– Никому!!!
Последний ответ был даже не криком, а визгом. На женском языке он означал: «Я говорю, нет! Хотя на самом деле да. Но я никогда не сознаюсь».
А Паша и не стал больше спрашивать. Он открыл сумку, вытащил нечто, вроде пульта от телевизора. Приладил круглую антенну, надел наушники и начал подниматься наверх, туда, где кабинет… Маргарита пошла за ним, как мышка за дудочкой.
Он сразу засек, что жучки в кабинете есть. Но быстрый успех – не победа!.. Паша ходил, изображая сложный поиск.
На пятой минуте он из-под стола вытащил брусочек величиной с половинку карандаша… Еще через три минуты под лампой нашел белую медальку на липучке.
– Это ваши жучки, Маргарита? Вы их установили?
– Нет, не я.
– Тогда кто?
– Не знаю.
– Жаль, Рита. Не хотите вы сотрудничать со следствием. Но десять лет за шпионаж вам обеспечено… Вы же знаете, что ваш муж возглавляет секретный институт. На этой фирме куют щит родины… Или вы не наш человек?
– Я – наша! Я – патриотка! Я еще в Одессе говорила только на русском языке… Догадываюсь, кто мог это сделать, но очень боюсь, что муж разозлится.
– Напрасно, Рита! Я ничего не скажу генералу про ваших любовников.
– Любовников? Да он был всего один… Я вам так доверяю, Павел. У вас такие глаза, что вам невозможно врать. Вот скажите, это измена, если всего один за три года? Которые каждый месяц налево прыгают – те шалавы. А, как я – это случайность.
– Согласен, Рита… Так кто он?
– Он в здешней охране работал… Вначале мы с Егором просто гуляли по берегу и трепались обо всем. Я ему и рассказала о Бублике, и о приборе, который он сочиняет… А в сентябре Егор бывал у нас дома. Ну, тогда, когда мужа не было… Только обещайте, Паша, что это между нами.
– Обещаю… А как фамилия твоего Ромео?
– Он говорил, но я забыла… На «Л» начинается и на «О» заканчивается.
– Ламброзо, что ли?
– Ха! Крутая шутка… Нет, Егор с Украины. И фамилия его Лысако или Ломако.
– Нормально, Рита. Найдем мы твоего Левако… Поздно уже. Надо ехать. Я бы и здесь переночевал, но неудобно без хозяина.
– Ничего страшного, Паша! Мы же не в одной кровати спать будем?.. Или как?
Дом номер девять на улице Героев Перекопа готовился к празднику. Все, как в американском Белом доме – флаги, шарики, шампанское… До выборов оставалась одна ночь!
Штаб Афонина выходил на центральную площадь. Здание старинное в три этажа с башенкой наверху. Архитектура веселенькая – смесь готики с модерном.
Все сотрудники штаба знали, что в ближайшие сутки на третий этаж лучше не соваться. Это – генеральская зона, это голова движения и ее мыслительный центр.
Там наверху было шесть комнат и всего три человека – мудрый Афонин, лохматый Бублик и суетливый Лубяко.
К полуночи стало меньше нервозности, но появилась усталость и тупое безразличие… Троица разместилась в углу огромного зала, подальше от балкона и окон. А перед этим Егор обеспечил секретность совещания – он пластырем заклеил замочную скважину и возле двери разместил два включенных магнитофона. Теперь не подсмотреть и не подслушать!
Бублик сидел с воспаленными глазами. Последнюю неделю он работал, как Папа Карло. Ни сна, ни отдыха измученной душе…
Во время беседы Лубяко мочал. Он не чувствовал себя шестеркой, но всему свое время… Чего спешить, как голый в баню?.. Всю эту операцию с выборами Егор придумал сам, а значит и доходы Афонину придется платить поровну – на три части.
С Маргаритой Лубяко познакомился от скуки. К сентябрю коттеджи опустели… Однажды он обходил участки, а тут она стоит. И глаза такие ждущие, такие просящие… В постели Егор называл ее королевой Марго.
А Рита любила трепаться. Невозможно беседовать без собеседника. Это идиотизм, когда ты говоришь в одиночку. Это сдвиг по фазе… А когда есть партнер, можно болтать без умолку. Вот оно – женское счастье!
Уже при второй встрече Марго сообщила бой-френду о гениальном Бублике, который изобрел прибор, который управляет людьми, которые говорят по сотовому…
Только через сутки Лубяко сообразил, что мелькнул его шанс в этой жизни. Но на первом этапе нужен денежный человек… Из кандидатов в мэры подходил только Афонин. Твердохлебов был слишком трусливым, а Инюшев – слишком принципиальным.
