— Я Машкова помню, — кивнул президент, — очень толковый человек. Он ведь недавно стал генерал-лейтенантом?
— Так точно, — ответил Пахомов. — Кроме того, он лично знает этого эксперта, с которым встречался Хеккет. Мы проверяем сейчас всю поступившую информацию.
— Проверяйте, — равнодушно согласился президент. Он никогда не думал о таких опасностях. Это было заботой его службы охраны. Президент не был трусливым человеком. Хороший спортсмен, чемпион Санкт-Петербурга по самбо и дзюдо, подполковник разведки президент менее всего боялся за свою персону. Но как умный человек понимал, какой удар может быть нанесен по властной вертикали в случае убийства лидера государства. Поэтому пунктуально выполнял все предписания своей службы охраны.
Правда, в отличие от прежнего президента, он был молод и энергичен. Поэтому то плавал на подводной лодке, то оказывался в кабине истребителя или летал на военном вертолете, побывал на учениях военно-морского флота и даже проехался на КамАЗе, управляемом опытным гонщиком. Во всех экстремальных ситуациях он чувствовал себя вполне комфортно.
Президент отпустил руководителя Службы Безопасности и подумал, что еще несколько лет назад никто даже не мог предположить, что все так изменится. Тогда, в девяносто шестом году, он был первым заместителем мэра Санкт-Петербурга. Но на выборах они проиграли. Ни для кого не было большим секретом, что предыдущий президент не очень любил мэра Санкт-Петербурга. Президент был партийным выдвиженцем, а мэр — демократом новой волны, ни одного дня не проработавший на партийной или советской работе.
Предыдущий президент был уже в возрасте, измученный болезнями, его рейтинг равнялся всего лишь трем процентам перед началом выборов. Мэр северной столицы был сравнительно молодым человеком для политика и блестящим оратором в отличие от косноязычного главы государства. И умел нравиться женщинам. В общем, он был полным антиподом президента. И его рейтинг всегда был неизмеримо выше рейтинга любого политика. Но как часто бывает в жизни, все получилось с точностью до наоборот. В девяносто шестом президент сумел выиграть выборы, несмотря на то что во время второго тура лежал в больнице и был фактически недееспособным человеком. Мэр при всей его популярности — проиграл выборы и вынужден был уйти.
Пришлось уйти и почти всей его команде. Именно тогда нынешний президент впервые в жизни остался без работы. Он не представлял себе, что ему делать дальше. Пришедший к власти в результате выборов девяносто шестого года бывший вице-мэр города мог предложить ему какую-нибудь работу. Но он сам не хотел и не мог оставаться в мэрии после ухода человека, который был его педагогом и руководителем. Именно тогда он и произнес те известные слова, которые затем растиражировали средства массовой информации: «Лучше быть расстрелянным за верность, чем повешенным за предательство».
Предстояло определиться, как жить дальше. У него были неплохие связи с бизнесменами, банкирами, коммерсантами из зарубежных стран, и он полагал, что начнет заниматься бизнесом на частной основе. Для человека, всю жизнь проработавшего на государственной службе — это было нелегкое решение. К тому же было ясно, что оставаться в северной столице ему будет сложно. Именно поэтому он решил тогда приехать в Москву. Ему позвонил один из тех близких к предыдущему президенту людей, которые и определяли тогда политику государства. Позвонил и пригласил в столицу. Будущий президент, оставшийся в тот момент без работы, согласился приехать. Здесь он терпеливо ждал, пока о нем вспомнят. Но никто больше не позвонил. И он решил вернуться в Санкт-Петербург, понимая, что все ожидания ни к чему не приведут. В аэропорт его провожал питерский друг, ставший крупным московским чиновником — Леша Мудрин. Именно он уговорил его позвонить в последний раз прямо из аэропорта управляющему делами президента. После этого телефонного звонка все изменилось. Управляющий предложил будущему президенту место своего заместителя. Будущий президент согласился и остался в Москве. Через три года он был уже председателем правительства. А затем стал президентом самой большой страны в мире.
Тот свой телефонный звонок он запомнил навсегда. Когда это было? Всего лишь восемь лет назад. А кажется так давно. Или один день, проведенный в президентском кресле, нужно считать за три? А может, за все пять? Мера ответственности, свалившаяся на него, оказалась самой тяжкой ношей в его жизни. Когда бывший президент впервые предложил ему стать его преемником, он отказался. Причем отказался совершенно искренне, полагая, что «шапка Мономаха» не для него.
