Пробуждение было тяжелым, будто бы с похмелья. Неимоверно ломило затылок, как если бы кто-то крепко приложился по нему чем-то тяжелым. Некоторое время Степан лежал молча, смежив веки, прислушиваясь к шорохам, раздававшимся откуда-то сбоку. Разлепив глаза, увидел Варвару, стоящую подле распахнутого шкафа — девушка укладывала в него легкое пальто. Видно почувствовав взгляд, обернулась:
— Ты уже проснулся?
— Ты не пыталась уйти? — равнодушно поинтересовался Шабанов.
— Один раз… Но не сумела… Дошла до дороги, а потом вернулась.
— Почему же ты вернулась?
— Позвонил Тимофеев, предупредил, чтобы я ушла. Они что-то замышляют.
— Спасибо, — негромко произнес Степан.
— За что?
— За честный ответ. Сколько у нас еще есть времени?
— Минут сорок.
Шабанов поднялся, ополоснул холодной водой слегка припухшее лицо. Посмотрел на себя со всех сторон. За последние часы в нем произошли серьезные перемены, и не только внешние, — внутри что-то надломилось и с этим следовало смириться, как-то привыкать. И попробуй разберись, кто находится рядом — не то прирученный зверь, не то хищник, притворившийся домашним животным.
Ладно, определимся по ходу.
— Что там говорят в новостях? — спросил Степан, вытирая полотенцем мокрое лицо.
— Я не слушала.
— Что ж, давай поглядим. Сейчас как раз начинается «Дежурная часть».
Включив телевизор, Шабанов увидел на экране розовощекого полковника полиции, монотонно дающего интервью привлекательной юной журналистке:
— Судя по тем материалам, что мы имеем, ограбление было тщательно спланировано. Действовали явно профессионалы. На месте преступления фактически не осталось никаких следов. До сих пор остается непонятным, как преступникам удалось проникнуть незамеченными в банк, а потом пробраться в хранилище и также незамеченными выбраться.
— Вы беседовали с охранниками, дежурившими в эту ночь? Что они вам рассказали? — напористая журналистка едва ли не воткнута микрофон в зубы полковнику.
Отстранившись, полицейский ответил:
— Охранники утверждают, что дежурство проходило в обычном режиме. Видеокамеры также не обнаружили никаких нарушений. Однако в результате оперативно-следственных мероприятий очерчен круг подозреваемых. Предположительно грабителей было трое, возраст каждого из них примерно от тридцати до тридцати пяти лет. Очевидцами составлены словесные портреты. Всех граждан, знающих что-либо о местонахождении этих людей, просим срочно позвонить по этим телефонам.
На экране появились фотографии мужчин неопределенного возраста: первый — с продолговатой дынеобразной головой, второй — с круглыми щеками, чем-то напоминающий помидор, а вот третий — с выступающей, расширяющейся челюстью и коротко стриженными усиками походил на надкусанную грушу. Степан невольно хмыкнул — прямо огород какой-то получается! А самое главное — ничего общего с оригиналами.
Интересно, где это они таких понабрали?
— Что ты на это скажешь? — кивнул Степан на фотороботы, показанные на экране.
Пожав плечами, девушка ответила:
— Если бы я увидела таких людей, так обязательно позвонила бы в полицию.
— Знаешь, я бы сделал то же самое, — хмыкнул Шабанов.
На экране поменялась картинка. В следующем эпизоде был показан управляющий банком — человек небольшого роста, раздувшийся как домашний клоп, напившийся крови, — в сопровождении мужчины, одетого в черный костюм, он направлялся к машине, не реагируя на окрики журналистки. Однако от этой дамочки просто так не избавиться — существо весьма цепкое, и это качество в ее ремесле занимало не последнее место. Наконец банкир сдался под ее натиском и остановился у самых дверей машины.
— Вы можете сказать, сколько вкладчиков пострадало в результате этого преступления? — Журналистка чуть повернулась, показав оператору узкое лицо со слегка выступающим подбородком, как если бы призывала в союзники всех слушателей сразу.
Понимающе покачав головой, интервьюируемый заговорил:
— Мне сложно оценить причиненный ущерб, этим занимаются следственные органы, но грабителями было вскрыто более ста ячеек.
— А вы можете сказать, что именно было в этих ячейках? — поднесла журналистка к его рту черный микрофон. В ее узенькой руке он напоминал гранату. Того и гляди, разлетится на куски во все стороны.
— Каким образом, если имеется такое понятие, как тайны вкладов.
