— Вы еще и расист? — беззлобно заметил Дзевоньский, усаживаясь напротив. — Не любите славян?
— Только в этом меня еще не обвиняли, — сообщил Гейтлер. — Я, между прочим, вступил в партию в девятнадцать лет. И не выходил из нее до самого последнего момента, пока мне не пришлось бежать из страны. А насчет расизма, это правда. Я вас не люблю, герр Дзевоньский, но не как представителя славянской нации, а как конкретного типа, который нанял меня на работу, угрожает семье моей дочери и следит за каждым моим шагом.
— Обмен любезностями закончен, — отмахнулся Дзевоньский. — Я все равно заказываю себе еду из города. У меня к вам есть один конкретный вопрос. Зачем вам нужны были деньги, если вы их не трогаете? Чемоданчик с деньгами стоит в вашей спальной комнате.
— А вы что, каждое утро их пересчитываете? — огрызнулся Гейтлер. Затем подошел к холодильнику и открыл дверцу. — Кажется, у нас закончилось пиво, — объявил он и выразительно посмотрел на Дзевоньского.
— А сосиски с капустой не хотите? — разозлился Дзевоньский. — Я сейчас позвоню, и нам принесут ящик пива. У наших охранников холодильник гораздо больше этого. Там две морозильные камеры. — Он достал телефон и набрал номер. Попросил одного из охранников войти в дом и принести пива. Затем убрал телефон и сообщил: — Сейчас принесут. Но вы не ответили мне насчет денег. Или вы нарочно спросили о пиве, чтобы уйти от ответа?
— Ваша подозрительность делает вас похожим на параноика, — пробормотал Гейтлер. — Я не трогал деньги потому, что мне они пока не нужны. Я просил эти деньги не для себя. Они необходимы мне для конкретной операции. И давайте на этом закончим. Больше не спрашивайте меня об этих деньгах. Когда будет нужно, они исчезнут из дома.
— Предположим. Но вы здесь уже целую неделю. И пока я не слышал от вас конкретных предложений. Кроме массы газет и журналов, которые вы ежедневно привозите, никаких других изменений я пока не заметил. Или я ошибаюсь?
— Неделя слишком короткий срок, герр Дзевоньский. Если хотите, давайте перейдем на польский, чтобы я мог называть вас паном. У меня пока нет никаких идей. Все слишком неопределенно.
— Семь дней, — напомнил Дзевоньский, — сто шестьдесят восемь часов. И вы ничего не можете нам предложить?
— Не могу. И не делайте удивленного лица, Дзевоньский. Такие операции готовятся по несколько месяцев.
Раздался звонок. Это охранник принес пиво и стоял перед входной дверью. Охранникам было запрещено входить в дом. Дзевоньский поднялся, вышел из кухни. Через минуту он принес упакованную связку пива и поставил ее на стол. Гейтлер удовлетворенно кивнул, достал одну банку. Потом открыл ее, наполнил кружку.
— Спасибо за пиво, — спокойно произнес он и продолжил ужинать.
— Не за что. Я жду ваших пояснений.
Гейтлер не спеша разжевал последний кусок, выпил пива, отодвинул тарелку, кружку.
— На кухне можно разговаривать или нам лучше вернуться в зал с камином? — спросил он по-русски.
— Лучше у камина, — согласился Дзевоньский.
Гейтлер аккуратно сложил всю грязную посуду в посудомоечную машину, включил ее. Затем, забрав банку пива, пошел в гостиную. Дзевоньский усмехнулся, покачав головой. Немецкая педантичность его всегда восхищала.
Когда они уселись у камина, Гейтлер поставил банку на столик.
— Будем говорить по-немецки, — решил он, — хотя если нас прослушивают, они все равно найдут хорошего переводчика.
Дзевоньский не отреагировал на шутку.
— Мы уже договорились, что для нас самое важное — решить где и когда нужно нанести конкретный удар. Проникнуть сквозь защиту его Службы Безопасности и попытаться нанести удар в самое неудобное для них время. А для этого мы должны хотя бы представлять, где такой удар можно нанести.
— Об этом мы уже говорили, — поморщился Дзевоньский. — Не нужно объяснять мне такие азбучные истины. Я хочу знать, к какому выводу вы пришли?
— Существуют пять факторов, определяющих мою работу, — начал Гейтлер. — Первый — это определение момента, что, на мой взгляд, абсолютно нереально сделать. Насколько я сумел понять, согласно их дипломатическим стандартам, глава государства не встречает гостей в аэропорту и не провожает их. Все встречи происходят в Кремле, проникнуть куда совершенно невозможно. Если только не попытаться сбросить туда десант из нескольких террористов, что тоже невозможно. Самолет не сможет пролететь над территорией Кремля, он туда просто не долетит, а всех парашютистов перестреляют еще в воздухе.
