Игорю оставалось только защищаться. Но шансов у него лишь немного было больше, чем у старой ростовщицы, которую зарубил Родион Раскольников. Лосев взмахнул топором раз, второй...
Парень был уже мертв, но Лосев не мог остановиться. Лютая злость на весь мир продолжала поднимать и опускать топор. Остановить его смогла только дикая усталость.
* * *
Юра Костромской стал полноправным хозяином на своем участке. Это не могло его не радовать, но он старался не выказывать своих чувств. Как будто Марк Илларионович уходил на понижение или вовсе был уволен за дискредитацию звания сотрудника правоохранительных органов.
– Может, ко мне в службу безопасности пойдешь? – спросил Панфилов.
Они выходили из здания опорного пункта. Он в штатском, Юра в форме.
– Да нет, мне здесь лучше. Здесь я сам себе голова.
– Оклад хороший положим. Две тысячи евро.
– Спасибо. Меня отсюда никаким калачом не выманишь.
– Верю... Левшина и Захарского я с собой забираю.
– Понимаю.
– Но штаты остаются прежними. Пришлют тебе и уполномоченного на твое место, и двух помощников.
– Не пришлют, – улыбнулся Костромской. – Перелесов звонил, сказал, что эти штатные единицы на другой участок бросит.
– Это самодеятельность. Я ему позвоню.
– Не надо. Мы с Колей вдвоем справимся. Лишь бы транспорт не отобрали.
– Ну, это я тебе гарантирую. Если вдруг что, звони. Телефон свой я тебе оставил...
Внимание Панфилова привлек «Гелендваген» Грецкого. Не сбавляя ход, машина промчалась по главной сельской улице. Окна затемнены, и не видно, кто в салоне. Может, Настя там сейчас.
– Куда он это погнал? – разволновался Марк Илларионович.
– Может, к матери домой? – предположил Костромской.
– Может быть.
– Она рядом с Лосевыми живет...
– Лосевыми? – не сразу сообразил Панфилов.
– Бабушка Лосева здесь жила. Тоже Лосева...
– А, ну да, есть такое... Вернее, было. Бабушки уже нет.
– Бабушки нет, а дом остался. Лосев не хочет его продавать.
– Ну, может быть... Может, Лосев сейчас там, а? – не всерьез, а в шутку спросил Марк Илларионович.
Даже думать было смешно о том, что беглый преступник мог прятаться в Серебровке.
– Он же не идиот...
– Не идиот, – кивнул Панфилов. – Но сволочь последняя... Ну ладно, с Грецким в детстве дрался. Ну ладно, ссора из-за участка земли была. Но чтобы за это убивать!..
– Не убил же.
– Его – нет. А Максютовы? А Полунин?.. Ну, Полунина случайно. Максютову – потому что шантажировала. Мужа ее со зла... В любом случае, идиотизм...
– Значит, все-таки идиот... И где сейчас этот идиот прячется?
– Рано или поздно найдется. Кто-нибудь из своих и сдаст. А там он подробно расскажет, кого и за что...
Медленно, то и дело останавливаясь, они вышли на дорогу. Марк Илларионович улыбнулся, глядя на братьев Караваевых. Идут мужички рука об руку, чинно, неспешно. Увидели Костромского – поздоровались. И Панфилова поприветствовали – кепки свои выцветшие приподняли.
Марк Илларионович не позволил им пройти мимо.
– Здорово, мужики! Как живете-поживаете?
– Ничего, не жалуемся! – останавливаясь, чуть приклонив голову к груди, ответствовал старший брат.
– Помните, как петуха вашего искали?
– Помним, помним, – обнажая редкие желтые зубы, хитро улыбнулся младший.
– Приятно было увидеться с вами.
– Нам тоже.
Братья продолжили было путь, но Панфилов снова их остановил.
– Да, кстати, мы тут одного человека ищем. Может, подскажете?
Никогда не забыть ему той логической загогулины, которую выдали братья, изобличая вора. И Митьку Стреляного он помнил, который сам же себя и выдал. Про животину ему лейтенант Панфилов сказал, а он взял да ляпнул, что не брал он петуха... Веселые были времена. И жаль, что не вернуться в них назад.
– Что за человек? – живо спросил один брат.
– Кто? – взбодрился и второй.
– Витька Лосев.
– А-а, знаем такого. Он, говорят, человека убил.
– И не одного...
– Я еще когда говорил, что ничего путного из него не выйдет.
– Может, знаете, где он?
– Ну, если покумекать, – крепко задумался старший брат.
– Поразмыслить, так сказать, – добавил младший.
Панфилов глянул на Костромского и весело ему подмигнул. Дескать, сейчас начнется. «Если Лосев, то в лесу, а если лес, то за тридевять земель, значит, в тридесятом царстве надо искать, то есть за границей...» Или еще что-то в этом духе.
