— И ты едешь прямо, на красный свет, и врезаешься в машину, неся смерть людям. Ты называешь это свободой, а я насилием! — Видя, что все прислушиваются к ним, Хаджумар задал вопрос: — Вы хотите уничтожить все?
— Да! — подтвердил энергично Педро. — Не оставим от старого безмозглого мира камня на камне. Мы заново построим все!
— И культура вам не нужна? — спросил Хаджумар.
— У нас будет своя культура, — отрезал Педро.
— Нам ничего не надо от старого мира, — подтвердил и Гарсиа.
— И песни Лорки? — показал на гитару в его руках Хаджумар.
— Мне его песни очень нравятся, — растерялся Гарсиа.
— Анархия создаст свои песни! А эти уничтожим, — заявил Педро.
— Опоздал! — с горечью сказал советник. — Фашисты уже расправились с Лоркой.
— Нет! — побледнел Гарсиа.
— Они расстреляли его.
Гарсиа, поняв, что советник сказал правду, прислонил гитару к стене.
Дурутти, разложив карту на кровати, позвал:
— Эй, коммунист, подойди сюда.
Хаджумар склонился над картой, спросил:
— Где фронт?
— Везде! — широко повел руками комбриг.
— Я спрашиваю, где проходит линия фронта?
— А черт его знает! — пожал плечами Дурутти и хитро глянул на него. — Ты военный спец — ты и решай где.
— Как же вы воюете? — невольно поразился Хаджумар.
— Эй, Гарсиа! — позвал комбриг. — Скажи ему, как мы воюем.
— Откуда в нас стреляют — туда и мы, — охотно поделился опытом молодой анархист.
— Вот-вот, бьем врага, где застанем.
Хаджумар посмотрел на Дурутти.
— Где нет дисциплины, Дурутти, там нет армии. Почему ты не прогонишь Педро?
— Он анархист и ненавидит фашистов, — насупился комбриг, лицо его стало озабоченном. — В штабе мне сказали, что моя бригада должна остановить мятежников, наступающих по дороге Валенсия — Мадрид. Я встречу их артиллерией.
— Ты поставил ее в центре? — всмотрелся в карту советник.
— На войне как в шахматах — всегда укрепляй центр.
— Рельеф местности позволяет им впритык подойти к правому флангу, — прикинув ситуацию, предупредил Хаджумар.
— Чепуха! — возразил Дурутти. — Они пройдут здесь: интуиция меня не обманывает.
— Вам нужен военный советник, который восхищался бы вашей интуицией? — выпрямился Хаджумар, поняв: если не сумеет отстоять свое мнение сейчас, потом поздно будет заставить его прислушиваться к себе.
— Дурутти — очень вспыльчивый человек, — предупредительно напомнила Лина. — Он истинный испанец.
— А я тоже южанин и тоже вспыльчивый человек, — твердо заявил советник и предложил: — У меня в пистолете четыре его пули. Если фашисты ударят в центр, я одну из них пущу себе в лоб.
— Это мужской разговор, — оживился Дурутти. — Пари есть пари. А если франкисты ударят во фланг, то я должен выстрелить себе в лоб?
— Нет, — поставил свое условие Хаджумар. — Ты обязан будешь забыть о своей интуиции.
— Ха! — удивился комбриг. — Согласен! — Он протянул руку Хаджумару, тот хлопнул по ней ладонью. — Ставь артиллерию куда хочешь.
— Мы это сделаем точно в нужный момент, — заявил советник и углубился в изучение карты.
Как ни прикидывай, карта давала однозначный ответ: положение катастрофическое. Немало ошибок совершено, и очень много времени потрачено на бесполезные споры и дебаты, как защищать Мадрид, надо ли его защищать и где развернуть оборону. И вот результат: выбран отнюдь не лучший вариант обороны, а времени на оборудование новой позиции нет. Надо искать выход в неожиданных тактических ударах. Но не с такими войсками, где расположение артиллерии определяют не соображениями успешной обороны, а престижными мотивами. И разве возможно воздействовать на разум таких, как Педро? Их уже не перевоспитаешь, чересчур обработаны, охвачены жаждой делать только то, что им хочется. А война — это испытание, в котором каждый человек делает то, что требуется для победы. Но бойцов не хватает, и, значит, придется опираться и на анархистов. Надо добиться, чтобы такие, как Гарсиа, Аугусто, эти простые крестьяне, одурманенные лживыми лозунгами о вычурной свободе личности, поняли, что победа не придет без умения воевать. Им надо наглядно показать, как куется успех.
Он рассуждал, а глаза его бегали по карте, выискивая, за что бы зацепиться, хотелось отыскать и использовать любой маломальский шанс, дававший дополнительную возможность для отражения атаки. Уже несколько раз палец его утыкался в мост, находившийся в тылу мятежников. Несколько дней назад он был в руках республиканцев, но уже тогда надо было предусмотреть опасность захвата его франкистами. Но никому в голову не пришло заминировать его, чтобы взорвать при отступлении.
