– На мосту опять пробка обалденная, скорость движения сорок метров в час.
– Не позавидуешь тем, кто застрял там в такую жару, – сочувственно покачала головой Ирина.
Крылов не сказал ничего, поскольку озабоченно осматривал горизонт.
– Дай-ка мне бинокль, Игорек, – попросил он приятеля немного погодя.
– А ты дай мне порулить, пока будешь в бинокль смотреть, – тут же нашелся Игорь.
Сергей с Ириной в общих чертах успели объяснить ему основные принципы управления парусным судном.
Свой первый урок Крылов начал с того, что положил руку на толстый металлический цилиндр, к которому крепился нижний край самого большого паруса, и сказал:
– Эта штука называется гик. Знаешь почему?
– Нет.
– Потому что при повороте она может перелетать с одного борта на другой и при этом имеет обыкновение бить по головам всех зазевавшихся. А после такого удара вполне можно гикнуться. Теперь понял?
Игорь кивнул, с почтением поглядев на внешне столь безобидную штуковину.
Теперь ему не терпелось самому попробовать управлять яхтой.
– Рулить-то нечем, видишь, ветер совсем скис, – недовольно буркнул Сергей, поднося бинокль к глазам.
Действительно, яхта попала в полный штиль, паруса безвольно обвисли, а жара от этого стала совсем невыносимой.
– Тогда давайте искупаемся, пока хода нет, – предложила Ирина.
– Давайте, – охотно откликнулся Игорь.
Они оба вопросительно посмотрели на капитана, который был явно чем-то озабочен.
– Купайтесь, – разрешил Крылов, – только недолго. Что-то эти облачка на зюйд-осте мне не нравятся. Прыгайте с кормы, я спущу вам шторм-трап. Только далеко не отплывайте и вообще вылезайте побыстрей.
– Да куда торопиться, если ветра все равно нет? – спросил Игорь, помогая капитану спустить с кормы веревочную лестницу – штормтрап.
В это время Ирина красиво нырнула с кормы, и плеск воды не позволил Игорю расслышать, как Сергей пробормотал себе под нос:
– Как бы этого ветра скоро не стало слишком много.
После этих слов он полез в таинственные недра своего судна, а Игорь последовал за Ириной.
Когда минут через десять, вволю наплескавшись, они забрались обратно на корму яхты, то увидели, что капитан занят разматыванием и осмотром какого-то большого куска материи.
– Что это? – поинтересовался Игорь, вытряхивая из уха попавшую туда воду.
– Штормовой стаксель, – коротко ответил капитан.
– Думаешь, будет шторм? – удивленно и почти радостно спросил Игорь. Им уже овладела страсть к приключениям.
– Длительного шторма быть не должно, но к шквалу надо приготовиться.
С этими словами капитан направился на нос судна, спустил передний парус – стаксель – и поднял вместо него штормовой, раз в пять меньший по площади. Затем с помощью вращающегося гика уменьшил площадь основного паруса – грота. После этого он вернулся на корму, взялся за румпель, принял важный вид и заявил:
– Ирина, как опытного яхтенного рулевого, в преддверии тяжких испытаний для судна и его команды, назначаю тебя своим старшим помощником. А тебе, Игорь, никакой другой должности, кроме матроса, не осталось, ты уж не обессудь.
Сергей и не подозревал, насколько его шутливый приказ близок к истине.
Второй приказ капитана был лаконичен:
" – Приказываю старшему помощнику перед надвигающимся штормом выдать команде, включая капитана, по чарке водки!
* * *
– Да ладно, ребята! Кончайте меня разыгрывать! Какой там «Беломор»? Это надо же придумать! А я, дурак, уши развесил, – прозрел наконец подполковник-интендант под громкий хохот экипажа. В его голосе не слышалось обиды, а только огромное облегчение и радость.
Подполковник панически боялся летать на самолетах, хотя и скрывал это от окружающих.
Обычно вполне здравомыслящий и отнюдь не легковерный, он потому так легко и попался на простенький розыгрыш экипажа, что с самого утра буквально трясся от страха перед предстоящим полетом. По этой причине он не вполне адекватно воспринимал окружающую действительность.
Он легко смог бы уклониться от сопровождения этого груза, но от той суммы, которая была ему обещана за содействие в пустячном деле, он отказаться не мог – страсть к наживе всегда преобладала в его душе над всеми другими страстями.
