— Ты сам велел мне передать… — Она опустила глаза.
— Ничего страшного. Не бери в голову.
— Не спрашивай меня о нем, — быстро сказала она. — Я ничего не знаю, а если бы и знала, не сказала бы.
— О ком — о нем? — спросил Фрёлик.
— О Йиме, — ответила она.
Официантка принесла кофе. Фрёлик размешал сахар. Девушке подали пирожное «наполеон» и кока-колу. Она долго пилила его ребром ложки. Когда заварной крем потек на тарелку, она хихикнула:
— Есть «наполеон» — целая наука!
— Мой начальник говорит: если хочешь понять, как человек относится к жизни, посмотри, как он ест пирожное «наполеон».
— Рада, что твоего начальника нет с нами сейчас, — ответила она, опять выдавливая на тарелку крем.
— Как-то раз я видел, как слоеное пирожное ел один бухгалтер, — сказал Фрёлик. — Он подошел к делу систематически. Снял ложкой верхний слой, аккуратно переложил на тарелку, съел крем, нижний слой и так далее. Верхний корж, посыпанный сахарной пудрой, он оставил напоследок.
Она отправила в рот полную ложку заварного крема и сахарной пудры и зажмурилась от наслаждения.
— Тот твой бухгалтер сам не знал, что потерял, — пробормотала она с набитым ртом.
— Вибеке! — окликнул ее Фрёлик.
Она испуганно посмотрела на него:
— Что, Франк?
Они долго не сводили друг с друга глаз. Она набрала еще ложку крема с сахарной пудрой, проглотила и воскликнула:
— Ты тоже многое теряешь!
Фрёлик отвел глаза — не потому, что ей недоставало утонченности, а просто чтобы не видеть ее усталое, изнуренное лицо.
— Я снова вышел на работу, — медленно сказал он. — Я полицейский.
Вибеке молчала.
— Сейчас я на службе.
— Ну и что? Твоя работа запрещает тебе есть «наполеон»? — хихикнула она, но сразу присмирела, увидев выражение его лица.
— Вибеке! — повторил он.
— Да, Франк? — Она снова улыбнулась — вызывающе и вместе с тем жалко.
— Мне нужно кое-что узнать об Элизабет.
— Тебе о ней наверняка известно больше, чем мне.
— Но ты знала ее, когда она еще была с Ильязом.
— Ты что, ревнуешь?
— Нет. То, что было у нас с Элизабет, прошло.
Фрёлик задумчиво оглядел зал. Больше всего здесь было постояльцев отеля, которые проходили куда-то дальше через кафе. За столиками сидели пожилые дамы с подсиненными седыми волосами и едва заметными морщинами. В высокие окна проникало зимнее солнце. За окнами по улице Карла-Юхана шли прохожие. Перед парламентом остановилась патрульная машина ночной смены. Какой-то старик сидел на скамье под одним из львов у здания парламента и играл блюз на электрогитаре; здесь, в кафе, музыка была почти не слышна. Когда он снова повернулся к Вибеке, она уже доела «наполеон».
— Ильяз был большой любовью Элизабет. Она могла отдать за Ильяза жизнь, что бы он ни натворил, — сказала она.
Фрёлик задумался. На секунду увидел перед собой горящий загородный домик. Он откашлялся и, набравшись храбрости, спросил:
— Элизабет была бисексуалкой?
— С чего ты взял?
— Мне так показалось.
— Бисексуалкой? — Вибеке задумалась. — Не люблю навешивать ярлыки.
— В самом деле?
— Это неуважительно по отношению к тем, о ком ты говоришь.
— Я подозреваю, что у Элизабет была связь с женщиной.
— Возможно, — задумчиво ответила девушка. — По-моему, Элизабет… — Она поморщилась. — А тебе самому никогда не хотелось попробовать? Например, переспать с другом?
— Нет.
Она хихикнула:
— Я тебе верю. Ну а Элизабет… Легко могу представить, как она ложится в постель с женщиной. Правда, ее вкусы ничего не меняли. Их с Ильязом объединяла всепоглощающая страсть.
— Расскажи еще что-нибудь, — попросил Фрёлик.
— Да я почти ничего не знаю, — ответила Вибеке.
— У них были сложные отношения?
— Ты хочешь узнать, ссорились ли они? Да, наверное. Ты ведь знаешь, как оно иногда бывает — хочется любить и убить одновременно.
На миг он увидел перед собой босую ногу Элизабет. Ярко-красные ногти. Тонкую золотую цепочку на лодыжке.
— Иногда они скандалили, потому что Ильяз плохо себя вел.
— Что значит «плохо себя вел»?
— Он изменял ей с другими женщинами. Часто.
— Значит, он не считал их отношения прочными?
— Да нет же, все не так. Я уверена, что он был влюблен в нее так же сильно, как и она в него. Только он, как ребенок, обожал показывать всем, какой он крутой. Ему все время нужно было напоминать остальным, что он мужчина. Он часто срывался. В конце концов ей все надоело, и она нашла себе другого.
