Виктор Иванович почти не уходил домой. Спал он по три-четыре часа в сутки, и генерал сделал ему замечание за внешний вид — осунулся, похудел, ходил с красными, воспаленными глазами. Но Русанов отшутился, сказал, что отоспится, когда будет пойман этот мерзавец.
Иван Александрович не стал требовать от Русанова, вероятно, невозможного. Дюбелев стал теперь для Виктора Ивановича личным врагом, за стремлением найти этого опасного преступника стояло больше, чем служебное рвение, и генерал не стал вмешиваться. Он и сам не находил себе места — уже больше двух недель гуляли на свободе вооруженные, на все способные люди, какое тут может быть спокойствие?! Город возбужден, местная пресса сообщила о преступлении, на управление госбезопасности и милицию обрушился шквал телефонных звонков: что же вы ничего не предпринимаете, товарищи чекисты? за что вы только деньги получаете? чего выжидаете?… Звонки были обидные, даже оскорбительные, но отвечать на них приходилось вежливо, с обещаниями найти преступников и обезвредить.
Схемы Русанова заполнялись между тем новыми именами. В кружок «убийцы» он вписал фамилии: Дюбелев, Щеглов, долго размышлял над тем, не имеет ли кто-нибудь из них отношения и к этому, новому, убийству — прапорщика Рябченко. Допросил Игоря Щеглова, тот буквально со слезами на глазах клялся, что понятия ни о каком прапорщике не имеет, он бы «и за поезд не взялся, если бы знал, какую свинью подложил ему Генка в портфель». Признания Щегла были похожи на правду; Дюбель мог и сам что-нибудь выкинуть, не сказав этому пареньку, не втянув его в новое преступление. Но как в таком случае пересеклись пути Анатолия Рябченко и Генки Дюбелева? Знала ли Долматова Генку? На допросе она это отрицала, но можно ли ей верить? Валентина также упорно отрицает какое-либо свое отношение к убийству мужа, уверяет следствие, что жили они хорошо, дружно, причин для ссор, а тем более для такого дела, у них не было…
Что ж, ее право — защищаться, а обязанность чекистов — распутать этот клубок, познать истину.
Круг знакомств Дюбелева пришлось изучать очень тщательно, по старым уголовным делам. Генка, судя по всему, был в городе, кто-то его прятал. Чекисты отрабатывали один адрес за другим, анализировали связи Дюбеля, строили предположения — где именно мог он прятаться. Таких адресов набралось четыре. И теперь нужно было очень осторожно, чтобы не спугнуть, но вместе с тем быстро и решительно, чтобы не упустить, проверить эти адреса.
Дюбеля нигде не было. Неужели он удрал из города?
На исходе третьих суток поисков, в четыре утра, в квартире Русановых зазвонил телефон. Виктор Иванович, который лег нынче в первом часу ночи, с трудом разомкнул глаза, взял трубку.
— Слушаю.
Звонил Коняхин, бодрствующий в управлении.
— Виктор Иванович, засекли Дюбелева. Надо ехать.
— Где?
Коняхин назвал адрес.
— Вы же там были!
— Да, были. Оказывается, Дюбель ходил вслед за нами, по кругу. Мы из квартиры — он туда.
— Понял. Хорошо, еду. Машину послали?
Вскочила разбуженная звонком Зоя; запахивая халат, тревожно суетилась возле мужа, спрашивала взволнованно: «Что случилось, Витя? Что?»
— Кажется, мерзавец тот, что организовал взрыв в твоем вагоне, залетел в клетку, Зоя. Ребята сейчас позвонили, надо ехать.
На какие-то доли секунды Зоя потеряла дар речи, немо и испуганно смотрела на мужа.
— Витя, ты лично… должен там быть, да?
— Должен, Зоя! Как не должен?! Эта сволочь кладет, или, точнее, подговаривает несмышленыша положить к невинным людям взрывное устройство, гибнут женщины, чудом спасается моя жена, а ты еще спрашиваешь?! Да я этого негодяя возьму своими руками, чего бы мне это ни стоило!
— Ты же говорил, что он вооружен, Витя!
— Мы тоже вооружены, Зоя. И пока что получше, чем преступники.
Встал и Сергей, вышел в трусах в коридор, где отец торопливо надевал пальто, сказал:
— Возьми меня с собой, па. Где-нибудь в оцеплении постою.
Виктор Иванович скупо улыбнулся:
— Успеешь, сын. И в оцеплении постоять, и жену с детьми защитить… Вы ложитесь. Я позвоню, как освобожусь.
…Голубой рафик с группой захвата мчался по ночному городу. В машине сидела группа вооруженных, в бронежилетах, сотрудников управления — в основном офицеры отдела контрразведки: Коняхин, Кубасов, Гладышев, Попов и другие. Операция, к которой они долго готовились, вступила в свою завершающую стадию. Все было предварительно продумано и обсуждено до мелочей на оперативных совещаниях, даже проведены своеобразные репетиции. Каждый из членов группы захвата знал, что и как ему делать, где находиться, с кем контактировать, как вести себя в случае изменения ситуации.
