Кто же был в числе моих просветителей и будущих подельников?
2
Юра Галкин с Петровки, 38. Профессионал экстра-класса и пионер милицейского рэкета в России. У него была обширная агентура, высокая раскрываемость, но не было денег. Наконец, он и два его подчиненных обложили данью Смоленский гастроном, что сегодня является банальной практикой милиции. И полюбили ребята отдыхать в Сочи, не зная прикупа. А прикуп оказался таков: двоих его подчиненных, которые признались в содеянном — расстреляли по приговору Верховного суда СССР. Юра же, который все отрицал, получил "пятнашку". Из зоны он неустанно, несколько лет писал кассационные жалобы во все инстанции. Времена менялись, слабые доказательства рассыпались, как труха. И вот ему уже скащивают пять лет, а по двум отсиженным третям выпускают через два-три месяца после меня. Его бы, возможно, и вообще оправдали, но по делу уже расстреляны люди. Позже мы плодотворно сотрудничали с Юрой в криминальном бизнесе.
Вошел в нашу группу уже упомянутый на этих страницах Кашлюнов Анатолий Георгиевич, имевший к тому времени два высших образования — юридическое и полиграфическое. До отсидки он занимался борьбой с фальшивомонетчиками и подделками дензнаков СССР, и все знал по этой части. Профессор! Тогда он приобретал третье и самое высшее образование — тюремно-лагерное.
Гамшеев Юрий Елизарович, который уже фигурировал на московских страницах этой книги и который пришел в ИТК раньше меня. Пока я тянул следствие и мотался по следственным тюрьмам, его за месяц раскрутили. К моему приходу он уже сидел.
Спрашиваю:
— Юра, а ты-то как подсел? — А у него уровень интеллекта — высочайший. В шахматах он блестящ: я у него ни разу за весь срок не выиграл.
Оказалось, что под его началом ходил в "разгон" сын начальника "БратскГЭСстроя" по фамилии Наймушин. Дали ему десять, а сынку Наймушина семь лет. И они переписывались. Наймушин пишет, что вот-вот трижды герой Леонид Ильич Брежнев будет вручать вторую Золотую Звезду его отцу, Наймушину-старшему, а во время вручения папаша и передаст Генсеку прошение о помиловании.
Забегая вперед, скажу, что сынка помиловали, а Гамшеева как бывшего начальника отдела по борьбе с мошенничеством оставили при своих десяти за то же мошенничество и взятки.
Скажу еще, что все они вошли позже в мою преступную бригаду плюс известный читателю по Бутырской тюрьме Юрий Грейманович Юдкин, который был одним из лучших "наседок" в МВД — психолог, философ, поединщик. Он заикался, когда говорил. Но когда брал в руки гитару и пел Высоцкого или Галича, или садился за пианино — женщины теряли головы и помрачались рассудком. Как?! На десять лет старше меня, лысый, седой — но каков!
Предполагалось, что войдет в нее и Миша Черкасский, единственный жид на зоне. Он имел срок 15 лет.
3
До того Миша был начальником медвытрезвителя в хлебном городе Киеве.
Когда "его бандиты" ходили на дело, он писал их в кондуит находящимися в его ведомстве. Не скупился выписывать штрафные квитки. То есть на вечерний сбор они как по свистку являлись в медвытрезвитель, оттуда — на дело, а утром уже выходили из казенного дома с полным алиби. На местах их боевой славы ошалевшие от хлопот менты снимают отпечатки пальцев. Совпадение полное. Масса улик, их опознают по фотографиям пострадавшие, но — увы и ах! — в эту ночь они де-юре находились под стражей в казенном доме. Так три года вилась веревочка. А однажды, под известной читателю крышей и утратив осторожность по известным причинам психологического характера, они тихо, чтобы не скончался, бьют какого-то профессора вышибают золото. А золото — оно было не то в патефоне, не то в клавесине. Однако профессорская жена, подобно куску мыла, выскользнула из бандитских рук на балкон и закричала так, что тут же всю компанию и изловили с поличным.
Так Миша Черкасский получил пятнадцать лет усиленного режима, так стал числиться у меня в отделе механиком. Голова, философ, психолог.
Учеба наша идет. Срок заключения истекает. И куда же плыть без руля и без ветрил? Но об этой зоне, об этом лагере у меня остались самые хорошие впечатления.
4
Такая вот механика, дамы и господа.
Статья у меня была "звонковая". Условно-досрочное освобождение не светило, а сидеть оставалось уже три месяца. А перед тем, как освободиться — и это потом повторялось — лукавый меня подстрекает к бунту против лагерного начальства: то не так и это не по мне. Может быть, поднадоело инженерить. Может, счел себя крупным юристом, а, может быть, наслушался "радиоголосов".
