Луи ждал в коридоре, и, как только полицейские уехали, он вошел в палату и рассказал о разговоре со своим отцом. Я ответил, что ценю его заботу, однако дело не будет закончено до тех пор, пока мы не сквитаемся с Ником Колуччи. Луи сказал, что все понимает и останется со мной до конца, однако я сознавал, что движет им не убеждение, а дружба.
Следующим пришел Прыгун и сказал, что его отец решительно топнул ногой и заявил, что не желает, чтобы его сын продолжал иметь с нами какие бы то ни было дела. Если честно, я даже испытал некоторое облегчение. Если кому-нибудь и суждено пострадать, скорее всего, этим человеком окажется Прыгун, который был совсем не создан для такой жизни. Одно дело, когда он болтался с нами, принимая участие в самых простых операциях; но я понимал, что ему не справиться с тем, что неумолимо надвигалось на нас. Я сказал Прыгуну, что прекрасно его понимаю, освободил от обязанностей члена банды и заверил, что мы по-прежнему остаемся друзьями. Прыгун был настолько переполнен чувствами, что ему потребовалась чуть ли не минута, чтобы выдавить «с-с-спасибо».
В полдень пришли Мальчонка, Бенни и Порошок, принеся с собой дюжину вафельных трубочек с начинкой, которые они купили по пути в кондитерской Феррари. Столпившись у кровати, они стали спрашивать, как я себя чувствую. Я ответил, что за ночь онемение левой руки прошло и зрение тоже стало нормальным. Я не стал объяснять, что именно, на мой взгляд, сыграло роль чудодейственного лекарства. Но я сказал своим друзьям, что после завтрака меня осмотрел доктор Сингх, который заверил, что, если к четырем часам дня я буду по-прежнему чувствовать себя хорошо, он отпустит меня домой. Лед, который мне постоянно прикладывали к лицу, помог в значительной степени справиться с опухолью, и доктор Сингх снял повязки, закрывавшие швы на щеке. Друзья заметили десять маленьких узелков над челюстью, где выбитый зуб порвал мне щеку, но в общем и целом они пришли к заключению, что я выгляжу совсем неплохо.
Открыв коробку с вафельными трубочками, Порошок протянул одну мне.
— Твои любимые, — сказал он, угощая остальных. — С нугой и цукатами. — Выбрав и себе, Порошок с блаженным лицом раскусил ее пополам.
Увидев у меня на кровати газету, Бенни нагнулся, удивленно разглядывая ее. Газета была развернута на частично разгаданном кроссворде.
— С каких это пор ты увлекаешься кроссвордами?
— Эту любовь привил мне Сидни.
— Ты с ним виделся? — спросил Мальчонка.
Я покачал головой.
— Пока что нет. Он все еще в коме.
— Господи Иисусе, — пробормотал Луи.
— Твой отец сказал нам, что это снова был Колуччи, — заметил Мальчонка.
— Да, вместе с братьями Руссомано и Станковичем, — подтвердил я. — Нам нужно их разыскать.
— Мы уже этим занимаемся. Как и твой старик.
— Хорошо, — сказал я и только тут спохватился: — А где Рыжий?
Все четверо, побывавшие утром в пивной, переглянулись.
— Весьма вероятно, новости могут оказаться плохими, — наконец сказал Мальчонка.
— То есть?
Мальчонка развел руками.
— Рыжий исчез. Он не был здесь вчера вечером, не появился у Бенни сегодня утром, а его старик утверждает, что не видел его с воскресенья.
— Проклятье, — выругался я.
— Просто так Рыжий не исчез бы, — заметил Бенни. — Это не в его духе.
— После того как вел себя утром его папаша, я нисколько не удивлюсь, узнав, что он его запер, — сказал Луи.
— Ты хочешь сказать, как в тюрьме? — уточнил Порошок. Запихнув в рот вторую трубочку, он облизал пальцы.
— Возможно, — задумчиво произнес я. — У него дядья фараоны.
Ребята снова переглянулись, обдумывая мои слова.
— Ты полагаешь, Рыжего запихнули в кутузку? — спросил Мальчонка.
— В х-хоре вместе с моим отцом поет одна певица-с-сопрано, — высказал предположение Прыгун. — У нее муж — полицейский из Ц-центрального южного управления. Быть может, мне у-удастся что-нибудь узнать.
— Ого, Прыгун! — удивился Мальчонка. — А я думал, ты решил выйти из игры. И вдруг ты собираешься заделаться шпионом?
— Я просто п-пытаюсь помочь, — наивно улыбнулся Прыгун.
— Спасибо, — поблагодарил я, — но у моего отца знакомых фараонов больше, чем у твоей сопрано; ну а у Костелло их кормится больше, чем имеется в распоряжении комиссара полиции. Вдвоем они что-нибудь обязательно выяснят.
