Максюта попытался друзей успокоить:
— Не гоношитесь, мужики, мы Телкина уломаем.
Курдюк и не думал успокаиваться:
— На хера было, бля, создавать эту головную боль. Постного нет, город под нами. Если бы не ты, сейчас только живи и радуйся.
— Ваня прав. — Подхватил Стеколкин: — Если бы Постный на торжественном вечере не подписал приказ о назначении Телкина, я бы через месяц собрал актив, доложил на нем, что городской бюджет не в состоянии создать условия для цементного производства и предложил бы перевести его из государственной в кооперативную форму. Паперный, как член городского совета, меня бы поддержал. И завод наш. А теперь что?
Максюта тоже начинал злиться:
— У вас все просто. А Мака, а этот Коленев? Он же завод построил на свои бабки. Нет Тихона, он скажет — мое. Что вы ответите?
— С афганцем пускай девчонка разбирается. За что этой бляди давать долю, если она со своим кобелем не сладит. — Отмахнулся полковник.
— Не надо про нее так. — Ласково заступился за девушку Вячеслав Антонович: — если бы не Мака, нам бы предстояло в понедельник пить не за упокой, за здравие…
— Ладно, мужики, хватит лаяться, — примирительно заявил Максюта. — Придется отстегнуть Телкину, и все дела.
Стеколкин взвился:
— Ты, понимаешь, что лепишь. Андрей Макарович никогда не возьмет. Он же убежденный коммунист!
— Это в той стране, а в этой он себе не враг. И потом, я не собираюсь с ним говорить на эту тему.
— А с кем, бля, ты намерен говорить? Со мной? — Зло ухмыльнулся Курдюк.
— С тобой хули говорить. — Вскипел Максюта: — С Прудкиным поговорю. Пусть редактор уломает тестя.
— Вот, бля, заварил кашу, — и полковник грязно и витиевато выругался.
В кабинет заглянула супруга Курдюка, Таисия Николаевна:
— Вань, вы когда-нибудь угомонитесь?! Время восьмой час…
Максюта удивленно посмотрел на часы:
— Закрываем базар. Пора на работу собираться и думать, господа хорошие, кто похоронную комиссию возглавит?
— Ты и возглавляй. — Буркнул Стеколкин.
— Нет уж, идтить вашу мать, — отказался Данило Прокопьевич и выразительно резанул ладонью об локоть: — На-ка выкуси! Ты теперь, Славка, у нас взаместо мэра, вот и покажи себя людям. — И загоготал, как жеребец.
* * *
Вылетая в Бирюзовск, Голенев оставил машину на платной стоянке в Домодедово. «Волжанка» оказалась на месте, но выехать он не мог, потому что перед ним растопырилось дверцами серебристое «Вольво». Двери иномарки владелец распахнул настежь, а сам куда-то исчез. Олег усадил Маку в машину, а сам пошел искать обидчика. Их оказалось трое. Двое крепких парней прощались с третьим, тоже весьма внушительного вида молодым человеком. Он держал в руках маленький чемоданчик и рассказывал провожавшим какую-то забавную историю.
— Мужики, там ваша тачка с открытыми дверями? — обратился к ним Голенев.
— Ну, моя. — Ответил один из провожавших.
— Мне бы выехать.
— Выезжай, если надо, — ухмыльнулся водитель «Вольво».
— Вы мне дорогу загородили.
— Тогда жди.
— Вы меня не поняли? — В другое время Олег отнесся бы к подобной проблеме спокойно. Но сейчас нервы у него были взвинчены до предела.
— А ты чего, пацан, голос повышаешь? — Спросил дружок владельца иномарки и двинулся на Олега.
— Я тебе нет пацан, — Голенев сделал шаг вперед, и нахал медленно опустился на асфальт.
— Что ты с ним сделал? — крикнул владелец иномарки и вместе с обладателем чемодана бросился на Олега. Голенев одного ударил нагой в пах, а другого послал кулаком в нокаут. В пах получил владелец «Вольво». Не обращая внимания на его вопли, Олег вывернул ему руку и повел к иномарке. Усадив водителя за руль, захлопнул раскрытые двери и спокойно уселся в свою машину. Через секунду путь оказался свободен. Выезжая со стоянки, Олег заметил, что нокаутированный уже на ногах и оказывает помощь приятелю.
— Восстановил справедливость? — спросила Мака, подкрашивая себе ресницы.
— Пришлось проучить жлобов, — нехотя пояснил Олег. Они выехали на трассу, и он утопил педаль газа в пол. Дорога позволяла любую скорость, но «Универсал» Павла больше ста двадцати выжать не мог. И это для него было много. Кузов дрожал, сзади постукивала подвеска, а движок, хоть и с заваренным глушителем, все равно выл как истребитель времен Второй мировой.
