебе не фраер вокзальный — в фальшивках разбираюсь лучше многих профессиональных мастырщиков, сам такую могу сделать, что…
Не договорив, он снова зевнул.
— Все в порядке будет, — с излишней категоричностью заявил Ляжечка и задом вышел в коридор.
В прихожей он еще несколько минут возился, надевая ботинки и тяжелую кожаную куртку.
— Эй! — закричал еще Щукин. — Насчет сигар я передумал! Не десять штук, а пятерки хватит!
— Будет сделано, — сказал появившийся в проеме кухонной двери Ляжечка.
«Вот так, — мстительно подумал Николай, — я тебе покажу — «мой подчиненный». Сам, сука, на цирлах бегать будешь передо мной и шестерить — только чтобы я, не дай бог, не подорвал с выданными мне бабками. Однако надо проводить моего «хозяина»…
Зевая и лениво почесывая себе живот под спортивной майкой, Николай выбрался в прихожую.
— Все, — сказал уже полностью одетый Ляжечка, — я пошел. Смотри тут… Не особенно расслабляйся, — снова напомнил он.
Николай кивнул.
Ляжечка еще помялся у дверей и вдруг, подмигнув Щукину, полушепотом проговорил:
— А ведь она не чувствует ничего, — и кивнул на дверь в комнату, где спала Лиля. — Не пробовал ее это самое?.. Пока она не очухалась.
— Это самое — не пробовал, — ответил Щукин, — а что? Какой интерес с бревном возиться? Понадобится, раздобуду себе бабу, которая и мертвого расшевелить может. Я таких люблю. Вот когда у меня куча бабок будет — когда мы дело закончим, — тогда и гужанусь.
— Хозяин — барин, — пожал плечами Ляжечка и снова вдруг хихикнул. — А она ничего телка, — сказал он, — я как-то ее пощупал — все на месте. И сиськи, и жопа… И все остальное. А отхарить ты ее зря не хочешь. Это же идеальная женщина — не вопит, не сопротивляется и бабки не требует потом. Ну и с возможным потомством никаких проблем не будет.
— Может быть, и попробую, — сказал Николай, — только когда высплюсь по-человечески.
Проговорив это, Щукин зевнул.
Ляжечка опять хихикнул и положил руку на скобу дверного замка.
— Давай, — сказал он, — пока. Часа через два-три я буду.
И исчез.
* * *Как только за Ляжечкой закрылась входная дверь, с Щукина мгновенно слетела вся его напускная сонливость. Он прошел в комнату Лили и остановился, задумчиво глядя на нее. Девушка спала — или, может быть, дремала, погруженная в непрекращающийся наркотический транс.
Щукин, постояв минуту над ней, отошел к окну и, осторожно отодвинув занавеску, посмотрел во двор. Синий «жигуленок» Ляжечки стоял прямо у подъезда. Вот Ляжечка подбежал к автомобилю, воровато оглянулся на пустой еще двор и, достав из кармана ключи, шмыгнул в автомобиль. Через минуту мотор гулко взревел, и «жигуленок» тронулся с места.
Николай опустил штору и вернулся к Лиле.
Возле нее он стоял всего пару секунд — ровно столько ему понадобилось на то, чтобы мысленно доработать сложившийся в его голове план дальнейших действий.
«Все, гад, — подумал Щукин, — если сегодняшняя моя задумка удастся, играть со мной втемную ты уже не сможешь…»
Николай наклонился над неподвижно лежащей на диване девушкой и деловито обыскал ее карманы.
Ничего.
— Как же, — хмыкнул Николай, — разве Ляжечка хоть что-то оставит без внимания. Наверняка он выгреб из карманов Лили все в тот самый день, когда она попала в его руки. А теперь, — с едва ощутимой ноткой торжественности в голосе проговорил он, — перейдем к первому отделению концерта по заявкам телезрителей…
Щукин быстро и аккуратно раздел девушку догола и, немного полюбовавшись на совершенные формы женского тела, прикрыл ее валявшимся неподалеку грязным пледом — ничего более подходящего на роль покрывала он найти не смог.
Сумочка с косметикой и парик лежали рядом с диваном.
Николай собрал в охапку одежду, парик и сумочку с косметикой и направился в ванную, где, как он успел заметить, было большое — почти в человеческий рост — зеркало.