Но через несколько дней согласился. Будучи человеком дисциплинированным и ответственным, он представлял себе невероятный объем работы и сложность руководства такой огромной страной. Но, оказалось, не мог представить все. В стране тысячелетиями складывались традиции. От первого лица зависело многое, если не все. К этому трудно было привыкнуть и почти невозможно этому соответствовать. Но он с самого начала понял, что обязан держать планку. И старался изо всех сил, хотя не всегда и не все получалось.
Вечером перед сном президент еще раз вспомнил о той папке и о разговоре с руководителем Службы Безопасности. Интересно, кого они найдут, подумал он без страха. Ему было действительно интересно. С этой мыслью президент и заснул.
РОССИЯ. МОСКВА. 27 НОЯБРЯ, СУББОТА
Деньги привезли в небольшом чемоданчике — миллион евро, в различных купюрах. Чемоданчик лежал в спальне, и казалось, что Гельмут Гейтлер забыл об этих деньгах. Он еще несколько раз исчезал из поля зрения своих наблюдателей. Дзевоньский не снял наблюдения, пояснив, что эти люди нужны для охраны и помощи. Сальков по-прежнему ни о чем не догадывался, катая архитектора из Праги по городу. А Гейтлер все также неожиданно куда-то пропадал и отсутствовал по несколько часов, словно просто выпадал из этого пространства, а затем также неожиданно появлялся. Дзевоньский устал от его бесконечных поездок, но старался никак не комментировать действия своего подопечного. Так прошло еще несколько дней.
В этот вечер Гейтлер вернулся позже обычного, в половине двенадцатого вечера. Поднялся к себе в комнату и довольно долго переодевался. Дзевоньский в гостиной терпеливо ждал, когда наконец Гейтлер спустится вниз. Генерал вышел в половине первого ночи, словно хотел окончательно его добить. Дзевоньский сидел перед камином, потягивая легкое чилийское вино. Когда Гейтлер наконец спустился, он, не оборачиваясь, спросил:
— Ужинать будете? Наша кухарка уже уехала, но оставила вам еду. Кажется, все наши сотрудники уже прониклись уважением к такому трудоголику, как вы, — Дзевоньский намеренно говорил по-немецки, словно для того чтобы показать, как он недоволен поведением своего подопечного.
— У меня были дела, — устало пояснил Гейтлер. Он был в шерстяном джемпере и серых брюках. — Я понимаю, что со стороны это выглядит как издевательство. Но мне кажется, что мы договорились. В общем, я пытаюсь разобраться в нашей ситуации. Для этого мне нужно получить как можно больше информации. Самому понаблюдать за передвижениями нашего «субъекта».
— Вы с ума сошли? — спросил Дзевоньский, поворачиваясь к собеседнику. — Каким образом вы это делаете? Или вы собираетесь следить за его передвижениями? Вас мгновенно вычислят. Любой человек, оказавшийся больше одного раза на пути маршрута президентского кортежа, сразу привлечет к себе внимание.
— Могли бы мне этого не говорить. Я случайно дважды оказывался в такси, когда их кортеж въезжал к Кремль. Я в это время говорил по телефону.
— Какому телефону?
— Я купил несколько мобильных телефонов. Не беспокойтесь, никаких особых разговоров я не веду. И вообще, я представляю, что нужно делать и как. Что нам оставили на ужин?
— Кажется, она готовила курицу, картофель, какие-то салаты. И какие-то котлеты. Она неплохая кухарка, но у нее слишком специфическое понимание еды. Готовит в основном местные блюда.
— Я пойду на кухню, — решил Гейтлер.
Кухня была оборудована новой итальянской мебелью со встроенной техникой. Этот дачный поселок появился всего лишь несколько лет назад. И дом сдали всего лишь месяц назад, подписав договор аренды с фирмой, занимающейся ландшафтным дизайном. Предоплата была произведена за год вперед.
Гейтлер сидел за столом и сосредоточенно жевал холодные котлеты, когда на кухню вошел Дзевоньский.
— Хорошая еда, — одобрил Гейтлер. — Не понимаю, почему она вам не нравится. Я думал, у всех славян одинаковый вкус. Вам должно нравиться.
— Вы еще и расист? — беззлобно заметил Дзевоньский, усаживаясь напротив. — Не любите славян?
— Только в этом меня еще не обвиняли, — сообщил Гейтлер. — Я, между прочим, вступил в партию в девятнадцать лет. И не выходил из нее до самого последнего момента, пока мне не пришлось бежать из страны. А насчет расизма, это правда. Я вас не люблю, герр Дзевоньский, но не как представителя славянской нации, а как конкретного типа, который нанял меня на работу, угрожает семье моей дочери и следит за каждым моим шагом.
