– Я, блин, подумал, рогометы какие-то ломятся. Бомжи, чтобы до тебя дошло. За алюминиевыми кастрюлями.
– В джипе?
– Ну, хулиганы, значит. Бандура, ты чего приперся? И откуда, е-мое, такое крутое корыто? Кого ты в натуре грабанул?
«Сразу в десятку», – поразился Андрей. – Давай, собирайся, Валера. Тебя Правилов разыскивает.
Лицо Протасова приобрело такое выражение, которое говорило без всяких слов: «ага, сейчас, только штанишки подтяну».
– И не один Правилов, – добавил Андрей и сделал похоронную мину.
– А кто еще? Вовчик? – Протасов только начал схватывать смысл.
– Валерочка, кто там? – донеслось из домика, не виллы, но и не сарая. В родном селе Бандуры он бы котировался много выше среднего. В следующую секунду в ярко освещенном дверном проеме возникла длинноногая женская фигура. В халатике, наброшенном на скорую руку и с копной растрепанных русых волос. Женщина была довольно привлекательной, правда очень высокой, а выглядела так, как и полагается тем, кого среди ночи вытянули из теплой постели. «Это, видать, и есть та самая банкирша», – подумал Бандура, напрягая зрение. Но лица не было видно против света.
– Валера, это кто? – по голосу чувствовалась, что женщина, как минимум, встревожена.
– Да так, блин, никто, – отмахнулся Протасов. – Член в пальто. Иди в дом, киска. Я сейчас.
– Добрый вечер, – сказал Андрей, вспомнив о том, что вежливость красит, и, отметив мимоходом этого самого «члена в пальто». Но, женщина уже исчезла. «Невежливая сучка, – решил Бандура. – Или, например, глухая».
– Ну, выкладывай, зачем привалил? – Протасов вогнал топор в лестницу. Ему не терпелось вернуться к киске, и он не собирался скрывать этого. Если Протасов и симпатизировал дипломатии, то, это была дипломатия канонерок. – Ты, блин, Бандура, в корне не прав. Грубо, снял меня прямо с дамы. Вломился сюда, как санинспектор в пивную…
– Ты радуйся, что это я вломился, а не группа захвата с автоматами. Уже бы валялся задницей к звездам.
– Какая группа? – оторопел Протасов. – Что ты гонишь, твою мать?
– Ты что Протасов, ушей не моешь?! Тебя ищут. Правилов, милиция, и еще какие-то пижоны. Ищут пожарные, ищет милиция… Стишок такой знаешь?
– Менты? – задохнулся Протасов.
– Менты, – кивнул Андрей. – И, судя по тому, как они загребли Атасова, не из детской комнаты милиции.
– Атасова закрыли? – Валерий прикусил язык. – Ух, бля…
– Спецназ. Квартиру вдребезги разнесли. Я с Гримо как раз гулял. А то бы и мне торба. Они тебя, Валерка, на тряпки порвут, – пообещал Бандура. – Точно тебе говорю.
– Меня-то за что?
– Менты думают, что ты кого-то там кинул. Какую-то бабу, на большие деньги.
– Ты гонишь, – пролепетал Протасов, покрываясь гусиной кожей. Он сразу подумал о Миле. – А как бабу зовут?
– Откуда мне знать, Валера? Пойди в МВД, спроси.
– Ты что, дурак, Бандура?!
– Правилов подключился, когда Атасова повязали, – вел дальше Андрей. – Он тоже думает, что ограбление – твоя работа.
Протасов окончательно ошалел.
– Ну, я и попал, блин! – было единственным, что приходило на ум. – Ох, и попал, бляха муха!
– Если честно, я тоже к этому склоняюсь, – сознался Андрей.
– К чему?! – задохнулся Валерий. – К чему, на хрен, ты склоняешься?
– Хоть мне не ври, Валера. Ты ее опрокинул?
– Валерий, ты идешь? – напомнила о себе тренерша.
– Пошла на хрен, тупая идиотка! – пробормотал Протасов, наконец, найдя, на ком отыграться.
* * *
Через десять минут Андрей и Валерий уже летели к Киеву. Протасов ерзал по сидению, как будто схлопотал занозу в задницу. Валерий был в спортивном костюме и впопыхах надетых вьетнамках, в нынешние времена именуемых шлепанцами.
– Слышь, Бандура, – Валерий мучительно колебался, – только это… давай, короче… покамест обойдемся без Правилова. На хрен он вообще нужен, в натуре? Надо на Пустошь когти рвать. С Вовчиком перетереть. Конкретно.
Андрей не видел в этом смысла. Но, ему не терпелось потолковать с Бонасюком. – «Ты ведь там не ожидаешь повстречать Вась-Вася, не правда ли, Валерка? Вот будет сюрприз. Менты его еще очной ставкой называют».
– А Правилов? – для вида поинтересовался Бандура.
– Да пошел он в пень, братишка. О чем с ним базарить, е-мое? Пускай Атасова из КПЗ вызволяет, е-мое. Что нам, в натуре, изолятор на приступ брать?!
