Когда ледяные пальцы Макса начали сжимать мою шею, прогремел выстрел. Это было так неожиданно, что Макс ослабил хватку, почти отпустил меня. Мы оба повернули голову на звук выстрела.
Перед нами стояла Карпик. В руках она держала пистолет Макса. Дуло еще дымилось. Должно быть, она выстрелила в воздух.
– Карпик! – выдохнула я. И мой голос слился с голосом Макса, который тоже назвал ее по имени. В этом голосе было столько нежности и столько тоски, что я внутренне содрогнулась.
Она переводила взгляд с меня на Макса и снова – с Макса на меня. Лежа на холодном полу, мы молчали. Мы даже отстранились друг от друга, чтобы не мешать ей сделать выбор. А она выбирала, это было видно.
Макс, который всегда прав; Макс, который сделал ей такую шикарную татуировку; Макс, который всегда защищал ее; герой любимых романов, воплощение силы, в которой всегда можно укрыться…
И Ева – добрая Ева, которая все понимает; Ева, которая должна была возвращаться с ее отцом одним самолетом; Ева, которой прокололи палец булавкой в знак вечной дружбы; Ева, которую так хорошо обнимать за шею и которая может так запросто сказать: “Карпик, ты ведешь себя как beast”…
Она все еще не могла решиться. По ее лицу текли слезы. Минуты стекали на холодный пол, а она не могла решиться.
– Ну! – первой не выдержала я.
И она решилась. Она посмотрела на меня: еще никогда ее глаза не были такими огромными. Я зажмурилась, я даже и представить себе не могла, что моя смерть будет тринадцатилетней девочкой. “Девочка-смерть”, неплохое название для романа ужасов, который я никогда не напишу…
– Прости, – сказала Карпик.
Не открывая глаз, я кивнула, и в эту минуту прозвучал выстрел…
* * *
…Господи, я жива.
Я жива, господи…
Я открыла глаза. Окаменевшая от горя Карпик стояла совсем рядом, с опущенным пистолетом. Она больше не плакала. Я медленно повернула голову и увидела лежащего ничком Макса. Он был мертв. Пуля попала ему прямо в сердце, черная майка быстро пропиталась кровью, сейчас она потечет на холодный пол, чтобы застыть там навсегда.
Я приподнялась и на коленях поползла к Карпику. Обняла ее за неподвижные плечи и зарыдала. Крепко прижимая ее к себе, я повторяла только: “Прости меня, девочка, прости, прости, пожалуйста, но он… Макс убийца, он убил четверых, он убил бы еще… Прости меня, прости меня”. Что-то мешало, давило мне грудь, какой-то предмет, и только потом я поняла, что это боцманский ключ, который висел у нее на шее… Боцманский ключ, но ведь она же потеряла его, она же сама сказала мне об этом… К черту боцманский ключ…
– Прости меня, Карпик.
– Это ты прости меня. – Она с трудом разжала губы.
– Как ты оказалась здесь?
– Я… Я видела, как ты вышла из его каюты.
– Из каюты?
– Из каюты этого Антона…
– Да, я понимаю…
– Я пошла за тобой…
– Ты спасла мне жизнь, девочка.
– Ева… – Ее голос, постаревший и глухой, ударил меня в самое сердце. – Его нужно унести отсюда, Ева… Макса нельзя оставлять. Его нужно перенести в каюту, иначе он замерзнет… Он замерзнет, я не хочу, чтобы он замерз. Не хочу.
– Я понимаю, – мягко сказала я. – Отдай мне пистолет.
– Возьми. – Она легко рассталась с ним, удивляясь, как эта игрушка могла попасть ей в руки.
– Пойдем отсюда… Нам нужно уходить отсюда побыстрее…
– А Макс? Мы не можем его оставить…
– Я обещаю тебе. Мы не оставим. Но сейчас нужно уйти.
– Хорошо.
Она покорно позволила взять себя за руку, и вместе мы вышли из трюма…
* * *
…В иллюминатор било солнце.
Я сидела на руках у Антона, завернутая в одеяло. События прошедшей ночи казались нереальными, они опустошили меня, они выжгли все изнутри.
– Я больше никуда не отпущу тебя. Никуда и никогда… Боже мой, как легко, оказывается, было тебя потерять… Нет, я никуда не отпущу тебя.
– Карпик спасла мне жизнь.
– Да, я знаю. – Он прижал меня к себе и принялся осыпать мое лицо поцелуями.
Впервые за несколько дней страшное напряжение спало. Несмотря на все те трагедии, которые разыгрались на “Эскалибуре”, я чувствовала громадное облегчение. С нами может быть все, что угодно. Но убийств больше не будет.
