— Нет, — ответила Терри.
— Хьюзу здорово досталось. Его положили в больницу. И никаких посетителей — все как со мной.
— Но…
— Но Кэтрин Хепберн проникла в больницу.
— Выдав себя за медсестру?
— Как знать? Так или иначе, она проникла в больницу… а Хьюз проник в нее.
— Ты это серьезно?
— Я гладиатор. «Живи сегодняшним днем — завтра ты можешь умереть».
— Ты сумасшедший, ты это знаешь?
— С ума меня сводишь ты. И ты это знаешь.
Терри кивнула.
— Знаю.
Протянув руку, она погасила ночник. В темноте зашуршала материя — Терри скинула халат. Через мгновение она скользнула ко мне в кровать и дала мне самое эффективное болеутоляющее.
Вторник, 29 августаБенни, Мальчонка, Луи и Порошок вместе с горсткой завсегдатаев ждали, когда в десять утра откроется «Ирландский паб» О’Мары. Жара не спадала, и как только Колин открыл дверь, четверка поспешила следом за завсегдатаями в прохладу кондиционеров, жадно вдыхая освежающий холодный воздух.
Не обращая внимания на незнакомцев, завсегдатаи расселись вдоль стойки, аппетитно причмокивая в ожидании живительной влаги. Бенни, Мальчонка, Луи и Порошок прошли к дальнему концу стойки и уселись, положив на нее руки, словно четыре прилежных ученика приходской школы. Бросив на них свирепый взгляд, Колин сердито прошел за стойку и принялся расставлять кувшины с пивом. Как только все завсегдатаи были обслужены, он прошел к дальнему концу стойки и скорчил недовольную гримасу.
— Вам здесь не рады, — процедил он, постаравшись как мог наполнить свой голос презрением.
— Какая жалость, — примирительным тоном произнес Мальчонка, — ибо мы пришли к вам как друзья.
— Убирайтесь отсюда! — рявкнул Колин.
Уронив подбородок на грудь, Мальчонка вздохнул. Говорить с этим ирландским ублюдком на языке разума бесполезно.
Порошок решил испробовать другой подход.
— Послушайте, мистер О’Мара, мы просто зашли, чтобы проведать Рыжего.
— Ты что, слепой? Его здесь нет.
— А у себя наверху?
Колин не собирался говорить что бы то ни было и уж тем более открывать, что ему известно о том, что Рыжего забрали его свояки.
— Я не видел его с тех пор, как он провел день в кутузке — благодаря вашей братии.
— Он вчера вечером не возвращался домой?
— Он частенько не возвращается домой. И вы должны это знать, поскольку шляется он с вами!
— Вчера вечером Рыжего не было с нами, и сегодня утром он не пришел к Бенни, — настаивал Порошок.
Перегнувшись через стойку, Колин выставил вперед нижнюю челюсть.
— Попробуйте посадить его на цепь!
— Значит, вы о нем ничего не знаете? — спросил Порошок.
— Послушай, ты, жирная итальянская свинья, я тебе понятным языком сказал, что вас здесь не ждут. Даже если бы мне было что-то известно, я бы все равно вам ничего не сказал. Да я даже не помочусь на тебя, если ты будешь объят пламенем! А теперь убирайтесь отсюда!
Вспыхнув, Порошок непроизвольно подался вперед. Бенни и Мальчонка схватили его за руки.
— Успокойся, Порошок, — сказал Бенни. — Он этого не стоит.
Бенни и Мальчонка вытолкали Порошка за дверь. Луи, одернув брюки, качнулся на каблуках вперед и ткнул пальцем в Колина. В одно мгновение он преобразился в Джимми Кэгни.
— Ннн… т-ты… ты пожалеешь о том… что так себя вел… что наговорил столько гадостей этому толстому итальяшке… ннн… грязная крыса.
Схватив кружку с пивом, Колин швырнул ее в Луи. Тот увернулся, и кружка разбила окно.
— Точная подача, — бросил Луи и выскочил следом за друзьями.
Завсегдатаи, застыв в благоговейном ужасе, словно завороженные смотрели на то, как последние острые осколки, отрываясь от рамы, падают на пол и разбиваются вдребезги. Последствия случившегося они ощутили в полной мере только тогда, когда на них тяжелым молотом обрушился первый порыв горячего воздуха, ворвавшегося в выбитое окно.
Дэнни и Роберт Коллинз со вчерашнего вечера допрашивали Рыжего в восемнадцатом участке. Они были измучены не меньше его, но им так и не удалось ничего узнать. Рыжего не сломили чередование «доброго» и «злого» полицейских, отсутствие еды, отсутствие воды, одиночная камера и постоянные тычки и затрещины, которыми его награждал Дэнни.
В утренних газетах было напечатано описание громил, составленное со слов монахинь, и братья Коллинз не сомневались, что Рыжий должен понять, о ком идет речь. Они предположили, что, если он узнает про нападение и поймет, кто за ним стоит, это его встряхнет. По крайней мере попробовать стоило.