Хаджумар чертыхнулся: будь мост взорван, сколько дней было бы выиграно для организации стойкой обороны. Мысль никак не желала мириться с тем, что он целехонький и помогает врагу. И пришло твердое решение: мост должен быть взорван. Как? Он этого еще не знал, но упрямог твердил себе: мост необходимо разрушить. Но кто это сделает? У бойцов нет такого опыта. Значит, придется идти самому. Нужно, чтобы люди поверили в него, советника, чтобы у него появился костяк бойцов, на которых можно опираться. К тому же это тот случай, та операция, на которой можно научить двух-трех анархистов умению воевать. И Хаджумар кивнул на карту и тихо, чтоб никто из бойцов не услышал, произнес:
— Камарада Дурутти, этот мост очень нужен мятежникам.
— Что ты предлагаешь?
— Надо взорвать его, — заявил советник. — Пойти и взорвать.
— Кто пойдет? — удивился Дурутти. — Там же фашисты. Хотел бы я видеть этого сумасшедшего.
— Я пойду, — сказал Хаджумар и надел на себя берет, повязал шарф на шее. — Ну как?
— Испаньеро! — засмеялся комбриг. — Нет, каталонец!
— Дай мне двух бойцов, — попросил советник.
— Значит, ты всерьез? — посуровел Дурутти и, помедлив, крикнул: — Всем — сюда! — И когда собрались бойцы, сказал: — Кто желает пройтись с камарада советником в тыл мятежников?
— Я, — вышел вперед Педро.
— Нет, — сказал по-испански советник. — Пойдет он, — показал на Аугусто.
— Меня выбрал, — довольный, усмехнулся в лицо Педро Аугусто.
Хаджумар нагнулся к гитаре, поднял ее:
— И этот, что не любит правила.
— Пойдете через два дня, — сурово произнес Дурутти.
— Нет, — не согласился советник.
— Два дня вам хватит на подготовку, — отрезал комбриг. — Это приказ.
— Нет, не через два дня, — заупрямился Хаджумар. — И даже не завтра. Сейчас пойдем… Дорога каждая минута, камарада комбриг. — Тол у вас есть?
— Тол есть, — сказал комбриг.
Лина протянула руку к гитаре, сказала:
— Тол понесут мужчины, а гитару — я.
— Нет, — отрицательно покачал головой Хаджумар. — Вы не пойдете с нами.
— Решили избавиться от меня? — вспыхнула переводчица. — Не выйдет!
— Это опасное дело.
— Я с опасностью свыклась с тринадцати лет, камарада советник.
…Когда Хаджумар, Аугусто, Гарсиа и Лина ушли готовиться к операции, Педро пристал к Дурутти:
— Тебе нужен советник или диверсант?
— Он сам захотел, — ответил комбриг.
— Один шанс из ста, — произнес кто-то из бойцов.
Дурутти проворно повернулся к бойцам:
— Вы понимаете их?
— Кого? — удивился Марио, старый анархист, всю жизнь посвятивший движению.
— Коммунистов? У всех у них — у русских, испанцев, немцев, чехов — есть что-то общее… — Он помолчал, наконец с усилием отогнал посторонние мысли, оглянулся, резко сказал: — Я приказал во всех окнах расставить пулеметы, поставить часовых возле здания…
— Хорошо, — покорно произнес Педро.
— Я сам проверю, — предупредил Дурутти и вошел в комнату.
Педро оглядел бойцов, скомандовал:
— Эй, Антонио, тащи пулемет к этому окну… Ты, Марио, будешь часовым… Марш за здание… — и повалился на кровать.
Катарина подошла поближе к нему, облокотилась на спинку кровати:
— Скажи, почему командир Дурутти? Он самый смелый?
— Заткнись! Тебя не спросили.
— Тебя окопы сделали грубияном… Был у меня Пабло. Такой внимательный! А сколько покупал конфет.
— Каждый услаждает женщину чем может.
— А ты раньше был торговцем?
— Буду… Я всегда мечтал о своем деле. Чтоб магазин был. Чтоб я стоял за прилавком. Чтобы люди мне кланялись…
— Не все тебя ценят… Вот и македонец… Он отказал тебе.
— Ну и черт с ним! Идти в тыл врага — небольшая радость.
— Кого больше боишься: коммунистов или тех? — показала она на окно.
— Победим тех, возьмемся за этих!
— Когда два твоих врага дерутся, лучше в сторонке постоять. Подождать, пока один из них другого… за глотку… И у победителя силы будут на исходе… Тогда и ударить и свалить его можно.