— Эй, — вдруг оживился Бенни, указывая пальцем, — откуда у тебя на подушке следы помады?
Вытянув шеи, ребята увидели красное пятно и посмотрели на меня, удивленно поднимая брови. Я понял, что придется выкладывать все начистоту.
— Терри вернулась.
— Ты шутишь, — сказал Мальчонка.
— Она была здесь? — недоверчиво спросил Порошок. — Прямо в палате?
— Она пришла вчера, около полуночи. И ушла утром, в восемь часов, когда менялась ночная смена.
Присвистнув, Бенни махнул в мою сторону рукой и воскликнул:
— Господа… вот это мужчина!
— И что было дальше? — спросил Луи.
— Все как обычно — сандвичи с огурцами и чтение стихов, — уклончиво ответил я.
Ребята оставались у меня до тех пор, пока их не выставила за дверь сиделка, которая прикатила поднос с обедом. Выходя из палаты, Порошок, не замедлив шаг, смахнул с тарелки банан. Это неуловимое, гладкое, как шелк, движение вызвало бы восхищение самого великого Гудини.
Фрэнк Костелло находился на ипподроме в Саратога-Спрингс, штат Нью-Йорк, когда ему сообщили о нападении у входа в библиотеку. Сообразив, что это связано с пожаром на складе, в понедельник поздно вечером он возвратился на Манхэттен и сразу же связался с моим отцом. Костелло попросил его отужинать с ним в клубе «Двадцать один». И снова приглашение было дружеским, однако мой отец сразу понял, что это приказ.
Войдя в клуб, отец нашел Костелло и Джо Адониса за столиком у стены, рядом с баром. Как всегда, зал был заполнен богатыми и знаменитыми, которые наслаждались ужином, посылая воздушные поцелуи другим таким же богатым и знаменитым. Среди всего этого шума и толчеи отец обратил внимание на трех видных общественных деятелей, которые с подобострастным видом застыли у столика Костелло. Он знал, что уже завтра эти деятели постараются произвести впечатление на своих знакомых, с гордостью объявив, что они встречались со знаменитым гангстером, который заправляет «теневым» правительством Нью-Йорка. Мысленно посмеявшись над лицемерием «слуг народа», отец приблизился к столику.
Спровадив почитателей, Костелло предложил отцу садиться и сказал:
— Спасибо за то, что пришел, Джино.
Отец сел и поздоровался:
— Добрый вечер, Фрэнк… Джо.
— Джино, выпить что-нибудь хочешь? — предложил Костелло.
— Стакан содовой, — ответил отец.
Подозвав официанта, Адонис сделал заказ.
— Джино, мы заказали тебе рубленый салат.
Отец сказал:
— Grazie.[37]
В клубе «Двадцать один» рубленый салат был фирменным блюдом, и все это знали.
— Джино, — увещевательным тоном начал Костелло, — я полагал, мы достигли взаимопонимания.
— Да, это так, и с моей стороны ничего не изменилось. Но, похоже, другая сторона придерживается иного мнения.
Переглянувшись с Адонисом, Костелло снова повернулся к отцу. Подавшись вперед, он сплел руки и произнес чуть ли не извиняющимся тоном:
— Многие считают, что это ты подпалил склад Драго.
— Ну а ты, Фрэнк, что думаешь по этому поводу?
Костелло пожал плечами.
— Я сам того же мнения.
— Полагаю, тебе также известно, что Драго приказал Нику Колуччи расправиться с моим сыном… и тот это сделал уже дважды.
— Джино, мне ничего не известно. У меня есть одни только подозрения. Комиссия сходит с ума. Ты обещал мне, что всем неприятностям наступит конец, а я уже от своего имени заверил в этом Комиссию.
— Я тебе обещал, что не трону первым Джи-джи Петроне. Но это Петроне побежал к Драго, после чего Драго натравил Колуччи на моего сына. Сначала тот бросил бомбу, а затем вместе с тремя своими громилами подкараулил его у выхода из библиотеки. Друг Винченцо при смерти. За обоими этими нападениями стоит Петроне, и тебе, Фрэнк, по-моему, прекрасно известны его мотивы.
— У тебя есть доказательства? — спросил Адонис.
— Пока что нет, — ответил мой отец. — Но…
Все трое умолкли, подождав, пока подошедшая официантка наливает стакан содовой. Пригубив воду, отец отставил стакан.
— Фрэнк, — сказал он, — мы оба понимаем, что в конечном счете речь идет не обо мне.
Переглянувшись с Костелло, Адонис сказал:
— Дженовезе.
Эта фамилия была произнесена с неприкрытым отвращением.
Отец кивнул:
— Через Петроне, который использует Драго, а тот в свою очередь действует руками Колуччи. — Помолчав, он побарабанил пальцами по столу. — Но за всем этим стоит Дженовезе.
