Он шагнул вперед, и в комнате сразу стало тесно, а когда за ним в нее ввалились его дружки, она и вовсе превратилась в душный корабельный отсек. Не повернуться!.. Кто оседлал стул, а кто взобрался на подоконник.
Троян и четверо его друзей прибыли вчера вечером. Откуда? Троян подмигнул: об этом история умалчивает. Их предупредили, чтобы не болтали лишнего. Кто? Разумеется, капитан–лейтенант…
— Брось заливать, Гришка, — сказал веснушчатый матрос в тельняшке с закатанными рукавами, — Тут все свои. А вы откуда, ребятки? — он повернулся к Косте Арабаджи.
— Из первого полка. Разведчики. А до этого…
— Подходящая анкета, — кивнул веснушчатый и подбоченился. — Ну, а мы — дети лейтенанта Гранта. Слышал о таком?
На Костю, однако, его похвальба не произвела впечатления.
— За кого ты меня принимаешь? — спросил он с обидой. — Думаешь, я про детей капитана Гранта не читал? Грамотный…
Его слова заглушил хохот. У Трояна проступили слезы. Веснушчатый упал на койку.
— Уморил!.. — Он с трудом сел, держась за живот. — Да мы из отряда Гранта Казарьяна.
— Лейтенанта Казарьяна, — уточнил Троян.
Так вот они какие!.. Нечаев с интересом посмотрел на Трояна. Он слышал об этих разведчиках. О них рассказывали чудеса. Говорили даже, будто у них в отряде есть девушки…
— Только одна, Аннушка, — ответил Троян. — Но мы бы ее и на десяток парней не променяли.
Троян рассказал, что вчера их подняли по тревоге. Думали: новое задание. А им говорят: собирайтесь. Только пятерым. И повезли. А отряд остался на Татарке. Ребята, должно, отдыхают. А может, снова в тыл к румынам ушли, тут разве узнаешь? Капитан–лейтенант отшучивается. А из второго, который в кепочке ходит, вообще слова не вытянешь.
— Я бы на твоем месте смотался в город, — сказал Нечаев Трояну. — В три часа обернуться вполне можно.
— В город? Легко сказать! А ты попробуй, — ответил Троян. — Ты что, часовых не видал? Не выпускают. Муха и то не пролетит.
— Как? — Костя Арабаджи вскочил. — Мы разве под арестом?
— Выходит, так.
— Я этому капитан–лейтенанту…
— Не поднимай волну! — Нечаев схватил ого за руку. — Сиди.
— Так ведь обедать пора, — Костя еле–еле ворочал языком. — Одним воздухом сыт не будешь.
— А как тут харчи? — спросил Сеня–Сенечкл. Он всегда был хозяйственным парнем.
— Ну, кормят, как на убой, — ответил Троян. — Сам увидишь.
Длинный стол, накрытый клеенкой в ромбиках, стоял посреди пустой комнаты. Двери и окна, выходившие на веранду, были открыты. Капитан–лейтенант не заставил себя ждать. Рядом с ним уселся штатский, снявший кепочку, и тут оказалось, что он лысый и его темя медно блестит. Капитан–лейтенант уважительно величал его Николаем Сергеевичем.
Дневальный открыл привезенные из города термоса — на даче не было камбуза — и разлил по тарелкам янтарный суп. В центре стола высилась горка ржаного хлеба.
Обедали чинно, степенно. Капитан–лейтенант притворялся, будто не замечает тревожных взглядов. Он благодушествовал, целиком отдаваясь трапезе, а потом, вытерев губы бумажной салфеткой, осведомился:
— Сыты?
— А компот? — спросил веснушчатый дружок Трояна.
— Это какой еще компот? — удивился человек в штатском.
— Морякам положено, — с вызовом сказал веснушчатый. — Мы на Татарке и то получали. Браточки подтвердить могут.
— Истинно, — прогудел протодьяконским басом Троян.
«Дети лейтенанта Гранта» были зачислены на довольствие во вторую кавдивизию. А кавалеристам, как известно, компот не полагается. Но «дети» своего добились. Однажды к ним приехал дивизионный комиссар. Свой, из моряков… Поблагодарил от имени командования и спросил, что бы они хотели получить в награду. А они возьми и ответь хором: «Компот на третье». Моряки они или нет? А если моряки, то подавайте им компот. Они уже обращались с этой просьбой, а их на смех подняли. Разве не обидно? Компот, дескать, будет у всех после войны… А дивизионный комиссар их сразу понял. И распорядился…
— Будет и у нас компот, — пообещал капитан–лейтенант. — Что еще?
— Тут некоторые интересуются… Для чего нас сюда привезли?
— Как для чего? — капитан–лейтенант постарался изобразить удивление. — Купаться будем, плавать… Надеюсь, плавать все умеют?..
