— Что ты здесь делаешь? — выпучил он глаза, едва увидел меня.
— Сторожу, чтоб он опять не смылся.
— Кто?
— Гроб, естественно. Он вон там. — Я распахнула дверь и ткнула в темноту пальцем, одумалась и включила фонарь. Колесников уставился на гроб, потом перевел взгляд на меня и опять спросил:
— Что ты делаешь на кладбище?
— Говорю же…
— Не сейчас делаешь, а вообще? — неизвестно чему разозлился он.
— А-а… местный священник мой родственник, дальний… я провожу у него свой отпуск.
— Черт-те что, — рявкнул Виктор Васильевич и вошел в склеп. А я так и не поняла, что он имел в виду.
Я устроилась на скамеечке неподалеку. Данила, не замедливший явиться, устроился рядом и начал вздыхать.
— Чего ты все охаешь? — не выдержала я. — Лучше скажи, где мальчишки?
— Какие мальчишки? — встрепенулся он, но под моим взглядом быстро сник и вновь принялся вздыхать. Через несколько минут из склепа вышел Колесников. Я кинулась к нему, ухватила за руку и спросила:
— Нашли?
— Нашли, — кивнул он.
— Героин?
— Турок.
— Как Турок? — не поверила я. — Что здесь Турок делает?
— Он ничего не делает, он просто лежит, как ему и положено.
— Святые угодники… А как же героин? Неужто ничего не нашли?
— Ничего, — покачал головой Колесников.
— Но если героина нет, зачем он сюда забрался?
— Кто?
— Турок, то есть гроб… то есть они вместе? — Колесников закатил глаза, а потом отвернулся. — И что теперь? — не унималась я. — Назад гроб положите?
— Куда?
— В могилу, естественно. Чего ему в чужом склепе стоять?
— Вот что, Дарья. — Виктор схватил меня под руку и зачем-то отвел в сторонку. — Тебе надо отдохнуть.
— Я в отпуске, — согласно кивнула я.
— Только псих отдыхает на кладбище, — повысил он голос.
Я подумала, подумала, но соглашаться не спешила.
— Ну, не скажи… — заметила потом как бы между прочим. Виктор нахмурился, не выпуская моей руки, и очень неохотно заговорил вновь:
— Что-то все это значит, понимаешь?
— Нет, — честно ответила я, глядя в его глаза и изо всех сил напрягая свои извилины.
— Если он здесь, значит, это кому-то нужно, — продолжил Виктор. — Поэтому лучше все оставить как есть. А мы посмотрим, что из этого выйдет. О находке молчок… Кто еще знает, что гроб в склепе?
— Данила. — Услышав свое имя, тот поднялся со скамейки и зачем-то поклонился. Колесников подошел к нему, о чем-то пошептался и вернулся ко мне.
— Полное молчание, — заявил он таинственно. Я кивнула, боясь, что, чего доброго, грохнусь в обморок — так я волновалась.
Мы пошли по аллее, Виктор извлек из кармана фотографию, точнее не саму фотографию, а ксерокопию, протянул ее мне, а я замерла как вкопанная: с фотографии на меня смотрел Синий собственной персоной. Колесников, понаблюдав за произведенным эффектом, спросил:
— Узнаешь?
— Конечно. Это Синий пиджак. Так вы его нашли?
— Не совсем. Мы активно интересовались связями хозяев дома, в подвале которого тебя держал Синий, и обнаружили кое-что интересное. Племянницу хозяев, в прошлом наркоманку, дважды видели в компании молодого человека, которого она называла Котя. Удалось установить, что это некий Котеночкин Валентин Петрович. Вот его-то ты и видишь на этой фотографии.
— Это Синий, — перешла я на трагический шепот. — Его надо немедленно арестовать.
— К сожалению, это затруднительно. По месту прописки он уже неделю не появлялся. Подруга не знает, где он в настоящее время. Объявлен розыск…
«Ничего они не найдут, — неожиданно зло подумала я. — Героин проворонили, и Синего проворонят». Занятая этими мыслями, я совершенно не слушала Колесникова, а потом, не скрывая сарказма, заявила:
— Ты б сказал своему человеку, чтобы он руки вымыл. Его язвы ни на что не похожи. Это смешно, в конце концов.
— Какие язвы? — обалдел Виктор.
— Те, что у него на ладонях… поддельные. К тому же нищий с сотовым никуда не годится.
— Какой нищий? — вытаращил он глаза, а я испугалась.
— Разве не ваш человек бродит по кладбищу, изображая глухонемого?
— Какой человек? — Тут мне стало совершенно понятно, что я жестоко заблуждалась; очень может быть, что героин с Турком — дело рук липового нищего, потому что, ясное дело, никакой он не сотрудник правоохранительных органов, а самый настоящий жулик, а может, кто и похуже.
— Караул! — заголосила я.
Виктор схватил меня в охапку, зачем-то закрыл мне ладонью рот, я с перепугу укусила его, он взвыл, а потом рявкнул:
— Какой, к черту, нищий?