Может, делать стало совсем уж нечего, но я принялся качать права лагерному начальству по неправильному содержанию осужденных. Стал писать петиции "наверх". Написал начальнику УИТУ СССР о своих претензиях. Лагерное начальство от такой дерзости онемело! А когда отошло, то меня быстренько переводят из механиков в слесаря, потом фабрикуют на меня дело по отказу от работы. Дают мне раз пятнадцать суток ШИЗО. Выпустят — да еще раз ШИЗО. Выпустят еще раз — и в ПКТ. Это обычная их практика. Контора пишет. И полтора месяца чистого времени с краткосрочными выводами на зону я обитаю в карцерах. Сорок пять суток в ПКТ.
А тут выходит Указ Президиума Верховного Совета СССР о гласном административном надзоре. Это весна 1967 года. В мае 68 года мне вешают через суд, как положено, два года надзора, и я освобождаюсь.
Что это значит?
Это значит, что я двадцатишестилетний молодой человек может появляться на вольных улицах лишь с шести часов утра и до восьми часов вечера. Один раз в неделю он обязан отмечать в отделении милиции факт своего присутствия на отведенном для его жизнедеятельности клочке суши. Менты же могут навещать бывшего зека в любое время суток, заглядывать к нему под одеяло, совать свои рабочие органы обоняния куда им заблагорассудится. Мне запрещаются рестораны, вокзалы, аэропорты, т. е. пребывание в местах "массового скопления людей".
Кто не знает, тому впоследствии расскажу подробнее о том, как тяжело уходить из-под надзора, чтобы не загреметь обратно на нары. Достаточно двух пустяковых нарушений правил надзора и — гуляй, Вася: ты нам не показался!
Вот я и думал: куда ж мне двигать с моей справкой об освобождении, на основании которой мне выдадут паспорт и сделают в нем отметку для начальников на воле? Кому я там нужен, кроме терпеливой мамы? Тогда Миша Черкасский и посоветовал мне ехать на Киев.
Он написал мне рекомендательное письмо к евреям города Киева, полагая, что я опытный, отпетый, тертый мошенник, необходимый киевским коллегам для повышения нашего общего благосостояния.
Любой еврей — прирожденный гешефтмахер, ничего ты с ним не поделаешь. И с христианской моралью к нему не подступайся — даже в карточных играх масть, обозначаемая крестом, зовется трефной, т. е. нечистой. Еврей страдает, как грешник в аду, если он не приращивает копейку к копейке в тех обстоятельствах, когда христианину кажется, что в этом особой нужды нет. Но в этой его жидовской одержимости есть своеобразное обаяние цинизма дьявольское обаяние.
5
И вот 1968 год. На мне клеймо — справка об освобождении, а я полон сил и энергии. На кармане — двенадцать рублей ассигнациями. Железнодорожные билеты до Москвы и далее до Киева. Но в обеих столицах мне жить строго воспрещалось законом. Минимум два года гласного административного надзора предписано очередным Указом.
И осел я в маленьком городке Жуляны под Киевом. Многие знают аэропорт Жуляны. Осел с мыслью последовать совету Миши Черкасского и, осмотревшись передислоцироваться в Киев.
Что же значит Киев в моей изуродованной азартом жизни?
6
Людям просвещенным о Киеве известно многое. В этом плане я перед собой не ставлю просветительской задачи. И все же, что бы вы ни знали об этом городе, который зовут матерью городов русских, не могу не сказать: Киевом нельзя пресытиться, как нельзя пресытиться родниковой водой.
Летописи рассказывают, что в 988 или 989 году над Киевом "воссиял свет" Христовой веры — святой киевский князь Владимир признал византийское православие. Как в свое время римский император Константин[33] должен был легализовать христианство и сам стать христианином, поскольку войско его на три четверти состояло из христиан, так и святой Владимир, дружина которого в значительной части своей была из христиан. Но народ держался за старую веру, как это всегда бывает с народом. И из Ростова, где прошло крещение, сбежали два первых епископа, а третьего, Леонтия, чуть не убили горожане. И только четвертому — Исаии — удалось предать огню языческие идолы и, вероятно, не без содействия военной силы. Главный мотив христианской догматики — мотив искупления — был глубоко чужд народам Приднепровья, которые жили в совершенно других хозяйственных и социальных условиях, как я понимаю, чем Священная Римская империя и Византия — это тогдашняя ООН.