— Какой моряк не умеет плавать? — обиделся Костя Арабаджи. — Я во всех заплывах участвовал.
— А другие?
Никто не отозвался. Нечаев катал по клеенке хлебные шарики. К чему играть? Капитан–лейтенант отлично знает каждого. Он их сам отбирал. А теперь темнит.
— Допустим, что и остальные тоже умеют плавать, — сказал Нечаев. — Вы это хотели от нас услышать?
— Вот именно, — подтвердил капитан–лейтенант. — Тогда, пожалуй, начнем…
Восемь пар глаз смотрели на него настороженно, цепко. Слышно было, как внизу, под обрывом, шуми г. море.
— Давайте знакомиться, — сказал он. — Капитан–лейтенант Мещеряк Василий Павлович…
Он произнес это так весело именно потому, что по натуре своей был ворчлив, неулыбчив и, зная эти свои слабости, как никто другой, боялся отпугнуть от себя этих ребят. Нет, он не старался заинтриговать их — это барышни пытаются «произвести впечатление». И заигрывать с ними он тоже не стремился, зная, что это уже самое последнее дело, когда командир подлаживается под своих подчиненных. Но ему, он чувствовал это, надо было одним махом разрубить тот узел молчания, недоверия и настороженности, который по–флотски туго затянули эти парни, сидевшие перед ним за столом.
Он понимал, что эти ребята должны смотреть на него, тридцатилетнего, как на старца, который собирается учить их уму–разуму, и сразу же дал им понять, что здесь не гимназия и не трудовая школа. А сам он разве учился в гимназии? Было такое дело, два года туда ходил. Но закончил он уже трудовую школу, а потом — военно–морское училище имени Фрунзе.
— В каком году? — спросил веснушчатый.
— Это не имеет значения, — Мещеряк стал серьезным, жестким. Уж не думает ли этот парнишка, что он собирается с ним шутки шутить?
— Стоп!.. — Гришка Троян осадил дружка.
Когда все притихли, Мещеряк продолжил рассказ. Потом он два года плавал на крейсере. Потом… Впрочем, что такое разведка, они знают не хуже его, сами не раз ходили в тыл врага, но есть еще и разведка другого рода, и контрразведка, без которой на войне тоже не обойтись. Так вот, все это по его части. А теперь еще и диверсии в глубоком тылу противника… Так случилось. Быть может, потому, что когда–то, в юности, он работал в угрозыске. А может, и потому, что на него пал выбор… Кто–то ведь должен заниматься и таким делом?
— Само собой, — кивнул Гришка Троян. — А теперь, стало быть, выбор пал на нас?
— Выходит, так, — кивнул Мещеряк.
— Что от нас требуется?
— Об этом речь еще впереди, — сказал Мещеряк и оглядел ребят. Понимают ли они, куда он клонит? Отдают ли они себе полный отчет в том, что он только что сказал?.. По их лицам, ставшим сурово–спокойными, он понял, что они прониклись уважением к его словам, и шумно, с облегчением вздохнул. Раз так, то он найдет с этими ребятами общий язык. Хорошо, что он в них не ошибся.
— А теперь пусть каждый расскажет о себе, — предложил он. — Отныне у нас не может быть секретов друг от друга. Ну, кто первый?
— Троян, давай… — веснушчатый подтолкнул Гришку.
За столом они просидели до ужина.
Проснувшись, Нечаев первым делом включил репродуктор. Эта черная бумажная тарелка висела у него над головой. Из нее ежедневно обрушивались на их головы черные вести. После упорных кровопролитных боев наши войска вынуждены были оставить древний Новгород. А еще через две недели немецкие танки ворвались в Днепропетровск. Город на Днепре… Да это же совсем близко!
Нечаев молча вслушивался в далекий голос диктора.
Обстановка на фронтах, растянувшихся от Баренцова Моря до Черного, осложнялась с каждым днем. На ближних подступах к Одессе тоже было тревожно. Румынским войскам, правда, так и ее удалось выполнить очередной истерический приказ Антонеску «овладеть городом любыми силами и средствами», но они предпринимали отчаянные попытки прорваться хотя бы в Восточном и Западном секторах Вражеская артиллерия методически обстреливала город и порт. Самолеты сбрасывали сотни зажигательных бомб на жилью кварталы, и едкий дым длинно стлался над домами, над причалами.
Сентябрь выдался жаркий. Дождей не было.
На узком фронте, стоя почти впритык друг к другу, действовали сейчас 13, 15, 11, 3, 6, 7, 8, 12 и 21–я пехотные румынские дивизии. Под натиском превосходящих сил части Восточного сектора снова вынуждены были отойти в районе Хаджибейского лимана на четыре–пять километров. В Южном секторе противник продолжал с боями продвигаться в направлении Дальника. По данным разведки он сосредоточил крупные силы артиллерии и подтянул к линии фронта новые дивизии.