Корабль тоже молчал. Он устал преподносить сюрпризы. Он снова был зверобойным судном, предназначенным для охоты на тюленей. Только и всего. “Лоханкой”, как сказала бы Клио. Она лежала сейчас внизу, в ледяной темноте трюма, там, где лежали убийцы – Макс и Лаккай… Чудовищная вещь: убийцы и убитые находились рядом. Мы бродили с Антоном по палубе, изредка натыкаясь на оставшихся в живых пассажиров. Никто не хотел ни с кем разговаривать. Никто не смотрел друг другу в глаза. Мы забрались на шлюпочную палубу, откуда виден был весь горизонт и жирные тюленьи хребты, охота на которых закончилась так трагично. Я качнула тяжелую шлюпку – ту самую шлюпку, в которой мы сидели с Карпиком. Ту самую шлюпку, в которой я нашла папку старпома Митько. Мне вдруг нестерпимо захотелось остаться одной. Даже Антон был сейчас далек от меня, даже он сейчас мешал мне.
– Уйди, пожалуйста, – попросила я его.
– Что?
– Уйди, не обижайся… Я люблю тебя… Но мне надо побыть одной.
– Хорошо. Я понимаю. – Он сразу сник, стал похож на обиженного мальчишку, и я поцеловала его в холодный, порозовевший от легкого мороза нос.
– Я не буду уходить далеко, – сказал он.
– Теперь уже нестрашно, – утешила я его. – Теперь все кончилось Правда, все кончилось.
– Хорошо. Только будь осторожна.
– Ну, не смеши меня. Мне больше ничего не угрожает… И никому ничего не угрожает. Разве что какая-нибудь розовая чайка спикирует…
– Я прослежу, чтобы они не пикировали.
– Люблю тебя. – Я не удержалась и снова поцеловала его. – А теперь уходи.
Антон спустился вниз и исчез где-то в тени правого борта. Я закрыла глаза и глубоко вздохнула – все действительно кончилось. И теперь все только начинается. А с ним ты будешь счастлива, Ева… Вот только кого хотел убить Макс на самом деле? И зачем? Наверное, я никогда этого не узнаю… Я открыла глаза и далеко внизу, на кормовой палубе, увидела Карпика. Девочка медленно шла вдоль кормовых надстроек и все время оглядывалась. Я вдруг вспомнила ключ, который оцарапал мне грудь этой ночью в трюме. Почему она сказала, что потеряла его? Почему она мне солгала?
Скатившись вниз по крутым трапам, я через минуту уже была на палубе. Спрягавшись за кабинку портальной лебедки, я наблюдала за Карпиком. Карпик остановилась возле двери в трюм, в котором мы нашли Клио. Еще раз внимательно осмотрев все вокруг, она юркнула туда. Подождав несколько секунд, я последовала за ней.
…Мы – она, а потом я – миновали то место, где убили Клио. Но Карпик пошла дальше. Похоже, она отлично ориентировалась в хитросплетениях коридоров. Стараясь не потерять ее из виду (заблудиться здесь было проще простого) и не приближаться на опасное расстояние, я шла следом, недоумевая, что же могло привести Карпика сюда. Детский тайник со стеклышками и бусинками? Свалка запретных Максовых “Плейбоев”? Или склеп для книжки “Овод”, которую она так ненавидела?.. Наконец Карпик остановилась, повернулась лицом к стене и нажала на какую-то панель. Тихонько скрипя, поднялась дверь, Карпик исчезла за ней, и с тем же скрипом дверь опустилась. Обмирая от любопытства, я стала на то же место, на котором стояла Карпик еще несколько секунд назад. Еще несколько секунд ушло, чтобы найти ту самую панель. Я нащупала ее рукой, приложила ухо к стене и услышала далекий скрежет ключа: там, за стеной. Карпик открывала какую-то дверь. Подождав, пока скрежет стихнет, я нажала рукой на небольшую выпуклость в обшитой деревом стене.
Сезам открылся и для меня.
Я оказалась в небольшом предбаннике перед железной дверью. Дверь была приоткрыта, Карпик даже не потрудилась закрыть ее изнутри. Тонкая полоска искушала меня, но я все еще не решалась войти – слишком свежи были раны впечатлений предыдущей ночи.
Ты разве не знаешь, что любопытство сгубило кошку, Ева?..
И все-таки я не смогла бороться с собой. Я толкнула дверь и вошла.
То, что я увидела, поразило меня в самое сердце.
…Это была огромная, около ста квадратных метров, звукоизолированная комната. С каютой ее роднило только наличие задраенных иллюминаторов. Противоположную от иллюминаторов стену занимали мониторы. Они работали и сейчас. На экранах я узнала кают-компанию, бильярдную, рубку, машинное отделение, трюм морозильного цеха, сам цех, каждую из пассажирских кают и еще множество помещений, в которых я никогда не была. Перед мониторами стоял стол с выключенным компьютером и сваленными на него бумагами. За приоткрытой дверью в соседнее помещение просматривалась маленькая кухня. В углу комнаты, рядом с видеодвойкой, стоял дорогой диван черной кожи. А вокруг стола – несколько глубоких кресел и пара стульев.