До Московской Кольцевой они не разговаривали. Тут Олегу пришлось ехать медленнее, и шум в салоне стал тише. Мака положила свою руку ему на коленку:
— Я понимаю, как тебе тяжело. Могу чем-нибудь помочь?
— Можешь, если не будешь меня доставать, — ответил он.
Оставшиеся четыреста пятьдесят километров Мака молчала.
* * *
В Глухов они въехали около трех часов дня. Олег высадил девушку возле ворот ее кооператива и со словами «Я сам тебя найду», рванул к дому Постникова.
Дверь открыла Руфина Абрамовна. Олегу показалась, что она постарела на несколько лет. Он обнял пожилую женщину:
— Как Таня?
— Сидит у него в кабинете. На все звонки таки отвечаю я. — И плечи у нее затряслись.
— Понял. Держись, мама Руфа.
— Что мне таки остается…
— Я хочу видеть Татьяну.
— Попробуй.
Олег шагнул в квартиру и постучал в кабинет. Таня не ответила. Он открыл дверь и вошел. Она сидела за письменным столом Тихона и смотрела в стену. Он взял стул и присел рядом. Она на мгновение повернула к нему голову и снова отвернулась к стене. Глаза у нее были сухие, но их выражение Олега испугало. Минут пять они сидели молча.
Голенев заговорил первым:
— Как это было?
— Очень просто. Тихон слишком старался обогнать Стеколкина. Лодка зачерпнула воды и перевернулась.
— Ему никто не помог?
— Слава обогнал его метров на двадцать. Я первая поняла, что муж тонет, и закричала. Слава оглянулся, сообразил, в чем дело, развернул лодку и погреб к нему. Голова Тихона еще несколько раз показалась из воды. Стеколкин прыгнул ему на помощь и, в конце концов, вытащил, но было поздно. Тихон уже захлебнулся. Его откачивали два часа, но так и не откачали.
— А почему никто другой не сумел подплыть? — удивился Голенев.
— Другие лодки сильно отстали. Вперед вырвались они двое.
— Где его лодка?
— Затонула.
— Затонула? Как? По правилам безопасности прогулочные лодки снабжены воздушными отсеками. Такая лодка не может затонуть?!
— Олег, оставь меня. Я не могу сейчас думать о вещах, которые уже не имеют никакого значения. Хозяина станции, кажется, привлекут к уголовной ответственности. Но Тихона это не спасет.
— Хорошо, Таня, я больше не буду. — Олег взял ее руку и поцеловал.
Выдержка ей изменила. Она бросилась к Олегу, обняла его и закричала в голос:
— Олежек, за что?
— Поплачь, Танюша. Будет легче. — Он обнял ее и заплакал сам. Они стояли, прижавшись друг к другу, и ревели.
— Где сын?
— К маме отправила.
— Он знает?
— Знает. Он все видел. Юлик был с нами…
— Господи, это я виноват.
— При чем тут ты?
— Если бы я был рядом, Тиша бы не утонул…
— Олежек, если бы да кабы… Он же взрослый человек.
— Выходит, что нет.
— Наверное, ты прав. Не бросай нас с сыном. Ты остался единственным по-настоящему близким существом…
— Танюша, как тебе не стыдно.
Они продолжали обнимать друг друга и говорили шепотом, словно Тихон лежал рядом.
— Где он? — Поинтересовался Голенев.
— В морге. У них какие-то судебно-медицинские формальности.
— Когда похороны?
— В понедельник.
— Тяжелый день… — Горько усмехнулся Олег.
— Для него теперь все дни легкие. Руфина Абрамовна меня спасла. Она все взяла на себя. Если можешь, помоги ей.
— Конечно, могу. Но я боюсь тебя оставить.
— Я уже вернулась. Думала, как Лена, уйду от себя и не смогу вернуться. Ты помог. Твои дурацкие вопросы вернули меня к жизни… Иди.
* * *
До понедельника у Олега был расписан каждый день по минутам. Он вместе с секретаршей Постникова Юлей принимал факсы и телеграммы с соболезнованиями. Телеграммы пришли и от двух президентов — России и СССР. Навещал приемную маму Постникова. Галина Николаевна, узнав о гибели Тихона слегла в больницу. Ездил на кладбище, где вместе со Стеколкиным они выбрали и оформили участок под могилу. Заказывал оркестр духовых инструментов. Заглядывал в ресторан Глухарь, где должны были состояться поминки. Вел переговоры с фирмами, которые так или иначе участвовали в траурной церемонии. Даже встретил гроб красного дерева, присланный из Москвы специальными службами при правительстве России.
Из Бирюзовска прилетели его друзья. Сергею и Степану Голенев вручил ключи от своего дома, побеседовал с ними минут двадцать, после чего они уселись в «Жигули» частника и поехали на Вороний холм. Голенев хотел знать все детали гибели Тихона и, не имея пока времени вести частное расследование, поручил это бывшим афганцам.
