В какой-то момент Рита почувствовала, как он возбужден, и неожиданно затихла, глядя на него изумленными глазами. Оказывается, он все может, когда захочет, и на этот раз не притворяется. Но ей была неприятна сама мысль, что он хочет взять ее силой, и она ударила его кулаком в глаз. Вениамин отшатнулся, настолько сильной и неожиданной была боль. Тогда Рита ударила его ногой в пах. Он буквально взвыл, откатываясь в сторону. Рита мгновенно вскочила и выбежала из кабинета.
Он лежал на полу, тяжело дыша. И снова почувствовал то самое удовлетворение, которое переполняло его, когда он рвал на ней платье, душил ее и держал в своих крепких руках, несмотря на ее сопротивление. Неожиданно Вениамин понял, что именно такое общение с женщинами нравится ему больше всего, только в этом случае он получает настоящее удовольствие.
О случившемся Рита никому не рассказала. А через два месяца она уволилась, перейдя на работу в какой-то кондитерский цех, и Вениамин снова остался один. Еще через несколько месяцев он нашел проститутку, которой заплатил втрое больше обычного. Но с одним условием – она наденет одежду, которую он ей купит, чтобы он мог потом ее разорвать. Молодая женщина была готова на любые условия за те деньги, которые ей платил клиент. В конце концов, у каждого мужчины есть тайные пристрастия и свои причуды. Ей было двадцать пять лет, и она уже знала, что за деньги нужно исполнять прихоти богатых придурков, требовавших иногда абсолютно экзотических забав. Кто-то просил его наказать и даже высечь, кто-то любил сам орудовать ремнем или плетью. Были и такие, кто предпочитал групповуху, а некоторые любили только подсматривать. Она видела много разных мужчин в своей жизни. Если бы проститутка обладала литературным даром, она написала бы самый великий роман о мужской психологии и тайных комплексах, наверняка затмивший исследования Фрейда или Юнга. Но она не обладала таким даром, к тому же понимала, что ей платят не только за услуги, но и за молчание, которое в ее случае ценилось дороже золота.
Но у Вениамина опять ничего не получилось. Женщина старалась изо всех сил. Она истошно кричала, позволяя рвать одежду, имитировала сопротивление, даже била и щипала своего «насильника». Но все это было нарочито-искусственным. Ее крики, ее тело, ее одежда. Вениамин довольно быстро потерял к ней интерес и выгнал из дома. Ему нужна была настоящая женщина, настоящий испуг, настоящее насилие и даже настоящая кровь.
В начале девяносто восьмого умерла от рака мать, а после ее смерти наступили сложные времена. В августе произошел дефолт, и Вениамин потерял почти все свои деньги, которые остались ему от матери. Затем выяснилось, что разорился и Марлен Погосян. Он приезжал к Вениамину, сидел с ним на кухне за бутылкой армянского коньяка и ругал проклятый дефолт и всех, кто его придумал. Через несколько месяцев, продав свою квартиру и свое дело, Погосян уехал в Сирию, забрав с собой Полину и детей.
Вениамин остался совсем один. Это было странное ощущение одиночества, ведь он привык, что рядом всегда мать, Полина, ее дети, даже Марлен, а теперь никого рядом не было, и он сидел вечерами один в пустой квартире. В девяносто девятом Вениамин защитил кандидатскую диссертацию, а вскоре его выдвинули заместителем директора.
Двухтысячный год Вениамин встречал тоже в одиночестве. Ему шел уже тридцать второй год. Он считался перспективным ученым, имел кандидатскую степень, большую квартиру в центре города и даже подержанный «Мерседес», оставленный ему Марленом перед отъездом в Сирию.
Постепенно жизнь налаживалась, экономика снова ожила после дефолта, все менялось к лучшему. Все, кроме его личной жизни, в которой по-прежнему не было ни одной женщины. Сотрудники института, и особенно сотрудницы, воспринимали это как особое целомудрие и аскетичность и относились к нему с особым уважением и вниманием.
На следующий год Вениамина послали с большой делегацией в Киргизию, где проходил научный семинар. В составе группы было восемь человек. Первые два дня он исправно просидел на заседаниях, а затем вдруг вспомнил, что в Бишкеке живет дочь Андрея Андреевича, и решил разыскать ее. Найти женщину оказалось очень сложно, она давно переехала в другой дом и в другой район, но ему это удалось. Сначала Вениамин даже не узнал эту некогда веселую, молодую, красивую женщину. Перед ним стояла старуха в традиционном мусульманском одеянии с потухшими глазами. Казалось, что ей лет шестьдесят или семьдесят, хотя на самом деле не было даже сорока. Тяжелая жизнь последних лет, трагические события в конце восьмидесятых – начале девяностых, развал страны, оторванность от прежней жизни не лучшим образом сказались и на внешнем виде женщины, и на ее судьбе. Обе ее дочери вышли замуж за местных киргизов и ходили теперь в национальной одежде, закутываясь в мусульманские платки, как настоящие сельские жительницы. Он почувствовал дикое разочарование, словно случайно попал в другую эпоху, в другое время.
