А идите вы все от меня на…
Федор Басов пошел снова в ванную, где утробно гудела старенькая стиральная машина, и, нагнувшись, достал пистолет, хранившийся в коробке из-под стирального порошка. Травматика, переделанная под стрельбу боевыми. Хреновая пушка, из такой красиво застрелиться нельзя.
Он посмотрел на себя в зеркало, достал расческу с полки и причесался – вот так. Потом сунул дуло травматики в рот.
Все произошло мгновенно. Боль звезданула такая, что он, казалось, на мгновение оглох и ослеп. А потом понял, что это не выстрел – это трезвонит настойчиво и дерзко звонок входной двери. А дуло пистолета резким решительным жестом ткнуло прямо в ноющий, тронутый кариесом зуб.
Звонок входной двери не унимался. В дверь кто-то настойчиво стучал, требуя помощи и защиты.
Кто же это такой хмырь настырный?
Глава 5
Ребенок больной, ребенок здоровый
Оксана Дмитриевна Финдеева стояла у окна и смотрела в сад. Какая же благодать там среди травы, розовых кустов, молодых японских кленов, предчувствующих скорую осень. Как хорошо оказаться дома, пусть даже дом этот – просторный правительственный коттедж – казенный. Как хорошо оказаться дома, среди своих.
– Есть! Давай есть! Давай есть!! Давай есть!!!
Вопль потряс дом, разом сломав, разрушив все. Эту хрупкую тишину августовского полуденного сада, эту идиллию.
– Женя, не кричи. Женя, пожалуйста, перестань.
Голос няньки-сиделки настойчивый и мягкий. Никакого повышенного тона, никакой раздраженности. Это главное условие, когда няньку-сиделку из детского коррекционного центра брали в дом ухаживать за шестилетней дочерью Женей. «Вам потребуется адское терпение, вы понимаете? Кричать на девочку категорически запрещается». Нянька-сиделка подписала договор не глядя – еще бы, такая зарплата и в перспективе месяцы житья за границей в Германии в детской клинике для умственно отсталых детей профессора Кюна. Но приглашение няньки-помощницы не снимало с Оксаны Дмитриевны никаких обязательств.
Они уехали к профессору Кюну в клинику в июне, а вернулись только вчера. Франкфурт, самолет, аэропорт Шереметьево, Новая Рига, поворот на шоссе и этот коттедж в Новом Иордане, предоставленный мужу Михаилу Финдееву, как только он занял пост председателя думского комитета по обороне.
– Давай есть! Давайесть!! Давайесть!!
Ребенок… трудно было сразу догадаться, что эти крики… эти вот дикие крики издает шестилетняя девочка в розовом комбинезоне и вечных памперсах. Клиника и прославленная на весь мир методика доктора Кюна помогли слабо. Судя по этим воплям.
«Да заткните же ее! Пусть она прекратит, перестанет, пусть уймется!»
Это так хотелось крикнуть, но Оксана Дмитриевна не разомкнула уст, она отвернулась от окна, потерла виски, глянула на мирный сад, утопающий в зелени, и пошла в детскую.
Там она обняла дочь, заходившуюся в крике, наклонилась и поцеловала ее в светлые волосы, прижала к себе маленькое тельце, заключенное в специально сконструированный «стул» – вроде тех, на которые сажают младенцев: с ограничителем и подставкой для ног, на колесах и побольше.
Почувствовав мать рядом, девочка умолкла. Первый совет профессора Кюна – важен тактильный контакт, это дает чувство защищенности, снимает стресс.
У больного ребенка. А у матери… Оксана Дмитриевна никогда не позволяла себе плакать в присутствии Жени.
А вот в присутствии старшей дочери, восемнадцатилетней Марианны, которую все с детства звали Шуша, и в присутствии мужа она плакала очень часто. Вчера, когда муж встречал их в аэропорту… Ночью, когда после долгой разлуки у них с ним ничего не получилось в постели.
– Ну-ну, Ксюш, что это у тебя глаза на мокром месте.
Муж басил это за завтраком, глядя на нее виновато и сочувственно. А во дворе уже ждала служебная машина. И старшая Шуша с упоением рассказывала о том, что в частной школе искусств вот уже с середины августа у них идут занятия – актерское мастерство, дикция, художественная гимнастика, танцы, основы современного балета. Многие ведь готовятся с началом нового сезона проходить кастинги в мюзиклы и танцевальные шоу, а она… Она пока не решила, куда хочет, ей просто нравится в школе искусств, не то что в обычной школе.
Школа искусств не давала никакого образования и диплома, но с этим Оксана Дмитриевна и ее муж смирились. Потому что у их старшей дочери всегда были огромные проблемы с учебой. Что там говорить… она не сдала ЕГЭ. Нет, нет, вопрос об отсталости в развитии никогда не поднимался. Этот ребенок… старший ребенок… Шуша… она абсолютно здорова. А проблемы с учебой, особенно в выпускном классе, кто их не имеет. Правда, почти все сдают ЕГЭ, а она – дочь председателя думского комитета по обороне, несмотря на всех нанятых репетиторов, на экзаменах «растерялась и все, все, все, все забыла, папочка-мамочка».