Владимир Викторович имел свой недостаток – он был сумрачен и недоверчив. Он загорелся только после эксперимента с хромым Валерой. Вот тогда посыпались деньги и началась гонка за лидером…
Во время беседы Лубяко молчал… Афонин вел последний допрос изобретателя.
– Мощности большие нужны? Дом здесь старый. Как бы пробки не перегорели?
– Нет, передатчик берет не больше, чем электроплитка. Важно, чтоб антенна повыше была – для охвата всех слоев населения.
– Красиво говоришь, Борис Трофимович… «Всех слоев населения». Получается, что теоретически я могу все сто процентов взять?
– Да, но это если теоретически… Я ввел изменения, которые позволяют воздействовать на любой сотовый телефон. Но у некоторых вовсе нет мобильников.
– Ты прав, Бублик – народ живет бедно.
– И еще – максимум за час до акта голосования должен быть разговор по сотовому.
– С кем?
– С кем угодно! Важно, чтоб был выход в эфир и чтоб внушение не рассосалось… По всем опросам за вас сейчас четверть избирателей. Я сделаю вам сорок процентов.
– Мало… Но для победы вполне достаточно… Ты что, Лубяко, молчишь? Готовь антенну! Ты у нас самый молодой? Вот сейчас полезешь на башенку, и крепи провод на самую макушку. Чем выше, тем лучше!
Егор никогда не думал, что боится высоты. Да и какая здесь высота?.. Он стоял на крыше, на самом краю трехэтажного здания. Здесь над фасадом построена башенка с куполом и шпилем. Если смотреть на нее отдельно – это детский домик на площадке, где песочница… Но если глянуть вниз – сразу мороз по коже и мурашки по спине.
Он зажал провод в рубах и пополз наверх, всей грудью обнимая шершавый купол… Добравшись до шпиля Лубяко испытал победный восторг. Он стоял на вершине с антенной, как Егоров с Кантарией! Весь мир на ладони, ты счастлив и нем…
Их разбудили старые добрые марши. Про то, как утро встречает прохладой, про кочегаров, плотников и всякое такое… Афонин неторопливо встал с дивана и поморщился – молодежь надо звать на выборы новыми ритмами. Он попытался вспомнить подходящую мелодию, но в голову лез не самый современный шлягер про «три кусочика колбаски»…
Внизу уже ждали кандидата стилист, гример и парадный костюм. А через час Афонин должен предстать перед телекамерами на центральном участке. Надо проголосовать и при этом сказать что-то яркое про народное благо, про гадких олигархов и про утрату моральных основ.
Перед уходом из штаба Афонин обернулся к Бублику и произнес:
– Начинай работать, Борис Трофимович. Электорат уже к урнам потянулся… Сегодня наша судьба решается – и моя, и твоя!
Это было сказано красиво и вдохновенно.
Бублик приободрился… Понятно, что он любил жизнь, любил деньги, любил общаться с девушкой по имени Василиса. Но это были побочные радости. Удовольствия второго сорта! Больше всего его волновал научный успех. Ему нравилась всемирная слава. Ему хотелось изобрести такое, чтоб круче, чем на Нобелевскую премию… И вот час настал!
Борис сел за стол, надел наушники с микрофоном, подсоединил куда-то антенну и открыл кейс с экраном и клавиатурой. Он начал давить на кнопки с такой же яростью, как Курчатов при испытании первой бомбы… А что? При полном успехе он вполне может войти в пятерку самых великих. Очень даже неплохая компания: Ньютон, Эйнштейн, Королев, Курчатов, Бублик…
Лубяко был рядом, но думал о бытовухе… Война войной, а завтрак готовить надо!
Он заваривал кофе, резал колбасу и думал о приятном… Вот станет Афонин мэром, а управлять делами будет он, Егор Лубяко… Через год с помощью Бублика они прихватят пару крупных банков и переедут в Москву в качестве министров или спикеров… А потом он заберется так высоко, что выше некуда…
А Борис Трофимович не мечтал, а работал. Он сидел над клавиатурой и голосом гипнотизера шептал в микрофон: «Мне нравится Афонин. Только он мой кандидат. Лишь он даст мне все, что я хочу… Надо голосовать за Афонина. Он сделает меня богатым. Он даст мне кучу денег. Целый мешок долларов. Или два мешка»…
В городе было пятнадцать избирательных участков – не много, но и не мало. К полудню потянулись пенсионеры и домохозяйки.
Лубяко направился к соседней школе… Плакаты с ликами кандидатов были сорваны еще вчера. Уже сутки народ жил без агитации.
Люди шли не толпой, а редкими группами… Выходили с участка с другой стороны, и Егор пошел туда. Ему очень хотелось зафиксировать хоть один случай голосования под знаком Бублика.
Народ выходил молча, как после исповеди. Если и говорили, то о конфетах и пряниках. О чем угодно, но не о деле… Лубяко ждал час, а упорным всегда везет.
