– Вы с ума сошли?! – вскричал Варанов. – Иван Дмитриевич, вы сами понимаете, что говорите?! Совершив убийство и получив за него деньги, стал бы я на следующее утро возвращаться к джипу? Только не нужно говорить о следственной теории, в которой говорится о том, что убийцы всегда возвращаются к месту совершенного преступления!..
– Эта теория в вашем случае не работает, – Кряжин пожевал губами и выложил на стол сигареты. – Вы возвратились по другой причине. Ночью, еще в машине, вы вдруг вспомнили об одной детали, которая впоследствии, в чем я уверен, сохранила вам жизнь. Когда в машине вы рассказывали Смайлову о том, как происходило дело, как пошла кровь из расквашенного носа, вы сказали Смайлову о своей беде. А беда ваша заключается в том, что вы больны СПИДом. И кровь, оставленная вами в джипе, хранит в себе его вирус. Игорь Смайлов, славный парень, который уже вез вас в лесок убивать, еще больше укрепляет свое мнение относительно этого решения. Видите ли в чем дело, Иннокентий Игнатьевич... Среди почти пятнадцати миллионов жителей Москвы убийцу с вирусом иммунодефицита найти гораздо легче, чем без него. Более того, каждый вирус имеет свой код, а это самое настоящее прямое доказательство участия в преступлении.
Эта мысль дошла до вас еще в машине. Возможно, Смайлов сделал что-то неадекватное, и мысль о том, что вы ему больше не нужны, формировалась у вас совершенно четко. И тогда вы, как человек образованный, в литературе, слава богу, примеров хватает, поставили Смайлова в рамки, при которых убийство ваше полностью сыщика раскрывало. Скажем, вы сообщили ему, что в случае вашей смерти в адрес прокуратуры уйдет письмо с подробностями вашей сделки. Мол, вы не дурак, и страховаться тоже умеете. Хотя вы, Варанов, самый настоящий дурак, и прошу вас не обижаться на меня за это откровение.
– Иван Дмитриевич, – устало выдавил Иннокентий Игнатьевич, – но это же нонсенс! О своем заболевании я узнал из ваших уст в Бутырской тюрьме!
– Ложь. О СПИДе в вашей крови вы узнали пятнадцатого сентября двухтысячного года, когда были поставлены на учет в Новосибирском кожно-венерологическом диспансере. Врачи не могли вам не сообщить, потому как с этого момента вы несете уголовную ответственность за распространение болезни.
И тогда Смайлов, понимая вашу формальную неуязвимость, создает целую комбинацию. Такое может придумать лишь человек из МУРа. И очень жаль, что на этот раз свои способности талантливый сыщик применил в обратную сторону. А тема действительно гениальна, если учесть, что дело будет расследовать далеко не дурак из Генеральной прокуратуры. Чтобы доказать свою непричастность к убийству, вам нужно в нем сознаться! Но прийти в райотдел и написать явку с повинной вы не можете, ибо, как я уже говорил, в Генеральной прокуратуре дураков нет.
Утром следующего дня, точно зная жизнь в квартале на Резниковской, вы направляетесь к джипу. Делать это нужно именно в половине девятого, потому что в это время во дворе гуляет мужчина с приметной собакой, и старички начинают выходить из дома. Однако нельзя и задерживаться, потому как случай может перечеркнуть все усилия.
Вы появляетесь у джипа, разбиваете себе нос дверью, крадете с места портфель с бумажником и, убедившись, что попали в поле зрения достаточного количества людей, уходите. Но задача до конца еще не выполнена. В подвальную выемку дома вы сбрасываете свои вещи с отпечатками ваших пальцев, и проворный Смайлов их находит. Находит не сразу. В надежде на то, что это сделает кто-то другой, а не он – это важно – он выжидает. И, лишь когда ему становится окончательно ясно, что в выемку никто заглянуть не удосужится, находит он. Итак, следствие уже точно выведено на человека, который побывал в джипе, однако к этому моменту у убийцы железное алиби.
Сознаюсь, Варанов, я сам допустил глупость. Нужно было перед экспертизой поставить вопрос о времени появления пятен крови. Не разнятся ли они по часу возникновения? Однако разве могло это прийти мне и кому-то еще в голову?
Теперь Смайлову нужно ускорить процесс вашего задержания, и он подставляет под вас своего человека, агента с оперативным псевдонимом Климат. Весь комизм ситуации заключается в том, что вы роль Климата знаете, а он свою – нет. Он раскручивает вас на дачу информации, а ваша задача ее слить ему таким образом, чтобы он не догадался о постановке. Справились вы с успехом, и Климат пишет сообщение Смайлову. Оперативник, в свою очередь, составляет официальные бумаги, а вы в это время кутите с художниками на Арбате, «светите» доллары и внешне безумствуете.
