ему не приходила в голову мысль побывать в Сингапуре? Тридцать и даже двадцать лет назад он нашел бы куда больше свидетелей японской оккупации, может быть, даже узников Чанги, кто-то из них обязательно вспомнил бы его отца. Этот вопрос задал ему и Цюй Айн.
Находясь на службе в ЦРУ, мест работы не выбирают. Как-то в разговоре с Митчеллом Стоукер сказал, что хотел бы побывать в Сингапуре, посетить могилу отца. Митчелл выслушал его с пониманием. Обещал что-нибудь предпринять, но не смог. Стоукера отправили на Тайвань, а потом в Японию. Митчелл, который стал большим человеком у себя и директорате, вероятно, забыл о своем обещании, ла и Стоукер не напоминал.
Митчелл принимал его каждый раз, когда Стоукер приезжал в Штаты в отпуск. Первые годы Стоукер не мог понять, почему его заставляют каждый год приезжать в США — иногда эти поездки шли в ущерб делу. Потом он понял, что всех агентов, отправленных за границу на неопределенный срок, в обязательном порядке время от времени вызывают домой — для психологической реадаптации.
Беседа с Митчеллом была привилегией, которой следовало умело пользоваться. Напоминать о невыполненном обещании — значит в косвенной форме выражать свое неудовольствие. Делать это было бы по меньшей мере неразумно. Каждый разговор с Митчеллом Стоукер использовал для улаживания проблем, казавшихся ему в тот момент самыми важными: конфликты с сослуживцами по резидентуре, неудачно складывавшиеся отношения с начальством из регионального отдела, загубленная неумелым куратором интересная операция.
В самом начале знакомства Митчелл, конечно, рассказывал ему об отце, немного о Чанги, но в основном о боевых действиях, в которых они принимали участие. Митчелл с восхищением говорил о лейтенанте Стоукере, называл его талантливым летчиком и мужественным солдатом. Ясно, он не хотел травмировать молодого человека.
Теперь Патрик Стоукер с опозданием на несколько десятилетий узнавал о последних месяцах жизни своего отца.
В декабре 1941 года Цюй Линю исполнилось двадцать лет, он надеялся стать адвокатом. Никто в Сингапуре не верил, что сюда придет война. В кинотеатрах показывали военную хронику, но то, что происходило в Европе, казалось далеким и нереальным. Где-то на залитом кровью снегу умирали люди в грязных шинелях, а в Сингапуре блеск офицерских мундиров символизировал спокойствие и надежность. Каждый вечер защитники города заполняли рестораны и клубы; судя по разговорам подгулявших офицеров, можно было заключить, что Сингапур представляется им удачнейшим местом службы; нет смысла покидать его даже ради того, чтобы отличиться на поле брани.
Цюй Линя, хорошо знавшего японский язык, взяли переводчиком в штаб королевских ВВС. Он боялся, что работа лишит его возможности готовиться к экзаменам, но в штабе никак не могли решить, чем его занять. Время от времени кто-то из офицеров просил его перевести статью из японской газеты. Получив перевод, этот офицер не знал, что с ним делать, благодарил Цюй Линя и отправлялся в гольф-клуб или плавательный бассейн при аэродроме. Посидев часа два в пустом здании штаба, Цюй Лин обыкновенно возвращался к занятиям.
Первый налет японской авиации явился полной неожиданностью для британских летчиков. Когда война приблизилась к городу, дважды в день — утром и после обеда — прилетали японские бомбардировщики. Когда они бомбили аэродром, то старались не повредить взлетно-посадочные полосы — берегли для себя; уничтожали стоявшие на земле самолеты. Охотились за летчиками.
Цюй Лин исправно приходил на службу, хотя в начавшейся кутерьме некому было им заниматься. В городе царил хаос. Бомбардировки разрушили водопровод и канализационную сеть. Всем делали противотифозные прививки. Беженцы, надменные англичане, воспитанные в духе колониальной морали, сами пытались убирать улицы.
С неба вперемешку с бомбами сыпались листовки на разных языках. Солдатам предназначался пропуск для сдачи в плен, на одной стороне которого была изображена обнаженная женщина с красивой грудью, на другой напечатан короткий текст на английском языке:
«Спасайте свою жизнь, с вами будут хорошо обращаться. Действуйте следующим образом:
1. Идите к нашим позициям, размахивая белым флагом.
2. Повесьте автомат на левое плечо дулом вниз.
3. Покажите этот пропуск часовому.
Любое число солдат может сдаться по этому пропуску.
Штаб японской армии».
Этот пропуск, наряду с обычными порнографическими открытками, пользовался успехом среди солдат; его можно было обменять на несколько сигарет.
Несколько листовок были рассчитаны специально на солдат-австралийцев. Одна из них изображала американского солдата в постели с австралийской девушкой, в то время как австралийский солдат потел на поле боя в джунглях. На другой — американец, держа в объятиях австралийскую девушку, посылал австралийского солдата на фронт. При этом янки шептал: «Тихо, девочка, успокойся. Он попадет в следующий список убитых».
Принципом японской пропаганды стало: «разделяй и побеждай». Листовки на китайском, малайском и тамильском языках убеждали сингапурцев: «Япония воюет только против белых дьяволов. Присоединяйтесь к нам, убивайте британских колонизаторов».
Когда самолетов у англичан практически не осталось и летать стало не на чем, оставшиеся в живых летчики собирались в комнате у радистов. Слушали передачи из Америки, искали Лондон. Иногда в наушники врывался нежный голос «Токийской розы», ведущей программы японского радио «Час ноль» для американских военнослужащих. Собственно говоря, программу из Токио вели несколько женщин-дикторов, пользовавшихся коллективным псевдонимом. Одной из них была гражданка США Ива Тогури д’Акино, и именно к ней прилипло это прозвище — «Токийская роза».
Никто из летчиков не знал тогда, что после войны Ива Тогури д’Акино решит вернуться из Японии в Соединенные Штаты, ее арестуют и после громкого судебного процесса, признав виновной в предательстве, упрячут за решетку. Она просидит в тюрьме шесть с половиной лет; позже президент Джеральд Форд простит ей ее прегрешения.
А пока британские летчики в осажденном и обреченном Сингапуре слышали преувеличенно нежный голосок «Токийской розы»:
«Привет, мальчики! Говорит радио Токио. Передаем программу для американских солдат, матросов и морских пехотинцев, забытых здесь, в Тихом океане. Вот мелодия, которая вам понравится. Гарри Джеймс исполняет “Мы увидимся с тобой”».
После исполнения песни, одной из новинок, пластинки с записями попадали в Японию через нейтральную Аргентину — «Токийская роза» начинала свою «невинную» болтовню:
«Но девушка там, дома, не ждет вашего возвращения. Она сидит в баре с каким-нибудь толстосумом, который зарабатывает на войне и купается в деньгах. Может быть, они и поужинают вместе. Да, неплохо бы прямо сейчас съесть бифштекс с кровью — в кафе, где есть кондиционер. Но ничего этого вы не увидите еще долго — пока находитесь здесь. Ну а теперь еще одна песня…»
Обычно кто-то из летчиков не выдерживал и просил радиста поискать Лондон. Забиваемый помехами, временами исчезающий голос их родины не