— Один из наших источников утверждает, что в ячейках были алмазы на очень большую сумму.
— Увы! Ничего не могу добавить к уже сказанному.
— А вклады были застрахованы?
Всего-то небольшая пауза в разговоре, губы банкира дрогнули в язвительной ухмылке. В этот момент оператор, искушенный в методах Станиславского, максимально приблизил лицо управляющего, показав на коже каждую пору, отчего его лицо стало выглядеть безобразно бугристым и толстым. Степану вдруг почудилось, что оно может лопнуть, и через треснувшую кожицу, как это нередко бывает у перезрелых овощей, наружу брызнет неаппетитного вида содержимое. Обошлось. Лицо вдруг будто сдулось самым неожиданным образом — оператор, налюбовавшись произведенным драматическим эффектом, рассматривал теперь журналистку и банкира со значительного расстояния, как если бы чего-то испугался.
— Да… У нас все вклады застрахованы.
— А не могли бы вы сказать, на какую именно сумму?
Губы банкира сошлись в трубочку, как если бы он подумал дотянуться до журналистки губами:
— Я не могу вам сказать точную цифру, но это где-то около полумиллиарда долларов.
— Получается, что ваш банк и клиенты не пострадали?
— Наш банк пострадал в любом случае, вы забываете о репутации.
На несколько секунд оператор остановил объектив камеры на сгорбившейся спине директора банка, устраивающегося в кресле служебной машины, а потом вновь переместил камеру на напористую журналистку с упрямыми складками в уголках губ и не по-женски волевым лицом.
— С вами была корреспондент «Дежурной части» Евангелина Федорчук.
Степан выключил телевизор и позвонил по мобильному телефону Назару.
— Ты у себя?
— А где мне еще быть, по-твоему?
— Тоже верно. Вот что, через десять минут выходим.
— Куда?
— Ты что, спал, что ли?
— Было немного, — неуверенно отозвался Назар. — День был непростой, сам понимаешь. Даже и не помню, как сморило, просто вырубился!
— Это хорошо, значит, как следует восстановился, потому что в ближайшие сутки я не обещаю тебе легкой жизни. Так что встречаемся на выходе.
— Послушай, Степан, мы тут даже не перекусили. Жрать охота.
— Что вам все жрать охота?
— Сами удивляемся, просто жор какой-то нападает. Ничего поделать с собой не могу.
— Ничего, в дороге перекусим, — пообещал Степан и отключил телефон. — Ну чего ты стоишь? — посмотрел он на Варвару, нервно покусывающую губу. — Ты что, остаешься?
— Нет.
— Тогда в чем дело? Собирайся. У тебя пять минут.
Тщательно побрившись (ничто не должно выделять его среди общей массы проживающих) и умывшись, Шабанов набросал в сумку то немногое, что у него было, — сменную пару белья, бритвенные принадлежности. Сборы у Варвары заняли более продолжительное время: она что-то подкрашивала и подводила кисточками на своем лице, но когда девушка повернулась, то Степан натолкнулся на ее решительный взгляд. Чем не амазонка, направлявшаяся на войну!
— Я готова, — сдержанно произнесла Варвара.
— Выходим через черный ход.
Вытащив из-под кровати сумку, скорым шагом направился к выходу:
— Ты выходишь первой, я закрою.
Терпеливо подождал, пока Варвара ступит за порог, и громко, не таясь, захлопнул дверь. Запасной вход находился в самом конце коридора, подсвеченного тусклой лампой. Вытащив отмычки, без труда подобрал нужную к английскому замку — тонкую с немногими насечками по обе стороны, — и уверенно шагнул в темноту, дохнувшую прелой затхлостью. Следом зашли остальные. Подсветив фонариком крутую лестницу, спустились на первый этаж, заставленный громоздкими ящиками с острыми металлическими углами. Внизу узенькая дверь, закрытая на защелку. Открыв ее, вышли на улицу в прохладную ночь.
Подле крыльца нервно покуривал Назар. Константин стоял у припаркованного автомобиля, оперевшись ладонью о капот. Парню не терпелось съехать из гостиницы как можно дальше в противоположную сторону от Москвы. Его можно было понять, нечто похожее испытывал и сам Шабанов. Почему-то верилось, что вдали от столицы меньше всего можно ожидать неприятностей. Очень хотелось не ошибиться.
— К чему такая конспирация? — буркнул Назар. — Могли бы по-человечески выйти. Нас ведь здесь никто не знает.
— Забыл пословицу?