Для более правдивой картины вы демонстрируете в винном магазине еще и именной вексель на имя Оресьева. Я вчера сделал проговорку, вы на ней попались, и мне стало ясно, что человек, настолько разбирающийся в векселях, за бутылкой водки с ценной бумагой не отправился бы, даже умирая от похмелья.
Итак, вы в тюрьме. Вас добросовестно «колют» два опера-напарника: Смайлов, который, собственно, и строит нужную канву допросов, и ни о чем не догадывающийся Гариков. Игра ведется для Гарикова. Случись что, он подтвердит, что вы не сознавались в убийстве Оресьева, и для того, чтобы это произошло, было затрачено очень много времени. Дача явки – не страшное дело. Никто в нее в нашем правосудии не верит, и сама по себе, без дополнительных доказательств по делу, она ничего не значит.
Нет сомнений в том, что я вас задержу, но вы к этому готовы, и знаете, за что боретесь. И на одном из допросов, а это не могло не случиться, я сообщаю вам о вашей болезни. Вы в шоке, а у меня на руках безоговорочное доказательство того, что убийца не вы.
Проходит время, и я, убежденный в том, что вершу справедливость, подготавливаю документы в суд для вашего освобождения из Бутырки. Но, как это часто случается, прозрение пришло уже после того, как вы оказались на свободе.
Вы помните допросы, за которыми мы с вами коротали вечера? На одном из них вы заявили, что с девяносто девятого по двухтысячный год проживали в Новосибирске у некой Ильюшенковой Любови Викторовны. Я проверил даму и адрес, по которому она проживает. Точнее, проживала, потому что Любовь Викторовна умерла от алкогольного отравления шестого июня две тысячи четвертого года. То есть, как раз на следующий день после того, как вы, если верить вам на слово, покинули Новосибирск и вернулись в Москву. Прямо-таки и не знаю, у кого теперь подтвердить ваши слова. Попробовал через Новосибирский розыск, так те хором твердят, что алкашка приводила в дом кого попало, и запоминать всех было крайне затруднительно. Ловко, правда? До такого мог додуматься лишь Смайлов. Он же, естественно, и получил информацию о той даме.
Как много лжи, Варанов, как много... Почему вы плачете, Иннокентий Игнатьевич?
– Люба... – глухо пробормотал Варанов и утнулся лицом в ладони.
Кряжин шумно вздохнул, со стуком выдвинул ящик стола.
– Посмотрите сюда, Варанов.
На фотографиях, брошенных на столешницу, был изображен молодой человек, сидящий за рулем красной машины. Его рот был полуоткрыт, с него свисала красная струйка, шея, половина лица и одежда его были буры от крови.
– Это Янин. Человек, не имеющий никакого отношения к описываемым событиям. Его вина заключалась лишь в том, что поздно вечером одиннадцатого июня он поставил свою машину на стоянку брата Игоря Смайлова. Стоянка была перегружена автомобилями, и в этом случае водитель отдает ключи стоянщику, чтобы тот убирал ее с дороги всякий раз, когда тому, кто поставил машину раньше, нужно выехать. Узнаете машину, Варанов? Да, это та самая «восьмерка», за рулем которой вас и поджидал ночью двенадцатого Смайлов. Когда же соседка из сороковой квартиры дома, которая видела вас у джипа в половине второго ночи, сообщила мне об этом, Смайлов решил ее убрать. И убрал бы, если бы его не остановили. Но вот этого молодого человека он убил. Убил тем же способом, что и вы Оресьева. Создав, таким образом, дополнительное алиби вам.
Кряжин пожевал губами и презрительно выдавил:
– Люба... Не юродствуйте, Варанов. Эта Люба появилась лишь потому, что в двухтысячном году вас какого-то черта занесло в Новосибирск, где вы обратились в диспансер по причине проблем с отправлением естественных надобностей. Если бы обратились в Костроме, то Смайлов нашел бы удобную покойницу там.
Вас опознала жительница восемнадцатого дома, Варанов. И даже может рассказать про серый пиджак, черные брюки и черные туфли. Она запомнила и этот шрам над левой бровью, и оттопыренные уши, и то, что вы ходите, задирая левое плечо выше правого. Вам нужна очная ставка или вы используете единственный шанс и напишете явку с повинной? Пусть это не совсем та явка с повинной, о которой говорится в законе, но я вам дам шанс. Вы его заслужили своей изворотливостью. Да, чуть не забыл... Вместе с этой свидетельницей вас видел ее мужчина. Человек донельзя общительный. Он-то и запомнил, что подклад вашего пиджака бежевого цвета. Вы же скажете, где у вас раздевалка, Варанов?
