Шараборин одевался молча. Если бы не темнота в комнате, Оросутцев мог бы прочесть на лице его отчаяние и негодование. Шараборин кипел от ярости, от сознания того, что через считанные минуты он вновь окажется в тайге, которая сидит у него уже в печенках, на холоде, на снегу, без продуктов, без курева, без охотничьих припасов. И возмущение его было так велико, что он не выдержал.
— Так не пойду, — сказал он вдруг с неожиданным для него упрямством. — Не пойду. Харчи давай. Ты хозяин, а хозяин даже собаку кормит.
Оросутцев скрипнул зубами. Он не терпел, когда ему перечили.
— Не ворчи, — оборвал он гостя. — Ишь ты, разворчался, — и передразнил: — Хозяин… собаку… Возьми на полке калач и ступай. Ступай, пока идет снег, и след твой заметет. Ох, достукаешься ты опять до лагерей, чертова кукла. — И он подал Шараборину черствый калач. Тот сунул его под доху, но не двинулся с места.
— Говори, куда пойдем вдвоем? — потребовал он настойчиво. — Зачем ожидать тебя?
— После узнаешь, ступай.
Шараборин потоптался на месте, посопел и опять глухо потребовал:
— Говори сейчас.
«Вот же сволочь скуластая, ну что с ним делать?» — в сердцах подумал Оросутцев, но решил изменить тактику, смягчить тон.
— Пойми же, что долго объяснять. Каждая минута дорога. После расскажу. Приду и расскажу. Далеко пойдем. Я же о тебе пекусь, о тебе забочусь. Товарищ ты мне или кто? Пойдем вместе, верь мне, и ты не прогадаешь.
Не верил Шараборин, что в сердце Оросутцева могли вдруг прорасти зерна товарищества, доброты и заботы о нем. Но он промолчал и предупредил:
— Смотри, майора за собой приведешь по следу.
Оросутцев едва сдержал охватившее его негодование, шумно вздохнул, но сказал как можно спокойнее:
— Ступай, ступай, ради бога. У меня свои мозги есть и у тебя занимать не собираюсь. Ступай…
— Ладно, ладно… — уже миролюбиво проговорил Шараборин и толкнул дверь ногой.
Оросутцев долго стоял, прислушиваясь, и, когда его ухо ясно уловило скрип удаляющихся лыж, включил свет.
* * *
До глубокой ночи прождал майор Шелестов, сидя в рудничной конторе, коменданта Белолюбского и, не дождавшись, пошел на свою квартиру.
— Видно, не так все просто, как я предполагал и как рассчитывал комендант, — сказал он самому себе, шагая по уснувшему поселку. — Но почему он не зашел и не предупредил меня, что дело затягивается? Чудак человек! Зайти к Винокурову, что ли? Спит, наверное. Ну, ладно. Утро вечера мудренее.
Снегопад прекратился. Вызвездило. Тайга безмолвствовала, и крепчал мороз. Снег под ногами похрустывал особенно звучно. До слуха Шелестова долетел звук, похожий на ружейный выстрел, и майор догадался, что это треснуло дерево в тайге, не выдержавшее лютой стужи.
Из-за ровной гряды леса на небо выползала поздняя луна. Ее рассеянный свет разливался по поселку.
Разлапистая ель, растущая у общежития для приезжих, припушенная свежим снегом, при свете луны напомнила Шелестову японскую живопись, которую он видел на открытках, тарелках, гобеленах.
В доме все спали. Кто тихо, совсем неслышно, точно младенец, а кто с переливчатым бульканьем, похожим на мурлыканье кота.
Шелестов не находил в себе больше сил сопротивляться сну, к которому его, после бессонной ночи, неодолимо тянуло с полудня.
Он чувствовал, как тяжелела и точно чем-то наливалась голова, как набухали и слипались воспаленные веки.
— Спать… Немедленно спать… — приказал он сам себе. — Иначе завтра я не буду ни на что способен.
Бросив усталый взгляд на стол, заставленный едой, и не соблазнившись ею, он вяло разделся, повалился на койку и сразу утратил ощущение действительности.
И когда его растормошили, заставили открыть глаза и оторвать голову от теплой подушки, Шелестову показалось, что он только что прилег и проспал всего лишь несколько минут. Но через замерзшее окно был виден солнечный свет, его друзья сидели за столом, а около его изголовья стоял, переминаясь с ноги на ногу и пощипывая бородку, в своей неизменной волчьей дохе, Винокуров.
Майор приподнялся.
— Который час? — спросил он.
— Без четверти десять, — ответила Эверстова.
— Отвернитесь, Надюша. Я быстро, одним мигом, — попросил он, сбрасывая с себя одеяло.
Когда Шелестов взглянул в голубые глаза Винокурова, он подметил в них какую-то тревогу:
— Какие новости?
Винокуров только этого и ждал.
