Генка хохотнул и, поправляя очки посредством сморщивания носа, принялся рассказывать, как идут дела в «Юпитере». Дела шли неплохо: корпорация расширялась, обороты росли.
Мы потрепались еще немного и расстались, довольные друг другом, несмотря на облом с моим несчастным бэком. «Собственно говоря, пока не горит, — думал я, открывая дверцу машины и забираясь на сиденье. — Шут с ним, с этим бэком. Авось, в любви повезет… Впрочем, пока надо исполнять следующее приятельское ЦУ: ловить Сапсаныча».
Итак — вперед, за хищной птицей!
Где они теперь водятся, сапсаны? Это ведь, по-моему, какая-то разновидность сокола? При слове «сапсан» мне почему-то представлялись бескрайние степи, коротконогие скакуны и желтоглазые птицы на перчатках у желтолицых наездников — то есть явный Восток. Тем более странно, что искать мне предстояло в окрестностях «Запада»…
К счастью, сам клуб находился не слишком далеко от центра, зато буквально в двух шагах от взятой под чью-то недобрую опеку и потому опустевшей — надеюсь, на время — заводи Судаковых. Предполагаемое гнездовье Сапсаныча с виду тоже пустовало; мне удалось без труда припарковаться перед стареньким трехэтажным зданием.
На подходе к низенькому крыльцу я заметил две потрепанные непогодой афишки, гласившие, что каждую среду здесь имеют место быть вечера «Кому за 30», а каждый четверг — «Кому за 50».
Не без труда отворив тяжелую деревянную дверь на здоровенной пружине, я проник в этот клуб одиноких сердец, даже не удостоившись внимания довольно еще средних лет вахтерши, сидевшей за мутноватым окошком. Судя по тому что вязала она, кажется, детскую шапочку, можно было заключить: вечера отдыха для людей солидного возраста сия хранительница врат на запад не посещает.
Решив не отвлекать вахтершу от ее занятия, я принялся изучать объявления, украшавшие обширную доску на правой стене холла. Спустя пару минут стало ясно, что известный экстрасенс Заболтушный берет со своих клиентов плату только при условии полного излечения от геморроя и перхоти, а самодеятельные рок-группы репетируют на третьем этаже ежедневно в порядке живой очереди.
Пребывая в некоторых сомнениях по поводу истинности особенно последнего объявления (уж больно тихо было в пустынном клубе), я поднялся на второй этаж. Тут откуда-то сверху коротко взвизгнула гитара, и на третий этаж я поднялся уже без лишних сомнений, ведомый тихим пением флейты.
Посреди довольно обширного зрительного зала сидела стайка долговязых девчушек, уставившихся на еще более долговязого тощего парня, который стоял в дальнем углу сцены и с закрытыми глазами насвистывал на блок-флейте нечто довольно тоскливое. В ближнем углу сцены, свесив ноги, беседовали трое парней. У двоих на коленях покоились гитары, а у третьего — тетрадка, в которой он, не прерывая разговора, что-то строчил.
Я подошел к слушательницам и тихонько спросил:
— Девушки, где тут Сапсаныча можно увидеть?
Девушки, как по команде, разом повернули ко мне свои совсем еще юные, но жутко серьезные мордашки. У каждой на лбу красовалась косичка из разноцветных ниток, что еще больше усиливало их воинственно-бунтарский вид. Было же как-то в Китае восстание Красных повязок? А это, видимо, революция Разноцветных косичек.
— Вон он, интервью берет, — снисходительно объяснила одна из поклонниц блок-флейты, зябко поведя плечами. — Только вы подождите немного, он сейчас тоже должен сыграть…
Я послушно подсел к девчонкам. Действительно, весьма скоро долговязый флейтист утомился, после чего интервьюер вместе с интервьюируемыми поднялись на ноги. Сапсаныч засунул в какую-то драную котомку свою тетрадку и обратился к подошедшему солисту:
— Баня, дал бы подудеть, что ли!
«Оказывается, таким изможденным солиста сделала безграничная любовь к парной», — подумал я. Между тем Сапсаныч взял в руки флейту и заиграл — в отличие от своего предшественника, глядя прямо на нас.
Я не очень разбираюсь в этом инструменте, но, по моему, играл он скорее вдохновенно, чем умело. Больше, чем игра, меня поразило открытое и доброе лицо «пернатого хищника». Мне, знаете ли, довольно часто приходится видеть прямо противоположную категорию лиц…
Но вот он опустил флейту, и одна из моих соседок вздохнула:
— Нет, зря он на радио свинтил…
Я встал со своего места, но не успел сделать в сторону сцены и трех шагов: радиожурналист подошел ко мне сам.
— Здравствуйте, вы ко мне? — широко улыбнулся он, протягивая большую ладонь.