Но напрасно он ожидал от братьев сверхлогического кульбита.
– Здесь он где-то, – на полном серьезе сказал один.
– Дома, у бабки прячется, – добавил второй.
Улыбка мигом сошла с лица Марка Илларионовича.
– Вы его видели?
– Нет.
– А почему тогда говорите?
– Так некуда ему больше деваться! – хором ответили братья.
Костромской лишь иронично усмехнулся. Но Панфилов отнесся к их умозаключению гораздо более серьезно. Может, и нет Лосева в доме покойной бабки, но проверить все же нужно.
– А ведь нам в голову не приходит искать его так близко, – в раздумье проговорил он.
Джип с Левшиным и Захарским стоял неподалеку. Только они двое, больше никого. Но Марк Илларионович не стал усиливать охрану. Тем более что Костромской отправился с ними.
Захарского он оставил на улице, параллельной той, с которой можно было попасть в дом напрямую. Пусть и гипотетически, но Лосев мог покинуть избу огородами. Если это случится, то Захарский его накроет.
Близко к дому подъезжать не стали. Вышли метров за пятьдесят до него, втроем, придерживаясь заборов, направились к нему. Панфилов, Левшин, Костромской.
Но бесшумно подойти к нему не удалось. Неожиданно на крыльцо родительского дома вышел Грецкий. Он был навеселе, слегка пошатывался. Багровые щеки, выпученные глаза. Увидел крадущихся вдоль его забора людей, заорал, размахивая руками.
– А-а, Панфилов! Ты ко мне? Плевать я на тебя, козел, хотел!
Левшин дернулся в его сторону. Ему ничего не стоило перемахнуть через низкий штакетный забор, наказать буяна кулаком в глаз. Но Марк Илларионович осадил его, небрежно махнув рукой в сторону Грецкого. Дескать, что с дурака возьмешь?
Но Антон не унимался. Едва не упав, сбежал вниз по ступеньками крыльца, через калитку вышел к Панфилову, схватил его за рукав. Это было уже слишком.
Марк Илларионович снова осадил рвущегося в бой Левшина, но дал волю своим рукам. Удар в челюсть сбил Грецкого с ног.
– Ты что позволяешь себе, идиот? – озлобленно прошипел он, тем самым еще больше обескураживая Грецкого.
– Я... Я не знаю, что на меня нашло, – поднимаясь с земли, пробормотал тот.
– Пить надо меньше, баран!
– Все вы бараны! – взорвал наступившую тишину пронзительный голос. – Всех порешу, суки!
Панфилов не мог поверить своим глазам. В месте, где участок Грецких примыкал к участку Лосевых, за сеткой забора, под сенью зеленеющей черемухи, по пояс скрытый кустом смородины, стоял бешеный банкир.
Лосева бы и не заметили, не выдай он себя. Но он позволил обнаружить себя. Впрочем, находился он в выигрышной для себя ситуации. Все четыре человека по другую от него сторону забора у него как на ладони. В вытянутых руках автоматический пистолет. Расстояние до мишеней такое, что не промажешь. Единственно, что Левшин умеет выхватывать пистолет из кобуры с быстротой киношного ковбоя. Но при всех своих талантах телохранителя он не успеет произвести первый выстрел. И пистолет Лосева смотрел прямо на Панфилова.
– Ну вот и все, голубчики! Приплыли! – злорадно ухмыльнулся банкир.
И вдобавок облизнулся, как будто собирался сожрать жертву целиком.
– Не дури, Виктор Николаевич! – обратился к нему Костромской. – Ты же ни в чем не виновен! Нет доказательств твоей вины! Зачем губить себя?
– А ты зачем врешь, мент? С толку меня сбить хочешь? Так я сам тебя сейчас собью!
Он выстрелил в Костромского. И тут же перевел ствол на Левшина, который уже почти вытащил свой пистолет. Лосев оказался более проворным, и парень, просев в коленях, безжизненно рухнул на землю. Остались только Панфилов и Грецкий, который не постеснялся спрятаться у него за спиной.
– Ты думаешь, я тебя не достану, козел? – злобно ощерился Лосев.
Выстрелы должны были всполошить всю деревню, но он и не думал убегать.
– Сначала этого застрелю! – качнув стволом в сторону Панфилова, сказал он. – Затем тебя, недоношенного! Двух зайцев разом!
– Брось пушку. И беги отсюда, пока не поздно, – посоветовал ему Марк Илларионович.
– Поздно! Не сегодня-завтра сдохну!.. Но вы раньше на том свете будете!.. Ненавижу, всех ненавижу!
Лосев повел пальцем на спусковом крючке. Панфилов понял, что рассчитывать он может только на чудо – или патрон перекосит, или выстрел окажется не точным. Но Лосев заметил бегущую к нему Настю.
– И эту суку пристрелю!