Братья снова притащили Рыжего в комнату допросов. Роберт толчком усадил племянника на стул, а они с братом сели на письменный стол. Дэнни держал в руке сложенную газету.
— Твой дружок попал в больницу, — начал он.
Рыжий лишь молча посмотрел на своего дядю. Его лицо заплыло от синяков и было покрыто ссадинами, глаза налились кровью.
— Вчера ему и его приятелю-еврейчику здорово досталось у выхода из библиотеки, — добавил Роберт.
— Говорят, мальчишка-еврей в критическом состоянии, — продолжал Дэнни.
Рыжий переводил взгляд с одного дяди на другого, словно тикала стрелка метронома.
— Ты нам не веришь? Вот… — Дэнни швырнул на стол раскрытую газету.
Пробежав ее взглядом, Рыжий нашел заметку, посвященную нападению. По описанию он сразу же узнал бородатого русского великана. Станкович… один из приятелей Ника Колуччи.
— Полагаю, это те же самые подонки, которые пытались вас взорвать, — снова заговорил Дэнни.
Рыжий с равнодушным лицом отодвинул газету. Братья склонились к нему. Превратившись в дополнения друг друга, они открыли беглый огонь быстрых вопросов. Начал Роберт:
— Нам нужно только, чтобы ты ткнул пальцем в молодого Весту.
— Нас даже не интересует остальная банда. Один только Веста!
— В этом деле замешаны многие очень опасные люди!
— Ты снюхался с шайкой подонков, а вашему предводителю прислали черную метку!
— Он уже человек конченый! Ты хочешь отправиться на тот свет вместе с ним?
— Я знаю, что ты терпеть не можешь своего отца, но подумай о матери!
— Она нам родная сестра. А что, если этим говнюкам вздумается бросить бомбу в пивную?
— Я тебе обещаю: отдай нам Весту, и больше не будет никаких бомб и нападений!
— А ты уже через двадцать минут выйдешь отсюда свободным человеком!
— Никаких обвинений, парень!
— Чистый, как младенец.
— Нам нужен один только Веста!
Наконец, учащенно дыша, братья умолкли, отступая от Рыжего. Отдышавшись первым, Дэнни снова склонился вперед. Роберт по-прежнему пыхтел как паровоз.
— Итак, что скажешь? — спросил Дэнни.
— Мне нужно сходить в сортир, — ответил Рыжий.
Дэнни не сдержался. Он со всей силы ударил Рыжего наотмашь по лицу, и тот, опрокинув стул, растянулся на полу.
В одиннадцать часов утра в больницу приехали следователи Сассо и Бернс из Центрального южного управления. Они потратили почти целый час, расспрашивая меня о нападении у входа в библиотеку. Второй раз в течение суток я не выдал полицейским абсолютно ничего. Я настаивал на том, что не имею понятия, кто на меня напал, и уж совсем не могу себе представить, почему кому бы то ни было вздумалось на меня нападать. Следователи понимали, что это полная чушь, поскольку в больнице им сообщили, что в соседней палате разместился вооруженный охранник. Его звали Гэс Челло, и он работал на Анджело Мазерелли, который, как было известно полиции, связан с профсоюзным рэкетом. Несомненно, следователям также было известно, что я сын Джино Весты, однако почему-то имя моего отца не упоминалось ни разу. Полицейские попытались задать вопросы и Гэсу, но это тоже ничего им не дало. У человека Анджело имелось разрешение на ношение оружия, а за пребывание в палате он заплатил. Тупик.
Сассо и Бернс спросили у меня, не кажется ли чертовски странным, что человек, не имеющий врагов, на протяжении двадцати четырех часов чуть не погиб при взрыве бомбы и был жестоко избит. Я ответил, что не кажется… в конце концов, это же Нью-Йорк. Следователям это не понравилось. В свою очередь, я спросил, не кажется ли им, что происшедшее — дело рук банды антисемитов. Ведь Сидни Батчер — еврей, и он пострадал в обоих случаях. Если бы дело происходило в комнате для допросов, за подобное предположение меня огрели бы резиновой дубинкой.
Братья Коллинз уже предупредили Cacco и Бернса, что Рыжий О’Мара так ничего им и не сказал, поэтому утро оказалось потрачено впустую. Следователи ушли, пообещав, что рано или поздно прибьют меня гвоздями к стене за яйца, рядом с остальными членами банды.
Луи ждал в коридоре, и, как только полицейские уехали, он вошел в палату и рассказал о разговоре со своим отцом. Я ответил, что ценю его заботу, однако дело не будет закончено до тех пор, пока мы не сквитаемся с Ником Колуччи. Луи сказал, что все понимает и останется со мной до конца, однако я сознавал, что движет им не убеждение, а дружба.