Второй фактор — его охрана. Насколько я могу судить, там не просто профессионалы. Это специальная служба, прошедшая особую подготовку, имеющая своих аналитиков и отличное техническое обеспечение. Они вооружены спецтехникой и другими чудесами нового века, о которых мы с вами даже не знаем.
Дзевоньский слушал молча. Он не совсем понимал, когда его собеседник шутит, а когда говорит серьезно. Но внимательно слушал.
— Третий фактор, — невозмутимо продолжил Гейтлер, — это невозможность определить время выезда «субъекта». Я внимательно прочел все газеты за последние несколько месяцев. Специально проверял по Интернету. Иногда глава государства появлялся в театре или на каком-то мероприятии, но никто не знает заранее, где именно он может оказаться. Почти никто, за исключением его начальника службы охраны и, возможно, руководителя его администрации.
— Вы считаете, что мы должны завербовать одного из них, чтобы получить нужную нам информацию? — со злостью поинтересовался Дзевоньский. — Или вы по-прежнему шутите?
— Четвертый фактор — это невозможность проведения операции в другом месте. Для этого необходимо иметь точные маршруты передвижения нужного нам лица, заблаговременно выехать в город, куда он собирается отправиться, провести проверку на месте.
И наконец, пятый фактор — невозможность самого террористического акта. К его самолету, поезду, машинам подобраться нельзя, устроить засаду где-то по дороге — нереально, напасть в толпе — абсолютно немыслимо, а проникнуть на охраняемую территорию Кремля — вообще невероятная затея.
Гейтлер открыл банку пива и с удовольствием его выпил, затем положил пустую банку на пол, рядом с собой и, взглянув на Дзевоньского, насмешливо улыбнулся.
— Из всего вышесказанного становится ясно, что вся наша затея обречена на провал еще в стадии своего зарождения. Никаких шансов у нас нет. Ни одного. Сегодня он самый охраняемый человек в мире. Правда, может, есть еще один такой человек — президент Соединенных Штатов. Или два, если считать и премьера Великобритании. — Гейтлер опять улыбнулся и протянул руки к огню.
— Вы издеваетесь? — холодно спросил Дзевоньский. — Зачем вы все это мне рассказывали?
— Чтобы вы наконец начали понимать. Нельзя сидеть здесь и ждать результата. Это глупо. Вы все еще проверяете деньги в моем чемодане, считая меня мелким вором, а не генералом разведки, известным во всем мире. И по-прежнему думаете, что, если вы заплатите мне несколько миллионов долларов, евро или даже фунтов стерлингов, я смогу придумать и осуществить для вас какой-нибудь невероятный фантастический вариант нападения, который увенчается успехом? Это глупо.
Он поднял банку, потряс ее и, убедившись, что она пустая, снова положил на пол рядом с собой. Дзевоньский сжал зубы.
— Это у вас глупый юмор, — гневно заявил он по-русски. — Скажите, чего вы хотите?
— Ничего. Просто пытаюсь втолковать вам, что вам нужно перестать оскорблять меня вашим недоверием. Попытайтесь наконец понять, насколько сложная задача стоит передо мной.
Дзевоньский тяжело вздохнул. Затем согласно кивнул:
— Понимаю. Что еще?
— Ничего. Я вам скажу, что семь дней — это не так много. Хотя я пытаюсь продумать один возможный вариант. Мне пришлось вспомнить и проанализировать все «домашние» заготовки, которые когда-либо готовили наши аналитические службы.
— Уже лучше, — пробормотал Дзевоньский, снова переходя на немецкий.
— В семидесятые годы была совместно разработана операция против генералиссимуса Франко, — сообщил Гейтлер. — Я был тогда еще молодым офицером. Наша служба действовала совместно с управлением «Т» Первого Главного Управления КГБ СССР. Было решено задействовать все наши возможности, выйти на террористические организации басков и организовать покушение на «каудильо». Он был уже стариком, глубоким стариком, но очень цепко держался за власть. А в Португалии произошла революция и было просчитано, что смерть Франко приведет к революционным изменениям в самой Испании. Тогда был разработан очень оригинальный план, предусматривающий устранение Франко. Резидентом КГБ в Париже в то время был Иван Петрович Кисляк. Мы уже готовили группу для переброски ее через Францию, когда выяснилось, что «каудильо» тяжело болен. Операцию приостановили. Через полгода он умер.
