Ровно в двенадцать мы вновь тормозили у центральных ворот. Створки были прикрыты неплотно и держались на здоровущей цепи, которая соединяла их. Пролезть в щель ничего не стоило.
— Фонарик взяла? — спросил Мишка. Я молча кивнула, боясь, что, если открою рот, все непременно услышат как у меня от страха стучат зубы.
— Вот деньги. — Эмма протянула конверт, потом пожала мне руку и сказала тихо:
— Я никогда этого не забуду.
— Надеюсь, ребята уже на местах, — заметил Мишка. Голос его звучал без всякого намека на энтузиазм. Он покосился в сторону переулка, где должен был стоять джип, но переулок тонул в темноте, так что оставалось только гадать, есть там машина или нет. Сквозь металлические прутья забора я посмотрела на двор обувной фабрики, он был неплохо освещен фонарями. Трудно предположить, что кто-то прошмыгнет здесь незамеченным. Мишка проверил цепь на воротах. — Отсюда они вырвутся только на самосвале, — сказал он удовлетворенно, потянул створку ворот на себя и первым пролез на территорию, а потом помог пролезть мне. С сильно бьющимся сердцем я сделала несколько шагов. Впереди вырисовывалось уродливое здание котельной с высоченной трубой.
Мы шли, держась за руки, звук наших шагов гулко отдавался в ночной тишине. Через минуту мне казалось, что с того момента, как мы покинули машину, прошла целая вечность. Слева появилась гора ящиков, покрытая брезентом. Мишка приподнял край брезента, и я сунула туда пакет, стараясь пропихнуть его как можно дальше. Мы немного постояли, прислушиваясь, ничего не произошло, тишина как в могиле. Мишка настороженно поглядывал на плоскую крышу соседнего здания, я громко вздохнула и вцепилась в его руку.
— Теперь к воротам, — шепнул он…
Ворота смутно вырисовывались в темноте. Мы прошли первый цех, затем второй и наконец оказались возле забора. Ворота здесь были из металлической сетки, территория за ним терялась во мраке, лишь далеко впереди светились одинокие окна домов. Мишка включил фонарик и начал сигналить, и тут произошло то, чего я никак не ожидала: грохнул выстрел, один, потом второй. Я, кажется, замерла, открыв рот, но Мишка повалил меня на землю, упав сверху, вжимая мою голову в асфальт, а потом поволок ко второму цеху, матерясь злобно и тихо.
Все это заняло буквально несколько секунд, заработал двигатель машины, и еще через секунду она, судя по звуку, скрылась в направлении проспекта.
— Ты цела? — шепнул Мишка. — Тебя не задело?
— Плечо больно, — пожаловалась я. — Наверное, ударилась, когда ты меня повалил.
Мишка щелкнул фонариком, но свет не вспыхнул, в досаде он отшвырнул фонарь в сторону, поднялся, поднял меня, потом рывком вернул на асфальт и заявил:
— Лежи здесь. И не вздумай нос высовывать.
— А ты?
Но Шальнов не ответил, стремительно удаляясь к котельной. Подумав, я потрусила следом.
Тишина стояла невероятная, слышались только Мишкины шаги, да еще, может быть, мои, хотя я и старалась двигаться на носочках, не столько опасаясь новой стрельбы, сколько Мишкиного гнева. От центральных ворот отделилась тень и теперь приближалась к нам.
— Михаил, — узнала я голос Анатолия, — кто стрелял?
— За воротами была машина, пальнули в нас и скрылись. Ты кого-нибудь видел?
— Ни души. К котельной никто не подходил.
— Неужели они испугались и не рискнули забрать деньги?
Тут Мишка увидел меня.
— Я тебе где велел ждать?
— Я ничего не понимаю, — заволновалась я. — Что происходит? Илья не появился?
— Нет, — покачал головой Анатолий.
— А деньги?
— Здесь никто не показывался.
Мы подняли брезент, но пакета не обнаружили. Я шарила рукой по земле в крайнем недоумении.
— По-моему, пусто…
— Здесь никого не было, — упрямо повторил Анатолий. — Сейчас принесу фонарь из машины.
Он бросился к воротам, а Мишка, взглянув на мое плечо, рявкнул:
— Черт возьми…
Вот только тогда я поняла, что ранена, — теплая кровь стекала по плечу на грудь. Я решила упасть в обморок, но, сообразив, что свободно могу двигать рукой и даже не испытываю особой боли, передумала.
Вернулся Анатолий с фонариком, и Мишка, забыв на время про деньги, занялся моим плечом.
— Повезло, — сказал Анатолий, наблюдая за тем, как Мишка накладывает мне повязку из своей футболки.
— Какое там повезло, — рявкнул тот. — Ее же убить могли…
— Слава богу, не убили. Пуля только кожу срезала. А вот если бы сантиметром ниже…
— Ты сказал Эмме, чтобы вызвала милицию? — встрепенулась я.