Машин на дороге поубавилось, и Андрей поднажал, воспользовавшись возможностями, заложенными в «Рейндж Ровер» на заводе. Они почти достигли КП, когда какая-то иномарка, положительно «Мицубиси Галант», выскочив на встречную полосу, едва не столкнулась с ними. Андрей вынужден был резко принять вправо. «Рейндж Ровер» вылетел на обочину и заскользил по осклизлой каше правыми колесами, практически потеряв управление.
– Держись, блин! – завопил Протасов, готовясь к самому худшему. Лишь чудом Андрею удалось выправить положение. «Рейндж Ровер» вернулся на трассу.
– Ах ты, блин, рогомет проклятый! – не на шутку разбушевался Протасов. – Чуть лоб в лоб нас не влупил! Давай, Андроныч, догоним хорька, я ему канистру в жопу вобью!
– Да ладно, – отмахнулся Андрей. – Обошлось же.
– Ни хрена себе, обошлось! – Протасов рвал и метал. – Я чуть в штаны не надул! Давай, Бандура, поворачивай, говорю! А то уйдет, гнида!
– Тебе без него проблем мало?! – Андрей не собирался следовать его советам. Протасов сплюнул и успокоился. Хотя еще какое-то время бурчал. Про то, что неприятности, якобы, его второе имя. Андрей, было, собрался спросить Валерия о Кристине, но, потом, все же решил, что разумнее обождать до Пустоши. «Потерпи, немного осталось». Они без проблем пересекли городскую черту и свернули на Большую окружную дорогу.
– За дорогой, фраер, следи! – крикнул Витряков, как только смертельная опасность миновала. Они в миллиметрах разминулись со встречным джипом, вылетевшим, чтобы не столкнуться, на обочину. Филимонов, за рулем «Мицубиси Галанта», осклабился как форменный псих.
– Угрохать нас хотел, недоносок?! – осатанел Дима Кашкет, которому Бандура на днях разбил лицо. В память о том столкновении голову Кашкета украшала тугая бинтовая повязка. Приятели теперь называли его Забинтованным или сокращенно Бинтом.
– Ты, Филя, конченный придурок, – поддержал Забинтованного четвертый бандит, заменивший погибшего Кинг-Конга. – Смотри, припарок, куда прешься! – Его черные, словно битум, волосы были отпущены на манер Брюса Ли. Сходство подчеркивали линии скул и разрез глаз, в которых угадывалось влияние Востока. Приятели называли четвертого Ногаем, а Филимонов еще и Чурчхелом. За Чурчхела, правда, Ногай грозился перерезать Филимонову глотку. Или вскрыть вены. Но, пока не перерезал, и не вскрыл.
– Обмочились, пацаны? – Филя вернул «Галант» со встречной полосы, ни сбавив ни единого оборота. Японцы выпускают замечательные машины. Не даром они не сходят с подиумов всевозможных престижных ралли. – Или по большому обделались? – Шрам потянул носом. – О! Это от тебя, Бинт, завоняло?
– Долбодятел, – сказал Забинтованный. – Твоим бы языком заборы красить.
– А твоим в анусах колупаться. Лизун-проктолог, как тебе, Кашкет, профессия?
Мила Сергеевна, зажатая на заднем сидении между телами Забинтованного и Ногая, нерешительно открыла глаза. Она была единственной из пассажиров «Мицубиси», кого огорчила несостоявшаяся авария. Когда Филимонов пошел на обгон, и центростремительная сила потащила иномарку на встречную, а в лобовом стекле убийственно ярко сверкнули фары надвигающегося джипа, Мила лишь крепко зажмурилась, подумав, что «Вот оно, избавление от кошмара». Лобовое столкновение показалось ей неизбежным. Умирать Миле Сергеевне не хотелось, она, как и все, боялась физической боли, но, все же, автокатастрофа представлялась предпочтительнее пыток и унижений, ожидавших ее в Крыму.
* * *
Когда Мила Сергеевна вернулась из травм-пункта домой, то мечтала только об одеяле и подушке. В больнице ее осмотрел дежурный хирург, но не обнаружил ничего серьезного. Два здоровенных синяка на ребрах, вывих лодыжки и разбитый локоть, да еще ободранные коленки, вот и все, чем ее наградил Бандура, которого она по-прежнему считала Протасовым. Могло быть гораздо хуже.
– После наезда? – удивился хирург. – Да вы, дамочка, в рубашке родились.
– Да уж, в рубашке, – протянула Мила Сергеевна.
Стоя босяком на ледяном кафельном полу, Мила поймала заинтригованный взгляд санитара, адресованный ее трусикам. Трусики при ударе лопнули, превратившись в пародию туземной набедренной повязки. Мила могла бы многое растолковать санитару, про последствия необратимых изменений в мозгу, но у нее не было ни желания, ни сил.
– Надо бы сделать снимочек, – изрек, зевнув, хирург. – Даже два снимка.