В конце концов, свет клином не сошелся на институтах и дипломах, было бы здоровье и счастье… и красота, и молодость. Всего этого Шуше хватало в избытке. Оксана Дмитриевна заставляла себя верить, что у ее старшей дочери все сложится, все образуется со временем. А пока пускай увлекается танцами, этим современным балетом, кастингом в мюзиклы. Пусть танцует, это развивает тело, может, не слишком развивает ум, зато дисциплинирует, держит в форме, не дает жиреть.
Оксана Дмитриевна осторожно отстранилась от младшей дочери. Женя смотрела прямо перед собой, молча шевелила губами. На губах вскипали пузыри.
Ну откуда, скажите… ну отчего, отчего она родилась такой? Тысячи раз Оксана Дмитриевна задавала себе этот вопрос. Да, они с мужем не планировали и не хотели второго ребенка. Да, она предохранялась, но что-то там не сработало. И она забеременела. Генетика виновата? Возраст? Ей исполнилось тридцать девять, когда она забеременела, некоторые и позже рожают вполне здоровых детей. Они с мужем практически не пили алкоголь. Может быть, эта их поездка сказалась в Камень Белый, где муж – тогда еще сотрудник аппарата президента – инспектировал военные объекты Севера, в том числе и тот полигон по захоронению ядерных отходов. Радиация? Но там же безопасно, там две военные базы, доки подводных лодок, там люди живут и работают годами, и у них тоже нормальные дети. А у нее родился больной ребенок.
Бедная моя девочка…
– Есть! Дай есть! Дай есть!!
Все началось снова. Эти крики. Шестилетняя Женя все сильнее раскачивалась на стуле – взад-вперед – и била ладошками по столу.
– Дай есть!!
– Успокойте ее, я больше не могу это слышать. Как хотите, только успокойте ее, – тихо приказала Оксана Дмитриевна няньке-сиделке.
И вышла, выскочила вон из детской.
– Дай есть!! – неслось ей вслед.
Она спустилась на первый этаж, прошла через гостиную-холл, закрыла за собой двери, прошла по коридору на кухню. Все утро, весь день сегодняшний она инспектировала дом. Пока они с Женей находились в клинике в Германии, как тут жил этот казенный дом – муж, старшая дочка, домработница?
Чисто, все убрано, ни пылинки, ванна сверкает, окна сияют. Муж изменяет ей, и уже давно… Это ясно как день. Оттого у них ночью в постели, даже после долгой разлуки, ни черта не выходит, а только лишь какое-то совершенно неприличное пыхтение и возня под одеялом.
Но к домработнице, остававшейся тут с ним на все лето, ревновать не стоит. Домработница – пенсионерка, любопытная и болтливая как сорока.
Та, с кем муж ей изменял все эти годы, наверное, молода и красива… Что ж, а она, Оксана Дмитриевна, уже не молода, хотя и старается, из кожи вон лезет, следит за собой.
Но силы в этой борьбе неравны. Больной ребенок, который никогда уже не поправится, не станет нормальным. Ее тяжкий крест. Муж винит ее за Женьку? Но если это генетика, то виноваты они оба. А если виноват тот полигон… радиация… Да, тут, пожалуй, доля ее вины – можно было и не таскаться с ним по всем этим командировкам, он не хотел ее брать. Она настаивала. У них тогда был сложный период брака, старшая дочь подросла, они прожили вместе достаточно долго, чтобы уже надоесть друг другу. Она боялась отпустить его одного – в этих командировках всегда столько соблазнов: референты, секретарши, даже обслуга… Она уже тогда подозревала, что он косит на сторону. И та беременность… Она же специально пошла на это, казалось, что второй ребенок все исправит в их трещавшей по швам семье.
А родился больной. Урод…
Оксана Дмитриевна придирчиво оглядела ковер в спальне и отправилась с инспекцией на кухню. Адски хотелось сделать кому-то выговор. Муж на службе, старшей дочери нет дома, домработница… ее только хвалить, не ругать. Черт, почему же дома так все идеально? Этого даже просто не может быть при ее положении.
– Есть! Давай есть!!
Женя в детской умолкла, а она, мать, все слышала эти вопли.
А потом к ним, как яд подмешался, добавился и еще один быстрый шепелявый говорок:
– Ты слушай, что я тебе скажу… Пришел и признался. Сам признался! И теперь там у них второй день сидит. Где-где, сама догадайся. У меня троюродная племянница, а у нее муж в полиции… Он ей, она матери, мать ее мне… И соседка, Жабова, уже в курсе. Да весь город шепчется. А то… то самое дело и есть – утопленница в Гнилом пруду, ну дочка-то художника убитая… А то ты не помнишь, что тут было, как ее нашли… Когда? Да нет, раньше, это когда моя мадам с выродком своим дефективным в Германию укатила… То-то и оно… и я к нему туда захаживала… Церковь-то новехонькая, только построенная… Наш-то Михаил Петрович, хозяин, деньги давал, жертвовал… Я тебе говорю. Откуда знаю? Да я все знаю, в одном доме ведь живем. Они с ним знакомые…