— Сказал.
Мы дружно вспомнили про деньги, стащили с ящиков огромный брезент и осмотрели площадку, пакет точно сквозь землю провалился.
— Этого не может быть, — разозлился Анатолий. Может или нет, а пакет, как говорится, тютю… — Но как же они…
— Зови Серегу, — вздохнул Мишка. — Эти типы наверняка уже смылись. Серега, — крикнул он. — Серега, все кончилось. — Через несколько секунд тот возник в свете фонаря.
— Кто стрелял? — спросил он тревожно.
— Черт их знает. Видел кого-нибудь?
— Из котельной никто не выходил, могу поклясться. Ни единой живой души, даже тень не мелькнула.
— А денежки исчезли, — с досадой сказал Мишка и пнул ближайший ящик, он отлетел в сторону, и Шальнов грязно выругался. — Поздравляю, ребята, нас провели как младенцев. — Он зло хихикнул, а мы увидели люк канализационного колодца. — Вот почему они выбрали это место, колодец, брезент, на кой черт им шастать по фабрике, когда… ну надо же… ну, артисты…
В этот момент прибежала запыхавшаяся Эмма.
— Вы нашли Илью? — спросила она резко.
— Вряд ли он здесь, — вздохнул Мишка.
— Но ведь они получили деньги. Какой им смысл его удерживать? ,
Мы дружно отвели глаза в сторону, о смысле, конечно, все догадывались, и в первую очередь сама Эмма. Она бессильно опустилась на ящик, раскачиваясь из стороны в сторону и заунывно повторяя:
— Боже мой…
Тут послышались милицейские сирены, а я здорово испугалась, потому что все опять страшно запуталось. Как объяснить милиционерам создавшуюся ситуацию, я понятия не имела.
— Миша, как хочешь, я больше врать не буду, — прошептала я Мишке на ухо.
— Что ты имеешь в виду? — насторожился он.
— Все. Я расскажу правду, даже если меня тут же посадят. Я Ольга Иванова, моя сумасшедшая сестра…
— Стоп. Про Палыча ни слова. Я не хочу в тюрьму. Говори любую правду, а про труп забудь. Не видели мы его и знать ничего не знаем.
— Миша, я не могу врать выборочно. Я запутаюсь.
— Старайся. И помни: от твоего мастерства зависит наше будущее. Хочешь, чтобы оно было светлым и счастливым, забудь про Палыча.
— А как мы объясним, почему Эмма обратилась к нам?
— Это она пусть сама объясняет. И вообще, ты ранена, тебе в больницу надо. Ты вполне можешь находиться без сознания, а говорить буду я.
Рядом с воротами замерли милицейские машины, стражи порядка уже проникли на территорию, а я решила: самое время мне лишиться чувств. Анатолий кратко обрисовал ситуацию вновь прибывшим, и те прочесали обувную фабрику. К ним присоединилась охрана складов по соседству, но толку от всего этого было мало: Илью не нашли.
Прихватив фонари, несколько человек спустились в канализационный колодец и смогли выйти в соседнем переулке. Дел у милиционеров хватало, и, воспользовавшись этим, Мишка отвез меня в больницу.
Рана оказалась пустяковой, даже швы накладывать не стали, сделали перевязку и отпустили. Мы отправились домой, и я уснула еще по дороге, так что сам момент возвращения помню с трудом.
А уж утром все и началось. Нас вызвали в милицию и несколько часов подробно расспрашивали, но Мишка волновался напрасно: о Юрии Павловиче никто и не вспомнил. Милицию мы покидали вместе с Эммой Дружининой. Как она держалась на ногах, для меня было загадкой. Выглядела она смертельно больной, выходит, своего Илью она действительно любила.
— Пойдемте ко мне, — вдруг попросила она. Признаться, я удивилась, а Мишка нахмурился, прикидывая, как повежливее отказаться, но она тихо добавила:
— У меня никого нет… ни родных, ни друзей, так… знакомые, да и те скорее всего рады, что все это произошло со мной…
— Зря вы так, — как можно ласковее начала я. — Мне кажется, очень многие хотели бы вам помочь…
— Как плохо ты еще знаешь людей, Оленька, — вздохнула она, а я пожала плечами, не желая спорить. Кончилось тем, что мы все-таки поехали с Эммой.
Особняк Дружининых потряс меня до глубины души. Когда мы следили за Ильей, я уже имела возможность поразиться его внешнему виду, но даже шикарный внешний вид не шел ни в какое сравнение с внутренним убранством. Я прошлась по первому этажу, приоткрыв рот и теряясь в догадках, зачем Дружининым такой дом, если учесть, что жили они вдвоем. Мишка к чужому богатству отнесся с равнодушием и почти сразу куда-то запропастился. Мы с Эммой устроились в гостиной.