— Плохие новости. Пропал куда-то комендант, товарищ Белолюбский. С утра не найдем. Я буквально с ног сбился и людей загонял до седьмого пота. Нигде нет. Ни дома, ни в поселке, ни на руднике. Ума не приложу, куда мог деваться человек? С ним никогда подобного не приключалось. Всегда он был на виду, под руками. А тут… Вот напасти навалились на нас, — выпалил он скороговоркой, не переводя дыхания, и, вынув носовой платок, обтер влажное лицо.
— Интересно… Странно… — заметил Шелестов, обертывая ноги шерстяными портянками, а про себя подумал: «Этого еще не хватало. Не наткнулся ли он, чего доброго, на пулю, подобно Кочневу».
Сообщение Винокурова встревожило всех. Его окружили Ноговицын, Пересветов, Эверстова и забросали вопросами. Не отправился ли комендант на охоту? Есть ли у него семья? Где он был вечером? Кто с ним живет по соседству? Продолжаются ли розыски?
Винокуров едва успевал отвечать.
— Когда вы его видели в последний раз? — спросил Шелестов, приведя себя в полный порядок.
— Вчера, вчера, когда посылал к вам.
Шелестов перевел глаза с расстроенного Винокурова на пустую, тщательно заправленную койку, отведенную для старика-охотника.
— А где наш гость, товарищ Быканыров?
Ответила Эверстова:
— Он проснулся еще затемно и, видно, нашел себе какое-нибудь дело. Оделся и куда-то отправился.
Майор ничего не сказал. Надев доху, он вышел, а за ним последовал и Винокуров.
Под лучами солнца снег был до того ярок, что слепил до боли глаза, и Шелестов сощурил их.
— Что будем делать? — беря под руку майора, спросил Винокуров.
— Что-нибудь предпримем. Подумаем и предпримем, — сказал майор, хотя в данную минуту сам еще не представлял, что надо предпринять. Сообщение об исчезновении Белолюбского осложнило и без того уже сложную ситуацию. «Убит Кочнев… На рудник пробрался кто-то неизвестный… Исчез комендант… перебирал Шелестов очевидные факты. — Да, тут и черт ногу сломает».
— Неплохо бы произвести обыск во всех домах, — осторожно предложил Винокуров.
«Умнее ничего не придумаешь?» — хотел спросить Шелестов, но, не высказав своего мнения, спросил о другом:
— Белолюбский пил?
— Не замечал. Чего не замечал, того не замечал. Он всегда был на глазах, всегда был чем-нибудь занят, а свободное время проводил или за шахматами, или у меня, или в библиотеке.
— Семья у него есть?
— Нет. Никого. Он одинокий.
— Коммунист?
— Беспартийный, но добросовестно готовился к вступлению в партию. Он аккуратно посещал открытые партсобрания, участвовал в выпуске стенной газеты, сам выступал с разоблачительными статейками.
— Не насолил он тут кому-нибудь?
Винокуров растерянно развел руки.
— Затрудняюсь даже ответить. Помню, он как-то вывел на чистую воду завмага Сироткина. Тот менял продукты на пушнину, а пушнину сбывал в частные руки.
— Ну и что?
— А ничего. Сироткина привлекли к ответственности и осудили.
— Да… — протянул Шелестов и хотел еще о чем-то спросить Винокурова, но вдруг почувствовал на своем плече чью-то руку. Он оглянулся и увидел улыбающееся лицо Быканырова.
По заиндевевшим бровям, ресницам, шарфу старика Шелестов сразу определил, что тот давно находится на морозе.
— Где пропадал? — спросил майор.
Подтянувшись к уху майора, старик шепотком доложил:
— Разговор есть. Большой разговор. Новости добыл. Ищи лыжи и пойдем со мной.
Хорошо зная старого охотника, Шелестов не допускал мысли, что тот без особого основания оторвет его от разговора.
— Ищите коменданта, — сказал он Винокурову. — Не может же человек бесследно пропасть. Ерунда какая-то! Соберите коммунистов, комсомольцев и заставьте их обследовать весь поселок. Он мне самому очень нужен. Прямо чудеса в решете происходят на вашем руднике.
— Попробую, попробую… — согласился без возражений Винокуров и засеменил к рудничной конторе.
Шелестов взял под руку Быканырова.
— Слыхал, старина? Белолюбский куда-то как сквозь землю провалился. Что здесь происходит, никак не возьму в толк. А что у тебя за новости?
— Лыжи ищи, лыжи… Надо. Шибко надо. Все узнаешь. Пойдем на пруд.
— Куда?
— На пруд. Покажу что-то.
* * *
Вокруг проруби свежий снег был испятнан многочисленными человеческими следами, и в этом Шелестов не нашел ничего необычного. Он уже знал, что с пруда почти беспрерывно, в течение дня возят воду и лед.