Из двадцатого века среднеазиатские республики перешли в восемнадцатый, а кое-где и в семнадцатый век. Конечно, появились новые проспекты, новые кварталы, высокие многоэтажные дома, филиалы западных компаний, компьютеры в домах, свои собственные посольства, свои национальные флаги перед зданием ООН, собственные политики и партии. Только вся эта внешняя мишура затрагивала очень небольшой слой людей, стоящих у власти. Уровень жизни большинства людей начал стремительно падать. Десятки тысяч мужчин уезжали на заработки в Россию, рискуя быть обманутыми, обворованными, убитыми и депортированными. Теперь большинство среднеазиатов воспринимались лишь как примитивная дешевая рабочая сила. В селах восстанавливался натуральный обмен, в городах возрождались средневековые обычаи, население повсеместно возвращалось к старым религиозным и родовым обрядам. С огромным усилием местные лидеры продолжали удерживать ситуацию под своим постоянным контролем, но все понимали обреченность их стран и их режимов. Потрясения в среднеазиатских республиках были не просто очевидно прогнозируемыми, но могли выйти далеко за рамки данного региона.
Вениамин ушел из дома дочери Андрея Андреевича с осознанием того, что они совсем чужие друг для друга. У нее в доме он встретил ее соседку Айгюль, которую помнил еще маленькой девочкой. Теперь ей было уже двадцать пять, она превратилась в молодую красивую женщину и работала на центральном телевизионном канале столицы Киргизии. Айгюль тоже сразу узнала в нем молодого сержанта, проходившего здесь службу много лет назад и дарившего ей забавные игрушки, купленные на местном рынке. Вечером они встретились в местном ресторане. А на следующий день произошло то, к чему он давно и целенаправленно шел…
Дронго подошел к дверям и открыл их. На пороге стоял капитан Павленко.
– Извините, – тихо сказал он, – я не хотел вас беспокоить. Но мне нужно вам сообщить, нам передали новый приказ.
– Запретили завтра отправляться в институт, – догадался Дронго.
– Да. Откуда вы знаете? – удивился Павленко.
– У меня только что был вице-губернатор Попов. Он категорически против того, чтобы вы работали в институте.
– Он звонил начальнику УВД, и тот приказал не заниматься институтом, так что завтра туда никто не поедет.
– Идите отдыхать, – улыбнулся Дронго, – и не нужно так переживать. Завтра все обговорим.
Он закрыл дверь и вернулся в комнату. Значит, Попов сначала предупредил начальника УВД, а потом приехал к Дронго. Очевидно, он понимает, что не может приказывать московским экспертам, и поэтому решил лично убедить гостя в бесперспективности завтрашних допросов.
На следующее утро все собрались за завтраком. Полковник был мрачнее обычного.
– Вам уже сообщили? – спросил он, когда Дронго сел за их столик. – Начальник УВД лично приказал не трогать институт, чтобы не травмировать семью погибшей. Так он объяснил мне сегодня утром по телефону.
– Какая глупость! – встрепенулся Казбек Измайлович. – Разве так можно? Он не понимает, что просто мешает нам своими непродуманными распоряжениями.
– Он все понимает, – устало произнес Дронго, – но вице-губернатор – это большая местная власть, с которой начальник УВД обязан считаться.
– Что будем делать? – поинтересовался Гуртуев. – Как работать в таких условиях?
– Нам было важно попытаться установить, каким образом преступник вышел на погибшую Попову. Понятно, что к соседнему дому она подошла сама. Значит, он сумел ей позвонить, следовательно, они были знакомы и договорились о встрече. На мобильник он не стал бы ей звонить, домой – тоже вряд ли. Выходит, был какой-то другой телефон или посредник.
– Думаете, что он звонил в институт, как в случае с Уфой? – заинтересованно спросил Резунов.
– Нет, – ответил Дронго. – Он не повторяется. Институт был нашей единственной ниточкой к убийце, но, возможно, нужно продумать и другие варианты. Если он знал, кто такая Ксения Попова, значит, понимал, что любой звонок в институт вызовет интерес сотрудников. Он мог связаться с ней другим способом.
