мотив, и то, что у Борьки точно съехала крыша, и то, откуда здесь взялись москвичи. Можно было завязывать с игрой в вопросы и ответы. Но я не знал, готово ли все за стенами дома, Наиканчин просил тянуть время столько, сколько смогу. Поэтому надо было продолжать.
– Понял. Скажите мне, сколько вам обещал он, и я добавлю цену.
– Хочешь знать, ради чего мы приехали сюда? Пожалуйста. Борис Афанасьевич предлагает нам сто лимонов. Российских, конечно. Но мы после такого щедрого предложения покопались в делах этого забытого богом угла и решили, что вместо этого мы лучше войдем в дело. За половину прибыли.
Я широко раскрыл глаза. Ни хрена себе! Сто лямов! Мы крутим такими деньгами? Дядька никогда не рассказывал мне, какими финансами владеет семья. Это было единственное, чего он никогда не касался. Конечно, я примерно знал, сколько мы зарабатываем. Я ведь видел, сколько мы добываем нефрита. Невеликая математика – помножить на цену черного рынка и вычесть затраты. Но дядька всегда говорил, что свободных денег нет. Все крутятся в деле. Значит, это не так, значит, есть и кубышка, откуда Борька хотел отдать за свое возвышение. Мне стало обидно – эта сволочь имела доступ к деньгам семьи, а я нет. Я был уверен, что и Валерка тоже не был в курсе этой кухни. Вот так, дядька, видевший людей насквозь, проглядел сынка-Иуду. Вот что значит слепая родительская любовь. Слишком они – и дядя Афанасий, и тетя Тамара – любили своего младшего. Тетя Тамара вон до сих пор пляшет под его дудочку, ведь никому в семье ни словом не обмолвилась, что творится в их доме. Интересно, а она знает, что дядьку убили по приказу любимого сыночка?
Однако надо было продолжать забалтывать хозяев, все разборки будут потом. Я спросил:
– И что, он согласился на ваши условия? Отдаст вам половину нашего бизнеса?
Однако ответ я так и не услышал. В комнату вбежал еще один мой московский знакомый – тот самый охранник, которому Валерка проткнул руку. Он взволнованно сообщил:
– Там опять полиция! Что делать? Впускать?
– Конечно, впускай, дурак, – скомандовал Борька. – Вы идите, прячьтесь, как всегда. Я пойду сам открою. Не переживайте, мы с матерью сейчас замажем им глаза.
Выходя, он показал на меня.
– Этого не забудьте прихватить.
Спец опять схватил меня за плечо и кивнул на дверь.
– Пошли.
Нервы у меня были на пределе, но я сдержался и спокойно шагнул вперед. Появление полицейских – это была часть плана Наиканчина. Полиция нужна была только для того, чтобы наши люди могли попасть в дом. Я не сомневался, что приехали наши полицейские – Леха и Степан. Я сам разговаривал с Алексеем перед тем, как идти сюда.
То, что я увидел, на время заставило меня забыть обо всем, дядька удивил меня еще раз. Все четверо – я и трое москвичей – прошли через весь дом в котельную, пристроенную к зданию уже на моей памяти. Там меня поставили перед стеной, полностью обитой листами оцинкованной жести. Я подумал, что мы будем сидеть здесь, пока Борька решает дела с гостями, но все оказалось куда интересней. Едва я остановился, как один из листов прямо передо мной вдруг дернулся и начал уходить в сторону. Я не ожидал такого киношного трюка и даже вздрогнул. Все москвичи были за моей спиной, и я не видел, кто и что сделал, чтобы секретный механизм заработал.
За открывшейся дверью открылась деревянная лестница, ведущая вниз, в подвал. Еще один шок я испытал, оказавшись внизу, – подвал был огромный. Скорее не подвал, а еще один подземный этаж. Вдоль коридора, в который мы спустились, с обеих сторон поблескивали теми же листами оцинкованного железа шесть дверей. Пол, потолок и стены были бетонными, под потолком висели две обычных лампочки, заливавшие убежище тревожным желтым светом. «Ничего себе! – подумал я. – Тут можно жить. Или спрятать кого-нибудь».
Все москвичи вели себя уверенно, чувствовалось, что они уже не первый раз здесь. Николай открыл первую дверь справа и первым зашел в помещение. Следом спец подтолкнул меня. За дверью оказалась обычная комната. Вдоль противоположных стен стояли две кровати, заправленные обычными суконными покрывалами. Посредине, под лампочкой стоял стол, вокруг него – четыре стула. У дальней стены стоял массивный шкаф, похоже, изготовленный еще в советские времена. Кто же все-таки жил тут у дядьки или кого он держал здесь? Оказывается, я еще многого не знаю о делах своей Семьи.
– Садись, – предложил Николай, отодвинув один стул. – Эти менты вовремя появились, сейчас мы с тобой поболтаем один на один. Пока твоего сумасшедшего братика нет.
Черт! Это была неожиданная возможность, может, удастся обойтись без применения силы. Я быстро сел, подождал, когда сели остальные, и спросил:
– Что вы хотите получить от Борьки, чего нельзя получить от меня? Я не сумасшедший и договоры всегда выполняю. Кроме того, настоящая сила за мной.
– Это мы уже знаем, – усмехнулся Николай. – Поэтому я и рад, что у нас есть время поговорить. Но надо быстро. Он с полицией не сюсюкается, обычно быстро выпроваживает.
Я отвлекся. Мне показалось, что за стеной что-то скрипнуло. Я прислушался – но больше ничего не услышал. Я снова повернулся к Николаю, надо ковать железо, пока горячо. Но заговорить не успел – в этот раз был уже не скрип: кто-то изо всей силы начал колотить в двери соседней комнаты и что-то закричал. А еще через секунду я вскочил и бросился в коридор – я узнал голос. Я словно налетел на стену; москвич-спецназовец перехватил меня у самой двери. Он действительно был опытный боец, несмотря на мою молодость, силу, вес и опыт, заработанный в частых драках, он скрутил меня за минуту. Ему даже не понадобилась помощь квадратного охранника, который только зря суетился рядом. Единственным моим достижением был подбитый глаз спеца. Я все-таки успел один раз от души приложиться к его лицу. Я лежал на животе прямо на бетонном полу и матерился, а москвич сидел на мне и держал завернутую за спину правую руку.
– Не майся ерундой! – предупредил он. – Сломаю руку.
– Николай, он прав, – подтвердил безухий москвич. – Не дергайся, никуда твоя девушка не денется. Никто, даже Борис, ничего плохого ей не делал. Борис, по-моему, вообще влюблен в нее. Она нас не видела, так что, думаю, при любом раскладе ее выпустят. Давай лучше продолжим беседу.
Я затих. Но не от того, что внял его увещеваниям, нет, меня просто оглушила новость
