После того, как увели Алексея, отрядный пригласил в кабинет, расположенный на втором этаже двухэтажного барака, Марата Сайфутдинова по кличке Диксон.
Диксону уже несколько месяцев как исполнилось восемнадцать лет, но его не переводили в колонию для взрослых, потому что у него были общие дела с офицерами, в частности с Мирошниченко.
— Что скажешь насчет новенького? — спросил старлей, как только захлопнулась дверь кабинета за Маратом. — По-моему, парень с характером.
— Я тоже так думаю, — кивнул Диксон, опускаясь на стул, стоявший возле письменного стола. — Он дежурного по бараку — Сотника отделал, отнял у него нож, а с этим ножом не побоялся выступить против Урюка и Тихони. Думаю, что Тихоне повезло — новенький не успел с ним разделаться.
— Вот видишь? — обрадовался отрядный. — Я к чему клоню разговор? Как Сутулый освободился, ты до сих пор не подобрал себе подельника.
— Может, ты и прав, начальник. — Осужденный на мгновение задумался, затем добавил: — Не будем торопить события, посмотрим, сломается ли он в одиночке. — Он взял со стола отрядного сигареты без разрешения и закурил.
— Ты уже полгода присматриваешься то к одному, то к другому. Сам знаешь, что не за красивые глазки держу тебя среди малолеток, — уколол Мирошниченко.
— Не попрекай, — взъерошился Диксон. — Ты на мне и так нехило заработал.
— Ладно, не психуй, — пошел офицер на уступки. — Впечатленьице у меня, что специально тянешь кота за хвост. На меня тоже давят, — оправдывался хозяин кабинета.
— А ты объясни им, что я подбираю напарника не для прогулок по парку, тут спешить нельзя. А если он лажанется во время первого же дела?
— Да понимаю я, — махнул рукой старший лейтенант. — Только и ты должен войти в мое положение, сверху торопят. — Рука, постучав в грудь, пальцем погрозила кому-то на потолке.
— Если после карцера не сломается, я его прощупаю, — пообещал Сайфутдинов и спросил: — Кстати, за что парень срок мотает?
— За убийство, — ответил собеседнику Мирошниченко. — Родного отца на тот свет отправил.
— Ого, — удивился Марат. — Не промах юноша, только слишком горяч. Не было у дурня хороших учителей.
— Вот ты и займись его воспитанием, — уцепился за последние слова отрядный.
Время от времени Сутулый и Диксон совершали преступления по наводке отрядного: кражи и грабежи в районе, в котором находилась их колония. Местной милиции и в голову не приходило искать преступников среди осужденных. Сутулый сколотил солидный капитал к освобождению, в немалой степени обогатив и некоторых офицеров внутренних войск. Теперь, оставшись один, Диксон не очень торопился найти себе подельника, рассчитывая протянуть до освобождения, — ему осталось восемь месяцев. Он прекрасно знал, что если схватят с поличным, офицеры вывернутся, а ему, вдобавок ко всему, припаяют еще срок за побег. Но сегодня Мирошниченко недвусмысленно намекнул, что если он и дальше будет тянуть кота за хвост, то его переведут к взрослым.
«Придется еще пару раз рискнуть, — думал Марат, лежа на своей койке нижнего яруса в углу барака. — А, будь что будет, попробую этого новенького», — окончательно решил он, перевернулся набок и закрыл глаза…
Алексей вернулся из карцера озлобленным, но не сломленным.
— Пусть лучше прибьют, но в шестерках ходить не собираюсь, — убеждал он сам себя.
Он вспоминал темную одиночку, пережитые обиду и ненависть. Там, в карцере, с болью и страхом он справлялся один. Вернувшись, он опять был один — один против всех.
Казаков, не реагируя на язвительные реплики осужденных, прошел к своему месту, взял полотенце с мылом и отправился умываться.
Холодная вода охлаждала пыл и снимала усталость. Он намылил голову и засунул ее под кран, от холода захватывало дух, но ему это нравилось. Алексей кряхтел и фыркал от удовольствия.
— Ты посмотри, как его разморило! — долетел до него голос Урюка.
— Крещение пошло на пользу, — поддержал кореша Тихоня, ехидно улыбаясь.
Алексей смахнул воду с лица и повернулся к досаждавшим ему подросткам.
— Что, рана уже затянулась и можешь свободно сидеть? — съехидничал Урюк.
— А то повторим, в воспитательных целях, — добавил Тихоня.
— Если я вам позволю, — начинал заводиться Казаков.
Взаимный обмен уколами закончился, подростки уже приготовились к драке. Алексей отскочил к стене и встал в стойку, готовый к отражению нападающих. Он был безоружен, в то время как в руке одного из противников блеснуло лезвие ножа.