— Здравствуйте, — слегка кивнул я, отвечая на неожиданно крепкое рукопожатие, по моим понятиям, не вязавшееся с его хипповатой внешностью: недолатанные джинсы, жилетка, кожаный шнурок на шее, такой же — на лбу; заметная только вблизи светло-русая бородка… — Если вы — Сапсаныч, то к вам.
— Ко мне, — подтвердил он. — А по какому делу, можно узнать?
— Разумеется, только, если не вы не против, наедине. Хорошо?
Юноша кивнул, сходил за своей сумкой, набросил на плечи укороченную солдатскую шинель без погон, и мы покинули зрительный зал. Нам в спину заиграли гитары.
В коридоре я представился, объяснив, что меня интересует все, касающееся Стаса Судакова.
— Святое дело, — вздохнул он. — Славный был парень… Я в вашем распоряжении, Валерий Борисович. Где будем разговаривать? Может, кофе выпьем? Тут напротив харчевня.
— Не возражаю, — согласился я. — Кстати, позвольте узнать, как вас все-таки зовут? Уважаю псевдонимы, но…
— Да все просто на самом деле. — Он поднял бровь и поправил висевшую на плече котомку — ни дать ни взять молодой ветеран «той единственной гражданской». — У меня классическое имя-отчество — Сан Саныч. Дальше понятно. А в околомузыкальной среде псевдоним закрепляет, если можно так выразиться, «клановую принадлежность». Я пишу в основном о местном роке, веду передачу на «Радио-А», и мне это необходимо. Да и люблю я это дело…
— Спасибо за разъяснение, — сказал я, вторично вступая в схватку с врагами Запада — то есть, прошу прощения, с вратами «Запада». — Признаться, ваш псевдоним меня слегка озадачил. Во внешности у вас, Александр, уж извините, ничего хищного нет.
— У меня братец есть, вот тот — хищнюга, — сообщил молодой сотрудник «Радио-А». — Давайте по переходу — вон она, харчевня наша…
Мы воспользовались подземным переходом и вышли почти к самому крыльцу «харчевни» традиционного для советских времен «аквариумного» дизайна.
За стеклянными стенами стоял довольно приятный запах снеди, играла негромкая и почему-то знакомая музыка. Следуя за уверенно планировавшим к прилавку миролюбивым хищником из числа сапсанов, я напрягся — и вспомнил.
— Саша, это случайно не «Юрайя Хип»?..
Александр даже обернулся, и я понял, что вырос в глазах юноши метра на два с половиной.
— Да, «День рождения волшебника». Уважаете?
— Когда-то ночи напролет слушал. А разве теперь их не забыли?
— Классика бессмертна, — склонил голову Саша, застыв на мгновение. Я случайно глянул в его раскрытый бумажник и понял, отчего в обеденный час он собирается довольствоваться кофе. Не годится, мой юный друг!
— Саша, разговор у нас с вами будет долгий. Давайте пообедаем как следует?
— Конечно, пообедайте! — поддержала меня бойкая тетка за прилавком. — Супчик грибной только что сварился, пельмени сибирские у нас все хвалят. А? Давайте, молодые люди!
— Валерий Борисович… — начал было Саша, но я не дал ему проявить скромность, и мы заказали полный обед.
Обед, как говорится, прошел в теплой, дружественной обстановке полного взаимопонимания. Александр сам заговорил о покойном:
— Стас молодец был, хоть и работал в основном с попсовиками. Крутился, как пчелка в колесе. Не жался никогда, имел свое мнение. Мне помогал часто, особенно с интервью. Помните, Киркоров в Краснобойцовск приезжал? Я тогда совсем на мели сидел, Наташку с Глебом на хлебе держал. А Стаська меня подвел к Филу в нужный момент, я и треснул в «Наших вестях» статью на полполосы — с тех пор так там и подкармливаюсь, признали… — Парень, явно охваченный воспоминаниями, опустил голову и ловко подцепил с тарелки последнюю дольку помидора.
— А где вы познакомились?
— Да здесь и познакомились — я имею в виду, в клубе. Мы тогда оба Чижа заманивали, но очень хорошо потом договорились: он и в цирке отыграл, и в рок-клубе, как раз на вторую годовщину.
Принесли первое. Я подождал, пока наша хозяйка расставит дымящиеся тарелки с аппетитным варевом и удалится, после чего задал этот дурацкий вечный вопрос:
— Как вы думаете, Саша, у него были враги?
Он ответил сразу и с нескрываемой горечью:
— Да у кого их нет? А Стас еще и человеком оставался — чуть ли не единственным в их гадюшнике. Удивительно, как ему удавалось вертеться и не скурвиться. Наверное, кому-то был нужен, а теперь решили, что без него обойдутся.
