Полковник Роберт Штайнер, уполномоченный СС, принял Вайса у себя на командном пункте.
Пожилой, с плоским лицом и угловатым черепом, так называемой гинденбургской формы, спереди — прямой пробор, затылок и виски почти наголо выстрижены; сжатые губы, пронзительные глаза с вздрагивающими веками; короткие широкие пальцы с синеватыми ногтями. Рыцарский железный крест на ленте под воротником кителя.
Документ Вайса, тщательно проверив, он бросил перед собой на стол.
— Что? — сказал Штайнер так, будто Вайс перед этим обращался к нему с какими-то словами.
Вайс, кладя ногу на ногу, в свою очередь тоже осведомился:
— Что "что"?
— ... вас интересует? — промычал Штайнер.
— Я хотел бы быть уверенным в том, что меня здесь ничего не должно интересовать.
— Почему?
— В том случае, если все у вас в порядке.
— Вы имеете в виду нечто определенное?
— Да, — сказал Вайс, прищелкнув пальцами, — вот это именно?
— Техника?
— Ну что вы! — улыбнулся Вайс. — Здесь я не компетентен.
Если вы меня заверите, что все в отличном состоянии, мне этого достаточно, чтобы доложить.
— Кому?
— Очевидно, кому-нибудь из тех, кто подписал мой документ.
— Непосредственно? Вы такой доверенный человек?
— Нет, что вы! — сказал Вайс. — Передам рапорт, как полагается по службе.
— Странно!
— Что именно?
— Мне не доверяют! — вспылил Штайнер. — Я лично беседовал с Гиммлером и Кальтенбруннером, прежде чем отбыть сюда. А ведь я сказал им, — Штайнер выпятил грудь: — "Это для меня высокая честь". — Он опустил глаза. Вайс увидел кнопку, вмонтированную в стол, которая была прикрыта металлической скобой, запертой на висячий никелированный замок. —"Высокая честь, — повторил Штайнер. — Одно мановение руки — и я исполню свой долг перед империей. Мы так хлопнем дверью, уходя, что большевики содрогнутся от ужаса. — Добавил: — Но ваше присутствие свидетельствует о том, что мне не доверяют. Я буду протестовать. — Он положил руку на телефонную трубку.
— Кстати, полковник, — сказал Вайс, — когда будете говорить с Берлином, сообщите, пожалуйста, что из восьми лагерей я уже объехал пять. И там все в порядке.
Штайнер, не снимая руки с телефонной трубки, спросил:
— Значит, вы не специально ко мне?
— Ну что вы! — улыбнулся Вайс. — У меня приказ доложить о восьми лагерях. Ваш — шестой. Осталось посетить еще два. — Пожаловался: — Дико устал. Вы думаете, это легко — все время на ногах? Некоторые лагеря уже эвакуируют, и ликвидация происходит во время маршей, трупы оставляют на дороге. — Спросил: — Вы пробовали ездить на машине по трупам?
— Нет еще, — сказал Штайнер. — Но, если дороги ими забиты, придется... — Посмотрел несколько приветливее на Вайса. — Я могу вас уверить, что такого беспорядка я после себя не оставлю.
— Ну и отлично. — Вайс сделал движение, будто собирается встать. — Значит, я так и доложу.
— Вы только за этим приезжали?
Вайс взглянул на часы, пожал плечами.
— А, собственно, что еще? По-моему, все. — Напомнил: — Ведь у меня еще два лагеря!
— Так нельзя, — укоризненно сказал Штайнер. — Ну хоть пообедайте со мной. Я распоряжусь.
Полковник вышел.
Вайс мгновенно перерезал провода, идущие к кнопке, закрытой скобой с замком.
Когда полковник вернулся, Вайс сказал ему:
— Позвольте, я предупрежу сопровождающих меня офицеров о том, что задерживаюсь.
— Ну зачем вам самому? Пошлю адъютанта, он передаст.
Вайс понизил голос:
— В порядке исключительного к вам доверия. Мне кажется, среди сопровождающих меня людей находится особый человек от партии. Ну, как бы приставлен от партийной канцелярии. Я боюсь, как бы он не счел обидным для себя, что ваш адъютант передает какие-то поручения от моего имени. Я должен сам сказать ему это. Простите, но, если я поступлю иначе, мне будут грозить неприятности.
— Так пригласите и его.
— Сделайте мне одолжение, — пригласите его сами. — Добавил многозначительно: — Я полагаю, этот человек может быть и вам полезен.
— Ну что ж. — Штайнер надел фуражку.
Вайс сместе со Штайнером подошел к машине, стоящей у стены склада. Его люди не выходили из нее.
Вайс сказал, открывая дверцу:
— Уполномоченный СС, имею честь представить.
Штайнер, снисходительно улыбаясь, приблизился к открытой дверце. Вайс ударил его по шее ребром ладони, Штайнер упал лицом вниз, две пары рук подхватили его и мгновенно втащили в машину.