Экипаж расположился в кабине самолета, где благодаря включенному кондиционеру установилась вполне терпимая атмосфера.
– Николай, – обратился второй пилот к штурману, начиная выполнение согласованного утром плана, – не знаешь, почем в Грузии подержанные машины? Я слышал, что намного дешевле, чем в России.
– Точно не знаю, но, по-моему, ненамного, а если учесть всякие пошлины, то, может быть, и дороже выйдет.
– А ты что, машину собрался покупать? – притворно удивился командир.
– Да, есть такое желание, – словно бы нехотя признался второй пилот, – назад все равно порожняком полетим, могли бы прихватить.
– А возможности есть? – не отступал командир.
– Да я и деньги с собой везу, крупными купюрами.
– Ты смотри, а молчал.
– А чем хвастать-то? Подумаешь, машина.
Может, еще ничего и не выйдет – слышишь, чего Николай говорит.
– Много он понимает. Между прочим, я тоже собирался тачку купить, и деньги тоже прихватил.
– У тебя же новенькая «девятка», – удивился штурман, – зачем тебе еще одна?
– На продажу, естественно. Жить-то надо.
Скромно сидевший в сторонке на приставном стульчике подполковник-интендант с интересом слушал эту негромко ведущуюся и его непосредственно, казалось бы, не касающуюся беседу. Сам он, однако, привык считать, что все разговоры о деньгах касаются его самым непосредственным образом.
– Ну что, начальник, – обратился командир к пассажиру, – когда твой помощник заявится? Ждем его, понимаешь, как маршала авиации.
– Должен быть через час-полтора. Он документы оформляет, без них лететь невозможно.
– Житья нет от этих бюрократов.
Командир повернулся к штурману:
– Может, пока от нечего делать пульку сгоняем?
Штурман скорчил кислую физиономию, зевнул и, лениво потягиваясь, нехотя сказал:
– По такой мелочи, как сегодня ночью играли, и начинать неохота. Да и карт у нас нет.
– Ставку мы увеличим раза в три. Пуля будет короткая и энергичная, а карты у начальника есть.
Командир опять повернулся к подполковнику:
– Ты будешь играть, начальник?
Интендант ожидал, что после такого крупного, как ему казалось, проигрыша летчики захотят отыграться, и уже заранее приготовился категорически отказаться. Играть честно он вообще не видел смысла, а использовать второй раз подряд те же крапленые и подтасованные колоды ему представлялось неосмотрительным. Но, видя, что летчики восприняли проигрыш вполне хладнокровно и что денег у них куры не клюют, а ставка за вист подскочила в три раза, отказаться он был не в силах. Жадность опять победила осторожность.
– Отчего же не сыграть, раз время есть, – после секундного колебания отозвался он с деланным равнодушием. – А карты я сейчас принесу, они в сумке сверху лежат.
– Ну, тогда давай, – вмешался второй пилот, – а то в сон тянет.
Пока все шло по разработанному им плану.
По дороге в свой кабинет Житков обдумывал слова прокурора. Сначала они показались ему удачной шуткой, а теперь все больше и больше вызывали смутное беспокойство. А он привык доверять своей интуиции.
Заглянув в комнату, где вместе с четырьмя другими сотрудниками их управления сидел его заместитель, подполковник Панченко, он позвал его к себе.
Сев за стол, Житков минуту собирался с мыслями и наконец спросил:
– Геннадий Павлович, что ты можешь сказать о некоем Бесике Кварая по кличке Бес?
Панченко, безуспешно гадавший по дороге о причине вызова к начальнику, удивленно поднял брови. Меньше всего он ожидал услышать такой вопрос.
– А чего о нем говорить? Сидит себе спокойно в СИЗО, числится за областной прокуратурой. Почему у нас о нем должна голова болеть?
Своих дел невпроворот.
Панченко, высокий, плотный, с рыжеватой, начавшей уже основательно редеть шевелюрой, был старше Житкова лет на шесть. В Желтогорек он перебрался совсем недавно из Тамбова по приглашению Житкова. Они познакомились лет восемь назад при расследовании одного запутанного дела, тогда же Житков проникся большим уважением к Панченко за его фантастическую работоспособность и бульдожью хватку, помноженную на незаурядное чутье сыщика. Только ему доверял Житков руководство управлением в свое отсутствие и всегда советовался с ним по всем важным вопросам.
– Кто у нас сегодня старший в дежурной опергруппе? – спросил Житков, игнорируя недоумение своего заместителя.