Тихоня махнул ножом перед самым носом Алексея, и тот еле-еле успел отклониться, наткнувшись на кулак Урюка. Алексей, не отвечая на удары, все-таки умудрился поймать руку Тихони с ножом и дернул ее на себя, переместившись в сторону. Тихоня врезался в стену и тут же получил удар локтем в переносицу. Казаков повернулся к Урюку, но к тому подоспел на помощь Сотник, который дежурил во время первого появления Алексея в бараке. Опять численное преимущество было на стороне противников, еще и Тихоня очухался, его злобный взгляд явно намекал новичку, чтоб тот на пощаду не рассчитывал. На Казакова набросились одновременно с трех сторон. Пинками и тычками свалили на пол и нещадно избивали. Он, как мог, прикрывался, терпел, но и прощения не просил.
— Осадили, — раздался зычный голос Диксона на всю умывалку.
— Он же сам борзеет, — возразил было Урюк, но Диксон бросил на него такой выразительный взгляд, что разом отбил охоту пререкаться.
— Оставьте нас одних, — приказал Сайфутдинов. — Пошли со мной, — позвал он Алексея.
Тот попытался подняться, но не смог. Тогда Диксон помог ему встать на ноги, закинул правую руку побитого себе на плечи и отвел в каптерку. Выгнал оттуда ответственного, и они остались вдвоем.
— Водку пьешь? — спросил он Казакова.
— Пробовал, — соврал новичок, желая казаться значительным.
Марат достал из тумбочки початую бутылку водки, граненые стаканы, нарезанную на тарелке колбасу, луковицу, хлеб и ножик. Почистил лук и разлил по полстакана водки.
— Ну, за знакомство? — поднял авторитет свой стакан. — Меня Диксоном зовут.
— Алексей, — ответил собеседник.
— Алексей, значит, — сказал Марат после того, как закусил. — А как дразнили в школе, на улице?
— Атаманом, — смутился новичок.
— А что? Неплохо, — задумался Сайфутдинов. — Характер — не подарок, статья за убийство, быть тебе Атаманом, — утвердил он кличку. — Закуривай, — выбросил Марат на стол пачку «Примы» и коробку спичек.
Казаков вспомнил, как он впервые закурил, и нерешительно протянул руку за сигаретой.
— Не стесняйся, — по-своему понял его партнер и чиркнул спичкой.
Алексей глубоко затянулся и поперхнулся, затяжной кашель перекрыл дыхание, и собутыльник похлопал его по спине, догадавшись, что новичок не курит.
— Отца за что замочил? — спросил Диксон и сам же предположил вариант ответа: — Мать обижал? — Собутыльник утвердительно кивнул. — Ну и дурак, — сделал Марат вывод.
— Я так не считаю, — возразил Алексей. — Не я его, так он бы мать убил наверняка.
— Ты меня неправильно понял, — остановил Марат собеседника, разливая новую дозу. — То, что заступился за мать, — молодец, то, что лишил жизни отца, твое личное дело, а вот то, что срок за это получил, — дурак. Ведь твой отец пьянствовал, дебоширил, подстерег бы его где-нибудь подальше от дома и столкнул в какую-нибудь канаву. Никто бы на тебя и не подумал, списали все на несчастный случай, а у матери остался бы помощник, — поучал Сайфутдинов. — Дела нужно с умом обстряпывать.
— В общем-то, ты прав. Только в тот момент я об этом не думал.
— А зря. Голова как раз и дана человеку, чтобы он ею думал, — объяснял Марат прописные истины. — Ты держись ближе ко мне, научу жизни. — И он поднял свой стакан. — За тебя, корешок.
Они выпили, закусили, выкурили еще по одной сигарете, и новичка с непривычки сильно развезло.
Диксон привел его в барак тем же способом, которым привел в каптерку, и уложил нового друга на соседнюю со своей койку.
— Урюк, перебирайся на место Атамана, — сказал он уже бывшему ночному соседу, усаживаясь рядом с новичком.
— Какого еще Атамана? — не понял Урюк.
— Моего кореша, — кивнул Марат на Алексея. — И перенеси сюда его шмотки.
Диксону очень редко приходилось повторять свои приказания дважды. И Урюк, хоть и нехотя, но вынужден был подчиниться. С этого момента больше не нашлось желающих выяснять отношения с новичком, а многие даже стали заискивать перед ним…
На следующий день Казаков первый раз вышел на работу. Осужденных возили на кирпичный завод, в девяти километрах от зоны. Так как специальности у Алексея не было, работа досталась ему нелегкая. Он брал кирпичи с двигающейся ленты, таскал и складывал их на специальные деревянные поддоны. К концу дня онемели руки и не разгибалась спина. Но через неделю он втянулся и уже так сильно не уставал, как вначале, хоть приходилось тяжеловато. Несколько раз Диксон приглашал его пропустить по маленькой, но усталость брала свое и он отказывался.