Вайс вынул сигареты, закурил, ждал. Из машины ему подали связку ключей. Вайс взял их, сунул в карман и вернулся в кабинет Штайнера.
Заперев дверь, он открыл несгораемый шкаф одним из ключей. Нашел папку с грифом, который был ему знаком, вынул из нее бумаги, спрятал их у себя под мундиром и вышел. Сел в машину, передал Мехову лист из папки, на котором были обозначены посты минеров, сказал:
— Соображайте.
Пташек и Кох прочно упирались ногами в связанного Штайнера, лежащего на полу с заткнутой в рот скомканной фуражкой.
— Поехали, — сказал Вайс сидевшему за рулем Шмидту.
Мехов, ознакомившись за время пути с планом минирования, сказал майору Колосову:
— Мы можем перерезать провода, идущие от пунктов минеров к штольням. Когда подрывные машинки не сработают, на линию пошлют поисковую группу. Их задержим засадой. Ну, сколько там — полчаса, пожалуй, не больше. Гарнизон охраны, должно быть, не маленький — дольше не устоять.
— Так, — сказал майор. — А потом?
— Потом группа прикрытия примет бой. В районе выхода из штольни будет наша последняя линия обороны, пока успеем вывести людей.
— Двенадцать тысяч, — напомнил майор. — Надо с карандашиком подсчитать, сколько придется держаться.
— Трудная арифметика, — сказал Мехов. — Люди обессиленные, на это тоже нужно взять поправку. — Ткнул пальцем в точку выхода из штольни: — Видите — блиндажи для охраны, а она еще не снята. Впереди целая канитель: надо выбивать. Бесшумно не получитс, — значит, к месту происшествия бросят весь гарнизон.
— Это точно, — согласился майор, — придется вам побыть на поверхности.
— Это почему?
— Минировать подступы.
— Возражаю, — сказал Мехов. — Я тут самый квалифицированный, а штольни кто будет разминировать?
— Правильно, — согласился майор. — Ну, тогда проинструктируйте тех, кто останется на поверхности.
— Это можно.
И, хотя всего удобнее было начать операцию ночью, майор приказал немедленно выходить на исходные позиции.
Допрос Штайнера ничего не дал. Гауптштурмфюрер, казалось, помешался от отчаяния и ненависти. Вначале он был как бы в истерическом припадке, а потом впал в состояние прострации, глаза закатились под лоб, рот полуоткрыт, как у кретина, от него дурно пахло. Он не мог даже сидеть, сползал со стула, когда его не держали.
— Если симулирует, то очень здорово, — сказал, приглядевшись к нему, майор. — Врача бы! А так, не для специалиста, — рехнулся, и все. Вот это называется казус.
Вход в шахту начинался с туннеля, пробитого в склоне горы, — к нему вела узкоколейка для вагонеток.
Когад весь отряд парашютистов бесшумно собрался у подступов к штольне, группа боевиков в мундирах эсэсовцев под командованием Вайса строевым шагом направилась к туннелю.
Из-под свода туннеля вышел эсэсовец в звании ротенфюрера и приказал остановиться. Из амбразур двух бронеколпаков торчали стволы спаренных пулеметов.
Вайс продолжал шагать впереди группы, будто не слыша угрожающего предупреждения.
Видя нацеленные стволы пулеметов, он ощущал себя как бы гигантской мишенью для них.
Остановил группу он метрах в пятнадцати от бронеколпаков. Заорал изо всех сил:
— Ротенфюрер, ко мне!
И, когда тот сделал несколько неуверенных шагов, приказал ему, кивая на строй:
— Принять команду!
Ротенфюрер неуверенно сказал:
— Но, гауптштурмфюрер, это не мои люди.
— Принять команду! — повторил Вайс. Пройдя мимо растерявшегося ротенфюрера под свод туннеля, пожаловался: — Жара, пыль... Воды! — И стал сбивать пыль с мундира снятыми лайковыми перчатками. Приказал: — Выстроить ваших людей! — Добавил, дружески улыбаясь: — Я оглашу сейчас приказ фюрера о награждениях в честь дня его рождения. — Пояснил: — Теперь этот торжественный акт приказано совершать на ходу, чтобы не отрывать людей от несения службы.
Ротенфюрер поднес к губам свисток, его подразделение выстроилось.
Вайс отдал команду своим людям занять освобожденные посты. А сам, поднявшись на бронеколпак, обратился с речью к выстроенному перед ним подразделению. И, когда цепь парашютистов приблизилась, Вайс, внезапно прервав речь, произнес спокойно и деловито:
— Теперь сдавайтесь!
Спрыгнув с бронеколпака, он залег за ним.
Но это были не просто солдаты, а отборные эсэсовцы. Они попытались вступить в бой, и только четверо добровольно сложили оружие.