Другого… Фрёлик вспомнил слова Гунарстранны насчет четвертого.
— Кого?
— Кого-то из высшего общества.
— Как его звали?
— Не знаю.
— Ну а кем он работал?
— Понятия не имею.
— Когда они познакомились?
— Не помню.
— А ты постарайся вспомнить. Должно быть, это случилось пять или шесть лет назад, а может, и раньше. Ильяза посадили шесть лет назад.
— Правда? Как время летит. Для меня все годы похожи один на другой. Легче вспомнить учебу в школе, но…
— А ты, кстати, чем тогда занималась?
— Работала в баре. Я всегда работала в барах.
— В каком баре?
— Шесть лет назад? В баре на Богстадвейен. Сейчас его закрыли.
— И ты еще тогда знала Элизабет?
— Она работала в магазине «Фернер Якобсен». — Вибеке мотнула головой в сторону Стортингсгата. — Элизабет из тех, кто шикарно выглядит в любой одежде. Наверное, управляющий быстро понял, что такая сотрудница для них дороже золота. Кажется, с тем новым кавалером она познакомилась на работе. Он был у них постоянным покупателем. И денег у него была целая куча.
— Бандит?
— Либо бандит, либо… там иногда одеваются и простые богачи. А тот тип все время приглашал ее на ужин и злился, потому что она ему отказывала. Так все и началось. И однажды, когда Ильяз слишком увлекся какой-то красоткой, Элизабет приняла приглашение, и они с тем типом стали жить вместе. Кажется, вскоре Ильяза посадили.
— И долго Элизабет с ним жила?
— Не помню.
— Ты видела того типа?
— Ни разу. Никому не разрешалось с ним знакомиться.
— Почему?
— Элизабет — она такая. Обожает таинственность. Ты-то, наверное, знаешь. Она, например, никого не приглашает к себе домой.
Фрёлику стало не по себе. Вибеке говорила об Элизабет в настоящем времени.
— Элизабет умерла, — сказал он. — Разве Йим тебе не сказал?
Вибеке покачала головой.
Молчание затянулось. «Почему она не спросит об Элизабет? Почему не спросит, как она умерла? Что с ней случилось?» Фрёлик задумался, а потом спросил:
— Вы с Йимом живете вместе?
— Живем ли мы?.. Нет. — Она так сосредоточенно смотрела в стол, что казалось, будто ее глаза закрыты.
— Но ты передала Йиму мои слова насчет ключа. Ты знала, кто я такой, когда я пришел смотреть твое выступление.
— Мы с Йимом разговариваем — иногда. Но серьезных отношений у нас нет.
— Скорее всего, его обвинят в убийстве.
— Кого, Йима? — Вибеке по-прежнему не поднимала глаз.
— Кто-то поджег загородный дом, в котором была Элизабет.
— Когда?
— В ночь на двадцать девятое ноября. С воскресенья на понедельник.
— Поджог устроил не Йим. — Вибеке наконец подняла голову, задумчиво посмотрела на Фрёлика и сказала: — Ту ночь Йим провел у меня.
Оба долго молчали. До их слуха начали долетать шумы: звон тарелок, звяканье столовых приборов, приглушенный гул голосов.
— Ты уверена? — сипло спросил он.
Вибеке едва заметно улыбнулась:
— Конечно, уверена.
— Я насчет времени…
Она кивнула. Потом в очередной раз смущенно улыбнулась и пояснила:
— Извини, но я не хочу тебя обманывать.
Они вместе шли по улице Карла-Юхана в сторону Центрального вокзала. Фрёлик остановился на перекрестке с Киркегата и сказал:
— Мне туда.
Вибеке несколько секунд смотрела на него, а потом спросила:
— Точно?
Он кивнул. Она встала на цыпочки, коснулась губами его щеки и зашагала дальше по улице Карла-Юхана. Он смотрел, как ее гибкая фигурка исчезает в толпе, а потом и сам зашагал прочь — в другую сторону, к Киркеристен.
Он спустился в метро и поехал домой, горя от нетерпения. Добравшись, тут же бросился к машине. Счистил снег с багажника, достал скребок и лопату. Выкопал колеса из сугроба. Сел за руль, завел мотор и поехал на Третье кольцо. Повернул на Драмменсвейен и, выехав из Осло, направился в сторону Стейнсхёгде. Ему снова было не по себе; он старался ни о чем не думать и смотрел на дорогу, на заснеженные деревья. Наступила зима. В Бейнадале он повернул на Фагернес. Однако на сей раз перед его глазами уже не плясали языки пламени и длинные трубчатые кости. Только безостановочно сосало под ложечкой. И думать он начал по-новому: пересматривать каждую крошечную подробность, вспоминать произнесенные слова, пытаясь угадать, что же они означали.