Поэтому Виктор Иванович не стал что-либо напоминать своим офицерам, ни к чему, спросил лишь Коняхина — на каком этаже квартира, в которой прячется Дюбель.
— На двенадцатом, — коротко доложил тот.
Шестнадцатиэтажный громадный дом каменной глыбой спал на самом берегу городского водохранилища. Тускло светились лишь подъезды, а между светлыми вертикальными полосами, как лентами, черным глянцем отливали многочисленные окна и застекленные лоджии.
Рафик мягко подкатил к одному из подъездов; чекисты бесшумно и быстро вышли из машины. У троих — короткие, удобные автоматы, у остальных — пистолеты. План захвата вооруженного преступника предусматривал и его уничтожение, если Дюбелев окажет вооруженное сопротивление.
Двое из группы захвата остаются внизу, у дверей подъезда, по одному человеку Виктор Иванович ставит у дверей соседних подъездов, на всякий непредвиденный случай — мало ли как пойдет операция? Один из оперативников, с автоматом, уходит по ту сторону дома, выходящую окнами и лоджиями к водохранилищу. Четверо — Русанов, Коняхин, Гладышев и Кубасов — поднимаются на лифте на двенадцатый этаж. Им предстоит войти в квартиру, им предстоит главное.
Медленно ползет вверх лифт, взволнованно бьются молодые сердца чекистов. И лица у парней посерели. А может, виноват слабый свет в кабинке лифта? В самом деле, плафон заляпан чем-то желтым, красили, наверное, мазнули кистью… А может, просто лампочка слабая; впрочем, зачем она тут яркая?
И ехать с полминуты, и думать, наверно, надо о другом, а пришли вот в голову эти мысли. Виктор Иванович невольно улыбнулся — на себя бы поглядеть со стороны. Парни его внешне спокойны, это он сам волнуется. И нечего волноваться, это мешает. Вспомни, Виктор Иванович, к кому и зачем ты едешь!
Лифт щелкнул, остановился. Чекисты вышли из кабинки, оказавшись сразу же против нужной им сто семнадцатой квартиры. Хозяйка ее — продавец универмага, сынок ее сидел в колонии с Дюбелем, они и проходили по одному делу. Сегодня ночью, около двух, Генка кошкой шмыгнул с кем-то в этот подъезд и больше из него не показывался. Он здесь, за этой стандартной коричневой дверью, в сто семнадцатой квартире.
Левой рукой — в правой взведенный пистолет — Виктор Иванович нажал тугую кнопку звонка. За дверью — мертвая, глухая тишина. Как будто там никогда и никого не было.
Снова звонок. И снова в ответ тишь… Но что это? Что за отчетливый металлический щелчок? Так щелкает взводимое оружие. У них, у чекистов, стоящих на лестничной площадке, — два автомата и два пистолета. А у тех, за дверью? Те автоматы, что похищены со склада войсковой части? И пистолеты?
Русанов вопросительно смотрит на Коняхина, тот, кажется, понимает взгляд, пожимает плечами. С направленным на дверь автоматом стоит Гладышев, приготовился к прыжку рослый Кубасов. У Виктора Ивановича секунды на размышление, не больше. За дверью, возможно, уже что-то предпринимается.
— Дверь! — негромко командует Русанов.
Кубасов с Гладышевым с разбегу бьют плечом в дверь. Фанерная, довольно легкая, она с треском отлетает в сторону, чекисты врываются в квартиру. В прихожей спокойно горит свет, а посредине желтого линолеумного пола, с чайником в руках, застыл изумленный мужичок, в трусах и майке. Крышка в его руках звякает о чайник — вот тебе и «оружие»!
— Вы чего, ребята? — спрашивает мужичок, а зубы у него стучат пулеметом.
— Руки! К стене! — командует ему Гладышев, и мужичок послушно ставит чайник на пол, поворачивается к стене.
«Дюбель! Где Дюбель?! Неужели прокол?!» — напряженно думает Русанов, заглядывая в комнаты.
Из спальни выскакивает встрепанная, всклокоченная женщина, рот ее перекошен в страхе и гневе, она судорожно одергивает на себе халат, кричит визгливо:
— Что это такое? Что вам нужно?
— Где Дюбелев? Дюбелев! Ну! — напористо спрашивает Виктор Иванович, и женщина пятится от его взгляда, а может, от вида пистолета, шепчет побелевшими губами: «Нет здесь никого… Не знаю».
«В квартире три комнаты! — отмечает Русанов, и сердце его колотится у самого горла. — Ошибка, просчет! Три комнаты, сведения о квартире неточны… А в третьей, настежь открытой — балконная дверь… Ушел!»