В конце концов я смогла успокоиться и объяснить, что к чему. Мы кинулись искать нищего, прочесали все кладбище, потратив на это несколько часов, но проклятый «язвенник» как сквозь землю провалился.
Поздно вечером я ворочалась в своей постели с боку на бок и пыталась понять, что здесь все-таки происходит. Я была уверена, что нищий из отдела по борьбе с организованной преступностью, но Колесников о нем знать не знает. Выходит, он из противоположного лагеря. А зачем бандиту рисовать на руках жуткие язвы и бродить грязному по кладбищу? Ясно, что не просто так, должна быть цель… Конечно, он сторожил сокровище, то есть наркотик, чтобы его кто-то ненароком не свистнул. Героин был в гробу Турка… Стоп, неувязочка: в гробу Турка был сам Турок. Может, был еще один гроб? Один зарыли, а другой спрятали в склепе? Незаметно доставить гроб на кладбище дело нелегкое, а вот вырыть гроб из могилы и перетащить его в склеп по соседству вполне возможно. Но тогда чепуха получается: если в гробу Турок, зачем его выкапывать и тем более зачем нищему его сторожить? И тут в голову мне пришла потрясающая идея: покойников-то было двое. И первого тоже хоронили в закрытом гробу… Я вспомнила про случай, о котором говорил Родионов: якобы кто-то звонил Морозу и утверждал, что Турок жив. Кому это надо, еще вопрос, но ясно, что конкуренту Мороза. И гроб свистнули, чтобы придать этим заявлениям достоверность. Если я права, то интерес Мороза к могиле дружка вполне понятен, так же, как и появление на кладбище ребят с лопатами. А что, если все еще более запутанно, к примеру, кто-то весьма ловко водит Мороза за нос, а он не знает, где героин? Я вскочила и бросилась вон из дома к троллейбусной остановке, где был телефон. Само собой, Родионов спал и мне совершенно не обрадовался.
— Чего тебе не спится? — спросил он обиженно.
— Я знаю, где наркотик, — заявила я. — Он во втором гробу.
— Еще один гроб? — вздохнул Сашка.
— Конечно, ведь покойников было двое, Турок и тот, кого взорвали в машине. Спорю, что он тоже из команды Мороза. — Ну…
— Героин в его гробу, а всю эту кашу с Турком заварили, чтобы сбить нас с толку. В общем, так, нужна еще одна эксгумация. Чем скорее, тем лучше, иначе второй гроб тоже свистнут, и тогда героин уже никогда не найдем. — Тут я сообразила, что героин — это вовсе не Сашкина забота, а Колесникова, чертыхнулась, повесила трубку и набрала номер Виктора. Отозваться он не пожелал. — Работнички, — рычала я еще с полчаса, танцуя у телефона и набирая номер безо всякого толку, после чего, ругая на чем свет стоит родную милицию, отправилась спать.
Разбудил меня Кузя. Он жалобно скулил во дворе, а мне в голову полезла всякая чушь, а ну как пес запутался в веревке? На привязи он сидеть не привык, далеко ли до беды? Кое-как одевшись, я выскочила во двор и смогла убедиться в том, что пес жив-здоров, а скулит и рвется к калитке, должно быть, от скуки. Увидев меня, Кузя утроил рвение, а я покачала головой.
— Вот уж действительно: с кем поведешься, от того и наберешься. Веди себя прилично, — сурово прикрикнула я и вернулась в комнату. Пес не унимался и поэтому все в доме поднялись раньше обычного.
— А где Данила? — удивился батюшка, когда мы втроем сели пить чай. Я заглянула к Даниле: комната пуста, кровать выглядит так, что вряд ли на ней отдыхали этой ночью. — Неужто опять загулял? — разволновался отец Сергей, вышел на крыльцо и принялся звать:
— Данила…
Услышав это имя, Кузя пришел в неистовство, лаял и бросался на калитку. Сенька подскочил к нему, отвязал веревку от ошейника. Кузя одним прыжком преодолел препятствие в виде палисадника и бросился по аллее, точно за ним гнались все кладбищенские привидения. Сенька припустился за ним, а мне ничего не осталось делать, как бежать за Сенькой. «Кузя спятил, — с тоской думала я. — С чего бы приличной собаке так вести себя?» Я-то думала, что пес решил покинуть кладбище, оттого и летит сломя голову, желая вырваться на свободу (Васькино дурное влияние), но Кузя неожиданно свернул к аллее бандитской славы и начал вести себя еще более странно. Замедлил бег, то и дело оглядывался на нас и громко скулил. Через минуту стало ясно, отчего его так разбирало: возле склепа с ангелами лежал Данила. Пес подскочил к нему, ухватил за рукав ветровки и принялся трясти, а я, приказав Сеньке: «Стой, где стоишь!» — кинулась к Дьяконову, бормоча про себя: «Не дай бог, покойник».
